– Фокус такой, помнишь? Дедукция, как у Шерлока, – подмигиваю, наблюдая за тем, как она тут же верит в любой бред, что выдает правильно сделанное лицо, – сериалов насмотрелась. Да я же тебе показывала уже. Ты пришла, обильно облитая какими-то духами, с распущенными волосами, на кухню – за такое легко могут уволить. В новых туфлях – явно не на смену, хотя сегодня – твоя. Ну и прочее, – кручу головой, опуская все остальные подробности.
Например, то, что она явно рассказала своему ухажеру о беременности, и он решил ее обеспечивать, видимо, или купив, или сняв отдельное жилье и выдав банковский счет. Девочка уходит в содержанки вместе с ребенком. Только не знает, что ее статус навечно закрепится на уровне второй семьи. А ведь она сейчас думает, что это признак его серьезных намерений. Но…
Мне плевать.
Есть слишком ограниченный круг людей, к которым не подходит это слово. Трое из них мертвы. Двое живы. Остальные – ничто. Ширма для Питера. Живой щит. Как угодно. Да, простите, но люди для меня – бессмысленные мешки костей. Так получилось.
– В общем, я давно хотела тебе рассказать, – Гера нетерпеливо переминается с ноги на ногу, а ее глаза загадочно сияют.
Старательно изображаю интерес, подаваясь вперед и приоткрывая рот. Верит. Господи, ну почему ты такая дура.
– У меня уже давно отношения, – заламывает пальцы, а я прикрываю рот ладонью, – он богат, умопомрачительно красив и в принципе мечта любой девушки, – мысленно хороню прикольные переписки и обмен обувью, – в общем, недавно кое-что произошло, – залетела она, в курсе уже, но округляю глаза, – и он все взял в свои руки, дав мне ключи от квартиры!
Давлю усмешку. То есть то, что он женат, она все таки не знает? Или догадывается, но оправдывает? Сейчас не похоже, что она в принципе понимает, с чем имеет дело. Даже жаль ее немного. Нельзя быть настолько не приспособленной к жизни. Но, с другой стороны, ее ждет безбедная жизнь без забот и работы, так что – почему нет. Как раз для нее.
На самом деле от той работы, что сейчас есть, я сама бы отказалась с радостью. Но… Что может быть еще более незаметным, но способным подтверждать справки по кредиту и ипотеке? Никто не поверит, что пропавшая в семнадцать лет и чудом вернувшаяся в двадцать Роксана Андреевна вдруг просто так купила трехкомнатную квартиру. Конечно, пришлось постараться. Заложить сначала папину квартиру, взять ипотеку на огромный срок. Так же и с кредитом на обучение Пита. Каждый вложенный куда-то рубль приходилось подтверждать. А ведь дохода от подработки переводчиком вполне хватало бы на жизнь нам троим. Но опять же, переводить тексты хоть с китайского или вести личные переговоры на этом языке – большая разница. А я не могла рисковать и светиться хоть где-то. Самая скромная работа. Никаких руководящих позиций. Минимальный контакт с людьми.
Моя сожратая жизнь не стоила будущего Пита.
– А сегодня он сказал, что хочет поговорить, – она чуть ли не верещит от радости, а я мысленно ставлю точку, – я думаю, что он сделает мне предложение.
Конечно. Вернее, поставит свои условия по которым теперь ты будешь жить. Но я улыбаюсь, раскидывая руки и заключая Геру в объятия. Хочется ее ударить, когда дорогое платье соприкасается с моим жирным фартуком. Не знает она цену таких вещей. Плохо аукнется. Нет, не в тряпках дело, просто… Черт, и не знаю, как сказать даже мысленно. Слишком это не мое. Просто нельзя так, вот и все.
– Ты будешь подружкой невесты? – шмыгает носом Гера, а я тут же киваю, гладя ее по волосам.
Я-то в отличие от нее, точно знаю, что никакой свадьбы не будет.
Вибрация проходит по ноге, и я мгновенно выуживаю телефон, прислоняя к уху. Питер. Я не пропускаю от него звонков, он – от меня. Таков уговор.
– Рокс, – голос Пита хриплый, а я поднимаю руку, показывая Гере молчать, – короче, тебе надо приехать.
Медленно выдыхаю, прикрывая глаза. Это случается все чаще. Богатенькие родители – и я с Питом. Вечная война.
– Что случилось? – рассматриваю жирные капли на одежде, где не смог спасти фартук.
Шум, ругань Пита, помехи. И вот противное сиплое дыхание. Закатываю глаза, скрипя зубами.
– Роксана Андреевна, Пётр, – голос сочится ядом, а я представляю, как ее жемчужные бусы обвиваются вокруг шее все туже и туже…
– Вера Павловна, – лед – и ничего больше.
Не собираюсь притворяться с ней. Гера вздрагивает рядом, а люди оборачиваются. Директор задерживает дыхание. О, да. Я знаю, как действует этот голос. Когда кажется, что внутренности примерзают к позвоночнику.
Он у меня от него. Единственное наследие, о котором не жалею. Кроме, может, тринадцати языков.
– Я приеду. Отдайте трубку Петру. Больше не прикасайтесь к его телефону, – отчеканивая слова по слогам, выдаю я.
Снова шорох, а я чувствую, как в голову ударяет опасный пульс. Одергиваю себя, разглядывая витрину «Детского мира». Всегда помогает. Вспоминаю, как первый раз зашли с Питом в такой магазин. Я понятия не имела, что с ним делать. По-моему, он научил меня большему, чем я его.
– Рокс, – Питер кашляет, а мне это совершенно не нравится, – короче, мы поговорили с Маратом касательно наших разногласий по поводу общения с девушками, – выдыхаю, но молчу, – учителя восприняли наши эмоции как агрессию. Так что уже скоро подъедет отец Марата, мать уже за дверями и отец Алены на пороге в качестве моего адвоката. Не хватает тебя.
– Скоро буду, – выдыхаю, потирая переносицу, – вам с Маратом медпомощь оказали?
Питер смеется, а я понимаю, что пора это обсуждать. Два приятеля с завидной регулярностью периодически чешут друг о друга кулаки. Это никак не входит в концепцию «ниже травы, тише воды». Жму на отбой и смотрю на обеспокоенную Геру.
– Ты же на машине? – она кивает, а я виновато улыбаюсь. – Подкинешь?
Гера кивает, пока я бегу на кухню скидывать фартук.
***
Конечно, первое, что я вижу, преодолев дверь учительской, это причитающую Веру Павловну, нарезающую круги вокруг матери Марата, прижимая к силиконовой груди сына. Парню явно неудобно, но избавиться от всесильной родительской любви симпатичный брюнет восточной наружности не может. Еще бы, такой мастерский захват. Лишнее движение, и он или задохнется, или его сонная артерия аккурат будет перерезана острым маникюром мамаши. При всем желании не могу вспомнить имя натянутой силиконовой блондинки. Следов серьезных повреждений на парне не замечаю. Пара синяков, царапина, слегка распухший нос. Вполне мирно, поэтому тут же перевожу взгляд на Питера.
Желание повторить жест силиконовой мамаши взлетает где-то внутри, но тут же давлю его. Губа Пита разбита. Он сидит на стуле и потирает кисть. Судя по всему, вывихнул, неправильно бил. Вижу окровавленные костяшки и доходит – в стену долбил? Угрожал, значит? А этот дьяволенок виновато улыбается. Ограничиваюсь тем, то подхожу, хлопнув по плечу.
– Как ты? – смотрю в глаза.
Не сможет соврать.
– Все ок, Рокс, – киваю на руку, – ну, это ерунда.
Это и правда мелочи. Но не когда ты на пороге совершеннолетия, Пит. Естественно, этого я вслух не скажу. То, что все руки и ноги нужны целыми. Обсудим дома, не здесь. Клуши испепеляют меня взглядом, а я падаю рядом с Питом в ожидании тяжелой артиллерии.
– Вера Павловна, сколько можно это терпеть, – причитает кукла не первой свежести, а Питер закатывает глаза, – мой Маратик сегодня, а завтра кто?
– Мам, – Маратик вновь пытается выбраться, активно жестикулируя, – все в порядке. Я упал, Петьку за собой потянул. А химичке привиделось.
Ценю твой широкий жест, парень, но я тут буду защищать только одного ребенка. К тебе сейчас армия привалит, а у него никого, кроме меня нет.
– Вера Павловна, у меня нет оснований не доверять Петру и тем более Марату, – откидываюсь на спинку стула, – а вот учитель химии, которого упомянул Марат, кажется, девушка двадцати пяти лет от роду, чья голова забита непонятно чем.
– Вот и я говорю, до тридцати лет детей воспитывать нельзя! – сверкает в мою сторону мамаша Марата, намекая на мой возраст, а я усмехаюсь.
