— Ну ладно, чего ты хочешь? — спросила она.

— Небольшого уединения. Я хотел бы принять гостя где-нибудь подальше от Асгарда. Без любопытных глаз асов или ванов.

Она наклонила голову, надув очень полные, красные губы.

— И кто же этот таинственный гость?

— Всему свое время, красавица. А теперь, что ты хочешь за это?

Она наклонилась вперед, так близко, что я почувствовал запах ее духов. Это была пьянящая смесь цветочной сладости и жгучего запаха экзотических специй, аромат, который я всегда ассоциировал с необузданным честолюбием.

— Я поговорю с Хель, — сказал я. — Если ты дашь мне где-нибудь тихое, уединенное место на три дня, то я заставлю Хель выйти замуж за одного из ее поклонников.

Глаза Ангрбоды расширились.

— И ты это сделаешь?

Я понятия не имел, возможно ли такое вообще. Хель, похоже, унаследовала худшие качества и от Ангрбоды, и от меня, если попросить ее повернуть налево, она побежит направо просто назло. Но брак, вероятно, пойдет на пользу моей дочери. Во всяком случае, он не мог сделать ее еще более мрачной. И, честно говоря, меня не очень заботило, смогу ли я выполнить свою часть сделки. Я получу золотые яблоки для своей новой семьи, а потом разберусь с последствиями.

— Конечно, я так и сделаю, — сказал я, пожимая плечами и переставляя ноги, чтобы сделать свою эрекцию еще более заметной. Когда платье Ангрбоды оказалось расстегнуто почти до пояса, мое возбуждение перестало быть полностью иллюзией.

— Это первая склонность к отцовству, которую ты когда-либо проявлял, — сказал Ангрбода.

Это тоже задело меня, хотя я старался продолжать улыбаться. Я попытался вспомнить детство Хель. Она была прекрасна, так душераздирающе прекрасна, даже когда была ребенком. И ее магия была невероятной. Я вспомнил, как укреплял стены детской, чтобы она не могла их разрушить, но все остальное было лишь размытым пятном слуг, а также резкие требования Ангрбоды убраться отсюда к чертовой матери, пока не пришел кто-то важный.

Разве я когда-нибудь укачивал свою дочь, чтобы она уснула? Разве я когда-нибудь менял ей подгузник?

Разве я когда-нибудь менял кому-нибудь подгузник, если уж на то пошло?

Ангрбода поставила бокал на стол. Ее щеки пылали я догадался, что она действительно пила ледяное вино. Наверное, это означало, что она мне доверяет. Или, по крайней мере, она доверяла мне в пределах своего дворца.

— Прекрасно, — сказала она. Встала и протянула мне руку, которую я пожал. Она потянула меня и поставила на ноги, засунув руку между моих ног, когда ее одежда испарилась.

— Сейчас. Заставь меня кончить, Кузнец лжи.

Я сделал, как она сказала.

Я мог бы сказать, что мне это не понравилось, но это было бы ложью.

Ангрбода пообещала мне три дня уединения в крошечном домике возле одного из яблоневых садов Йотунхейма. Конечно, такое предложение сопровождалось множеством условий, включая мое обещание убедить Хель выйти замуж за жениха по выбору Ангрбоды. Кроме того, Ангрбода объявила, что мои три дня уединения начались немедленно. На четвертый день, как она небрежно сообщила мне, она прикажет своим охранникам убить всех нарушителей.

У меня оставалось очень мало времени, чтобы соблазнить Идунну.

Поэтому я сразу же приступил к делу… с четырьмя бутылям меда и с долгой беседой у камина. Я быстро обнаружил, что Идунна была, без сомнения, самым скучным асом в Асгарде. Казалось, у нее не было никаких других интересов, кроме охраны яблок и рукоделия. За эти несколько дней я узнал о рукоделии больше, чем кто-либо имеет право знать, и все это время я кивал, улыбался и вел себя так, словно ловил каждое слово, слетавшее с ее поджатых губ.

Когда второй день подошел к концу, я коснулся Идунны. Сначала легкое дружеское объятие в знак приветствия, а затем мгновение, когда моя рука задержалась на ее руке, заставив ее заикаться и краснеть. Я подождал, пока ее спутницы выйдут из-за стола, прежде чем пригласить ее на ужин. Она уже поела, но была рада моему обществу и, похоже, даже не заметила, что я ничего не ел. Я следил за тем, чтобы ее кувшин оставался полным, наблюдал за розовым румянцем, который полз по ее груди и щекам, и улыбался всему, что она говорила.

После трех часов медовухи и мучительно односторонней, сосредоточенной на рукоделии беседы факелы вдоль стен почти догорели, и Вал-Холл стал почти пуст. Я небрежно провел пальцами по запястью Идунны, будто сам того не замечая. Ее голос дрогнул. Я чувствовал запах ее возбуждения сквозь аромат свечей.

— Знаешь, Идунна, — сказал я, заметив ее раскрасневшиеся щеки и приоткрытые губы, — я помню яблоневую рощу на Йотунхейме, когда был ребенком.

— Ну и что? — Она наклонилась вперед. Конечно, яблоки заинтересуют Идунну. Да и вряд ли что-то еще могло помочь.

Я наклонился ближе, будто то, что должен был сказать дальше, было тайной.

— Они были великолепны, эти яблоки из того сада. Такие полные и круглые, раскрасневшиеся от багрянца и жаждущие, чтобы их сорвали.

Мое дыхание прошлось по плоти ее шеи, и ее дыхание стало прерывистым. Она извивалась в своем кресле.

— И… что с того? — спросила она.

— Ммм, да. — Я позволил своему мурлыканью коснуться ее кожи, прежде чем откинуться назад, чтобы снова наполнить ее кувшин. Когда я осмелился бросить взгляд на шкатулку из ясени, стоявшую рядом с ней, то заметил крошечную трещину, зияющую между его тяжелой крышкой и твердым телом. Волнение поднялось в моей груди, заставляя огонь в камине подпрыгнуть к потолку.

— Если бы ты только могла попробовать их, моя милая Идунна. Эта твердая, бледная плоть на твоих губах…

Моя рука опустилась под стол и легонько, почти случайно, коснулась внешней стороны бедра Идунны. Она резко вдохнула, когда ее тело напряглось. Я отстранился и поднес руку к пустому кувшину Идунны, которую снова наполнил из большого кувшина на нашем столе. Она смотрела на меня с мрачным, голодным выражением на лице, и ее бедра постоянно двигались, будто ей было неудобно. Мои пальцы задержались на ее руке, когда я протянул Идунне ее кувшин. Она сделала большой глоток. Ее темные глаза блестели, а зрачки расширились. Запах ее возбуждения тяжело повис в воздухе между нами.

— Я бы с удовольствием когда-нибудь отвел тебя туда, — прошептал я, — если это может тебя заинтересовать.

Она со звоном поставила кувшин на стол.

— Сейчас, — выдохнула она.

Я откинулся назад, не сводя глаз с ее раскрасневшихся щек.

— Прямо сейчас? О, я даже не знаю. Уже немного поздно, не так ли?

Что-то сжало мое бедро. Я опустил глаза и увидел пальцы Идунны, обхватившие мою ногу. Темная щель между крышкой и основанием ее деревянной шкатулки расширилась на волосок.

— Сейчас, — сказала она. — Я бы хотела посмотреть на эти… яблоки. — Ее щеки стали почти такими же темными, как и глаза.

Огонь в камине снова вспыхнул. Я действительно не должен был наслаждаться этим, но, да помогут мне звезды, я был счастлив.

— Ну, моя милая, если ты действительно не хочешь ждать…

Она сделала еще один долгий глоток из кувшина, будто собираясь подкрепиться, а затем неуверенно поднялась на ноги. Я встал и предложил ей руку.

— О, ты можешь взять свои яблоки, — добавил я, будто такая мысль только что пришла мне в голову. — Так что сможешь сравнить их, знаешь ли.

Она хихикнула. Я никогда раньше не слышал, чтобы Идунна хихикала. Очевидно, мед и мои ослепительные улыбки подействовали.

— О, я везде беру с собой яблоки! — воскликнула Идунна.

Она наклонилась, чтобы взять шкатулку из ясени, а затем прижалась к моей руке. Я сомневался, что в Вал-Холле кто-то еще бодрствует. На всякий случай я погасил факелы, пока мы шли по коридорам. Я также шепотом описывал сочные, круглые, сладкие яблоки на Йотунхейме, и как я любил зарываться в них лицом, высасывая и слизывая их сок, пока он не стекал по моему подбородку.

По-моему, я даже не заметил, как погасли факелы.