— За твою помощь, — серьезно благодарю еще раз. Обида на Ремана еще теплится, но за эти дни я так устала, что нет никаких душевных сил накручивать себя и разбирать сейчас нашу с бывшим приятелем беседу. Я подношу полную почти по края рюмку к губам и медленно тяну жидкость. Она, обжигающе холодная, прокатывается по пищеводу колодезной водой, а потом разгорается пожаром. В голове сначала все путается, потом через сладость внезапно прорываются яркие кислые нотки — и вся неразбериха внутри меня постепенно упорядочивается. Именно так и действует настойка на красной, как кровь и как огонь Флеймов, релле. Эта ягода, собранная в первые холода, правильно обработанная и выдержанная нужное количество времени, — природный стимулятор и энергетик. Настойка на ней краткосрочно пьянит, но не тормозит мыслительный процесс и не вызывает похмелья. Процесс приготовления такой настойки непрост и доступен не каждому зельеделу, только тем, кто посвятил себя именно настоям и готовил их не одну сотню раз. Я лично ее готовила всего лишь восемнадцать раз, и только два из них вышли именно такими, как надо.
— Теперь лепешку, — слышу совет, когда немного прихожу в себя и ставлю на стол пустую рюмочку. Ктена подвигает ко мне блюдо. Я складываю слой за слоем — лепешку, кусочек мяса, ломтик баклажана, хрустящий, слегка опаленный салат — и макаю получившуюся трубочку в медового цвета соус с вкраплениями мелкорубленых орехов и круглых крошечных зерен горчицы.
— Вижу умельца, — смеется Ктена, потягивая сквозь полую деревянную трубочку лимонад, ослепительно-желтый с фиолетовыми искрами мяты и базилика.
— Вкусно-то как, — закончив пережевывать, делюсь впечатлениями. Вторая доза настойки сперва не оказывает какого-либо воздействия. Она сладкая и мягкая, почти нежная, и не кажется холодной. Я выдыхаю спокойно и даже размеренно, а потом понимаю, что по щекам текут слезы. Это так неожиданно, что мне сложно определить, почему они бегут. Перед глазами проносится полдюжины прочитанных мной книг и статей о красной релле и ее влиянии, но беспокоюсь я зря.
— Ничего страшного, — убеждает меня Ктена и протягивает салфетку. — Это невыплаканные слезы. Такие, когда мы внезапно решаем, что рыдать сейчас не ко времени, и гасим порыв. А они есть и копятся, копятся, давят, мешают четко думать и смотреть вперед. Так что пусть текут…
— Сколько плакала ты? — задаю может и бестактный вопрос, но мне интересно. Да и нужно чем-то себя отвлечь от капающей со щек на ладони и салфетку влаги.
— Почти час, — Ктена чертит дорожки на запотевшем стакане и не смотрит мне в глаза. — Я уже устала и заскучала, а они все текли и текли…
— Я могу спросить, из-за чего?
Она зарывается пальцами в свои рыжие крупные кудри и перебирает их. Молчание слегка затягивается. Но вот Ктена решительно опирается локтями об стол и кладет подбородок на скрещенные руки:
— В принципе, ничего кошмарного в моей истории нет, и надо бы оставить ее в прошлом…
— Но только начинаешь вспоминать, как на сердце возникает тяжесть?.. — продолжаю я, Ктена согласно кивает:
— И даже похвастаться нечем. Плач мой был не из-за несчастной любви. Никаких нечестных мужей, неудачных сделок, смертей. Только разочарования много и обмана. А сердиться на этих людей толком не получается… Они утверждают, что хотели как лучше.
— Это ты о своих родителях? — предполагаю и попадаю в точку.
— Увы, да… С чего бы начать? — она в раздумьях жует соломинку. — Ты, главное, ешь, не такая это и драматичная история.
Под внимательным взглядом я цепляю длинный пирожок и демонстративно откусываю. Внутри выпечка неожиданно все еще горячая, соленый сыр тонкими паутинками тянется, не рвется, и безумно вкусный.
— В Фениксе я оказалась случайно, хотя о самих землях Флеймов слышала множество историй с самого детства. Мои предки сбежали отсюда…
— Сбежали? — это слово повисает в воздухе. Мне кажется, я ослышалась, но Ктена пожимает плечами, дескать, именно это она и сказала.
— Есть у меня знакомый из архивов Флеймов, он мне так и объяснил, что стало с теми местами после того, как мои предки переселились в другие земли и прихватили с собой всю свою казну и казну того города, которым управляли, — она хмыкает. — Это я о Фишерской заставе. А ведь это поселение сейчас могло бы быть хорошим торговым центром. Если бы у него не отобрали возможность развиваться…
— Так ты аристократка… — тяну я вслух, а сама судорожно вспоминаю хроники. Кто там был такой умный и на руку нечистый? И ведь ни грамма неправды не сказала моя новая знакомая. Фишерская застава непопулярна среди торговцев именно тем, что она мелкая, бедная и непривлекательная. Поэтому все торговые пути в итоге идут через земли Фьюринов и Манияров. А ведь наша застава удобнее расположена. Но средств, чтобы сделать ее привлекательной сейчас, нужно в сотню раз больше, чем можно было потратить несколько поколений назад.
— Была когда-то. Из числа благородных в землях Флеймов наш род исключили, а вот там, куда моя семья переехала, никто таких аристократов видеть не хотел. Одного не отнять: мы в десятке богатых семей земель Манияров.
Такое означает лишь то, что сидящая передо мной девушка очень богата. Я всегда хотела для своих земель благосостояния, но достигнуть уровня наших вторых соседей настолько нелегко, что кружится голова. Недра их земель как раз богаты на различные ископаемые. Кто-то скажет, что ресурсная экономика это бич и такая система не вечна, но Манияры пока справляются.
— Так что я обычная богатая девушка из столицы с приличной школой и приличной академией управления за душой. Даже слишком приличной. Родители настояли и на самом заведении, и на круге моих знакомств. Но я не особо переживала, потому что все предложенное ими вполне подходило мне. Наверное, первый конфликт у нас случился, когда я окончила академию и хотела сразу приступить к работе. Мама тогда предложила мне несколько лет насладиться жизнью без рабочих будней, посмотреть на людей. Я начала сопротивляться, но в итоге махнула рукой. Ведь полгода-год это не так страшно…
— Почему бы и нет? — мои слезы начинают заканчиваться, глаза немилосердно жжет, да так, что приходится закапывать их специальным увлажняющим зельем. Оно давно валяется у меня в сумке, потому что температура в лабораториях может быть разной, как и испарения от котлов. А хороший зельедел всегда носит с собой множество зелий.
— И я так думала… Вот только когда вернулась, оказалось, что большая часть моих контактов потеряна. Знакомые отдалились, у многих появились другие интересы, связи, которые были созданы в период учебы, тоже стали бесполезными. А ведь я собиралась открыть свой ресторан!
— Сильно расстроилась?
— Еще бы! Кое-кто из моих сокурсников уже вовсю бился в этой жизни. Даже маленький собственный магазинчик на меня производил большее впечатление, чем мой заваленный карманными деньгами секретер. Родители, конечно, предложили мне работу…
— Семейный бизнес?
Между тем мои слезы окончательно высыхают. Настроение поднимается до максимума, оптимизм бьет ключом. Организм сообщает, что эмоциональный всплеск прошел и силы потрачены, так что теперь его нужно продолжать кормить. Крошечные пирожки, начиненные рублеными овощами, подходят для этого как нельзя лучше. Удобно брать, внутри мягкая начинка и тесто, и сложно чем-то подавиться, заслушавшись.
— Да, горнодобывающий, — Ктена широким жестом хозяйки отодвигает опустевшие тарелки и ставит передо мной полные. — Но я отказалась, мне действительно хотелось создать что-то свое и нести радость людям. В общем, нашла я чудное место под мое заведение. Конечно, помещение было занято, но действительно объединяло в себе многое, что я хотела бы видеть в своем ресторане. Просторный холл, широкая кухня, отличная вытяжка. Расположено оно было на углу здания между спальным районом и туристическим центром. Неделю спустя мне повезло узнать, что место выставлено на продажу. Дальше все было как в сказке. Я набрала персонал очень быстро. Мне удалось переманить к себе невероятного повара, поставщики едва ли не сами напрашивались работать со мной. Вскоре вокруг меня образовалась новая компания. А столики в моем заведении никогда не были пусты. Понятное дело, что моя фамилия играла в этом всем не последнюю роль. Ничего страшного в этом не было…
