Нищие – бич всякого города. В Риме этого сброда более чем много. Кроме своих нищих множество пришлых из сел и деревень, тогда как городские жители в села за милостыней не ходят. Кроме лиц, явившихся в город для сбора подаяний, есть многие, кои приходят сюда надеясь получить работу, но не найдя таковой, вынуждены кормиться милостыней. В городах нищенствовать, надо полагать, выгоднее, ибо тут состоятельных людей больше, кои подавать способны круглый год, особенно в дни общей раздачи милостыни. Ко всему следует добавить, что в городах подают деньгами, что нищие особенно ценят, да и скопление люда бывает чаще вследствие базарных дней и множеств церковных празднеств.

По дороге к рынку и на самом рынке нищих видишь повсюду. Сегодня возвращаясь с рынок с корзинами овощей, меня привел в ужас звон колокольчиков, скрежет трещоток, гул рогов – прямо навстречу мне шла толпа прокаженных. Завидев их, все всегда разбегаются, собирая своих свиней, кур, овец и ослов, запирают окна и осеняют себя крестным знамением. Одни из отмеченных Богом еще могли передвигаться сами, другие не имея одной ноги опирались на костыль, третьи волочат отгнивающие ноги, опираясь на дощечки-костыли. Все перевязанные грязными тряпками, замотанные и укутанные в грязные лоскутья и вороха. В сопровождении мух, источая вонь гниющей плоти, они медленно прошли по моей улице распугав всех, даже нищих.

Сегодня на ночь я решил зайти к Гертруде, коя отдается за деньги, принимая посетителей у себя дома. Обладать ее молочного цвета телом могут лишь те мужчины, у коих никогда не перестает звенеть в кошеле. Услуги сей куртизанки не дешевы, но от нее всегда я уходил довольный. Ныне проституция попускается папой Иоанном XV, но вот при Иоанне XIII они должны были носить особого цвета наряды, что, впрочем, ими не выполнялось.

В Гертруде мне больше всего нравится ее красивое лицо, кое походит на лик ангела, а также ее груди, кои немного приподняты, в меру полны, удержаны, но не втянуты, способные не висеть уныло, оскорбительно болтаясь маятником, но дерзко колыхаться, жаля взор сосцами. Иные места вожделения не столь узки, что туда не просунуть и мизинца, но и не столь широки, чтобы болтаться там как гороху в решете. В движениях особа сия грамотна, что знает, следует ли покручивать задом или же позволить орудовать мне самому. Между ножек ее пещерка густо поросшая волосами и колючая, подобно розе, кою Творец окружил колкой оградой.

Папа Иоанн содрогнул наши сердца, заставил очи наши изливать влагу, души трепетать восторгом. Святейший отец, коего возвращения ожидали мы оформленным в роскошь и помпу, вернулся облаченным в старые лохмотья нищего. Проделав путь до церкви Святого Петра, папа опустился на колени, осенил себя крестным знамением и простерся ниц. Все присутствующие были так тронуты святостью папы, что рыдания оглушили воздух Рима. Когда Иоанн поднялся, к нему подошел сам Кресченций и опустился перед ним на колени в покаянии. Как только рука папы коснулась чела патриция, мы разразились ликующими возгласами.

Во время торжественно мессы, кардинал Альберон, галл по происхождению, предположил моему господину Сколари:

«Возможно теперь папа признает нечестивость своего правления и ошибки им свершенные».

Мой господин ответил так:

«Вы слишком мало знаете Ватикан, ибо недавно здесь. Уверяю вас, что скорее Луара примется омывать луга Калабрии, а стремительный Тибр – поля Испании; скорее Этна извергнет глыбы льда, а на болотах взрастут розы, чем Ватикан признает хоть одну из своих ошибок. Такого не было за всю историю его».

Как я понял, в национальной партии все как один расценили поступок папы, как попытку всех одурачить. Уже после мессы я лично слышал слова Иоанна XV епископу Адальо. Епископ сказал папе:

«Ваше Святейшество, уверяю вас, что Джованни Кресченций, милостью Божьей патриций славного града Рима, муж благородных нравов и с ними сообразует свои поступки. Несомненно, что он нанес Вашему Святейшеству оскорбление, будучи искушенным Дьяволом».

Папа ответил словами, кои доказали, что в примирении не было искренности:

«Мы не желаем рассуждать, в каких случаях извинительна подлость. Мы не желаем общества врагов, ибо, если и сделаешь им благо, извратят они его во зло. Мы постараемся повлиять на императрицу, дабы право зваться и быть патрицием было отнято из рук Кресченция, ибо мы убеждены, что достоин потерять право тот, кто им злоупотребляет».

Из сих событий следует, что надлежит нам ожидать событий страшных и тишина ныне мнимая, коей не следует доверять. С папой пришла весть и о скором прибытии в Рим императрицы Феофано с архиепископом Реймса Арнульфом, для коего Ее Императорское Величество желает из рук понтифика получить палий, что есть символ полноты власти в своей епархии. Мы весьма рады, что именно палий является причиной приезда императрицы. Послы заверили римлян, что явится Феофано со своим двором, а не с войском.

Ныне Господь убрал солнце и на время сделалась тьма. Мы были в дичайшем ужасе, носились в паническом страхе и визжали оглушительно. Знамение застало меня на рынке. Все бывшие на улицах впали в такой ужас, что носились сбивая друг друга с ног и вопили: «Господи, помилуй!» За неимением слов, кои стали бы выразителями испытуемого в то мгновение ужаса, я укажу лишь на то, что от страха лишился я чувств. Очнулся я когда Господь, вняв нашим крикам о милосердии, не уничтожил нас ранее 1000 года, но убрал перст Свой с солнца, и свет вновь озарил человечество. Очнулся я в большом кувшине, из коего выбравшись наружу, увидел все вокруг себя в разрухе. Умерших от страха, затоптанных, удавленных в давках было многое множество на всех узких улочках и, особенно на площадях и на рынке, где народа всегда много. Бредя домой, я дал обет пуститься в паломничество на покаяние к святым местам, как уже бывало.

Вечером сего дня толпа растерзала некоего кудесника и астронома, испанца, убеждавшего всех, что сие знамение – «небесный танец» и его нечего бояться. Темный человек. Ибо даже дети знают, что небеса не могут танцевать. Немыслимо, чтобы небеса, на коих восседает Святая Троица и воздвигнуто Царство Божье, пустились в пляс! Солнце без сомнения загородил перстом Господь, дабы не забывали мы мощь Создателя и великие Его возможности. За разъяснениями о затмении я обратился к господину моему кардиналу, коего нашел в совершенном спокойствии после случившегося, нисколько не напуганного им.

«Сын мой, ежегодно в мире случается, что подвижное становится неподвижным, а неподвижное движется, и причиной этому ничто иное, как доброта Всевышнего. С самого начала по божественному усмотрению доброго Создателя, среди стихий являются вещие чудеса и необычайные знаки, и для мудрейших из людей это божественное предзнаменование, кое внушает и надежду и ужас. Но ведь и Антихрист способен на те же знаки, ибо в отпущенное его власти время сделает он так, что с неба сойдут ужасный огонь, деревья внезапно начнут цвести и расти, море будет волноваться и внезапно успокаиваться, природа будет меняться на разные лады, воды потекут против течения и ветры будут бушевать. Как же можем определить мы и по случившемуся знамению, кем оно послано, ежели и Бог и Дьявол одинаково способны на это?»

Я пришел к кардиналу развеять сомнения, но ушел еще более сомневающимся.

Этой ночью я не имею сил уснуть, ибо память ворачивает взоры мои в годы Великого голода. Да, мне необходимо совершить паломничество, ибо грехи подточили поникший цветок души моей. В кромешной тьме у жизни на краю, по гибельной тропе иду я ныне. Иду вслепую.

Свершителем стольких грехов сделался я, что было бы разумнее не приподнимать завесы, каковою они сокрыты. Но все же решил я всего себя открыть без утайки взорам потомков, ибо даже содеянные мною злодеяния, должны быть известны. Иное же вспоминать вовсе тяжело для души, хотя и не почитаю я за грех поедание мяса человеческого. Но сделаю я усилия над собой и опишу события Великого голода из любви ко всякой истине и во имя Того, кто некогда открыл уста Захарии. Пусть же и мои уста Он откроет, и пусть снимет оковы с языка моего, дабы события тех страшных лет уверенно и надлежащим образом заняли свое место в истории.