— Мисс… Доусон… они посадят меня в тюрьму? — он ждал ответа и смотрел ей прямо в глаза.

Щеки ее горели, она глубоко дышала, пытаясь подобрать правильные слова и заглушая собственное сердце. Позже, позже, она подумает об этом позже.

— Если бы я могла что-то сделать… — голос сорвался и мысль повисла где-то в глотке.

— Но вы можете?

Сбежать отсюда все равно, что подписать себе смертный приговор. Но, если смотреть шире, он уже подписал. Вернее, это сделали за него. Но он не должен больше страдать от чужой жестокости. Иззи смотрела в блокнот, будто пытаясь найти в нем ответ. Всю ночь она листала отсканированные страницы, журналы, диссертации десятилетней давности — тщетно. В них были описаны случаи страшных экспериментов над солдатами, и она отказывалась верить в такую безжалостность, но пример подобных действий сидел напротив и ждал ответа.

— Я не уверена, но… это последнее, что я могу сделать.

========== Chapter 3 ==========

Доусон вернулась в свою квартиру. Отодвинула мебель в гостиной от белых стен, сняла картины и фотографии, от которых в старой побелке читались чистые белые квадраты и прямоугольники, вывернула все светильники на освобожденную стену — все ради освобождения пространства. Квартиру она снимала совсем маленькую, ибо большую часть времени проводила вне дома и ей одной много пространства не требовалось.

Доусон взяла черный маркер и стала выводить слова прямо на стене, держа в левой руке блокнот, который выпускала из рук разве что ночью, но даже во сне мысли о самом странном пленнике, какой только попадался за все время практики, если вообще не за всю историю науки психологии, не отпускали, цепляясь за все, до чего могли дотянуться. Она могла бы сказаться одержимой загадкой Барнса. Одержимой им самим. Сама Иззи уже слабо разбиралась, была ли это в самом деле одержимость или столь привычное любопытство вперемешку с тягой докопаться до истины и с желанием помочь ему. Вытащить.

Листы, с оставленными на них пятнами потекших чернил, капель кофе или чая, потрепанные или рваные уголки некоторых из них, когда Иззи особенно нервничала, путаясь в собственных мыслях, из-под черного маркера переносились со страниц прямо на белую стену квартиры. Важные слова отыскивались, те, которые только сейчас показались ей важными и, если бы кто-то спросил, чем ее зацепили такие как «задание», «сны», «память», «мороз» — Доусон не смогла бы дать однозначного ответа. Она лишь чувствовала, что ей нужно больше пространства.

Руки дрожали, сердце бешено колотилось, ноги подкашивались, но она старательно переносила детали, обрывки, знаки на стену, создавая несуществующее созвездие, которое должно было дать ей ответ. Должно.

Исписанные листки, сложенные между уже заполненных страниц, заметки на клейкой ленте сыпались на пол, словно лепестки.

Когда заполненные страницы закончились, Иззи опустила руки. Она сделала шаг назад, выхватывая глазами каждую букву, слово, фразу, написанные то крупно, то мелко, то ровно, то скачущими по гладкой стене буквами. Еще шаг, шаг, шаг. До тех пор, пока она не уперлась в стену напротив той, что была заполнена черным.

Заходящее солнце брызнуло последними лучами на стену, делая и без того антрацитовые буквы еще контрастнее белой краске.

Глаза Доусон бегали с одной строчки до другой.

«Он не помнит своего прошлого.

Но стал вспоминать, стоило услышать слова, отсылавшие его в прошлое.

Слова.

Имя.

Прозвище, которое дал ему друг детства.

Друг, спасший ему жизнь.

Все имевшееся у него связано с холодом, морозом, заморозкой.

Стив Роджерс, его друг, провел в заморозке семьдесят лет. Но не Барнс.

Иззи, подумай, почему он не стал старше Стива.

Профессор Мелвилл.»

Иззи шептала самой себе, пока ливень за окном усиливался, проговаривала одними губами. Она устала, а накатившая тревожность лишь усиливалась, кровь в венах стала горячее, и казалось сердце ее вот-вот разорвется в клочья.

«Я думала он сам выстроил эту неприступную стену в своем сознании.

Барнс лишь сломленный человек.

Холод.

Слова.»

Блокнот выпал из рук, маркер — следом, укатился в неизвестном направлении. Иззи осела на пол и тяжело выдохнула, беспомощно прикрыла веки, прижавшись спиной к холодной стене. Она уже было думала сдаться, но бесконечный поток в голове лишь усилился и ей оставалось только поддаться ему.

«Вы очень любопытны, мисс Доусон.

Как далеко вы способны зайти?

Вы хотите любым способом выяснить, что происходит с вашим… пациентом?

Что с ним уже произошло.

Тогда вам следует взглянуть на это.

Что в ней?

Увидите.»

Глаза Иззи распахнулись, она рывком вернула себя в стоячее положение — Конечно! — воскликнула она и даже не взглянув больше на стену кинулась в прихожую, где оставила книгу, что дал ей аспирант в кафе. Она была довольно старая, годов семидесятых — страницы пожелтели, но судя по общему состоянию книги нельзя сказать, что она пользовалась большим спросом.

Иззи пробежалась по оглавлению, алфавитному указателю и стала листать блок с иллюстрациями и фотографиями, многие из которых показывали жуткие картинки, многие хоть и были смазаны, но не составляло труда понять, что на них изображено. И внезапно из оставленных без внимания страниц выпал сложенный вдвое листок. Иззи захлопнула книгу и опустилась, чтобы поднять его.

«Как далеко вы способны зайти?

… стал вспоминать, стоило услышать слова…

Прошлое.

Слова.

Имя.

Слова.»

Иззи охнула, словно в испуге, и вскочила. Вернулась в гостиную. Из окна виднелась магистральная дорога, заполненная машинами. Доусон выбежала из квартиры, оставив ключи от машины на том же месте, куда небрежно кинула, вбегая часом раннее.

Спустившись в гараж Иззи стянула старое клетчатое одеяло и белесый свет фонарей с улицы высветил мотоцикл.

******

Прозвучал короткий сигнал — Иззи замерла на пороге.

Она могла бы отступить, ведь блокировка еще не сработала, и вернуться домой, но что-то толкало ее вперед по длинным коридорам отсека лечебницы, выделенного под особые случаи, как их называл госсекретарь Росс. Блок с наступлением темноты стал совсем безлюдным.

Клетка Барнса имеет собственный источник питания, кода от которого у нее не было. Так себе ее план, подумала Иззи. Впереди показался знакомый ей охранник. Ноги Иззи подкашивались от страха, но долгие месяцы, перевалившие в год работ с психопатами, научили ее сохранять напускную твердость, ничем не выдавать внутреннее волнение. Лишь иногда ее подводил тремор в руках, но она сдерживала его, сжимая в руках папку или ручку так, что костяшки пальцев белели. Мужчина в специальной униформе — и с электрошокером на ремне брюк — лишь устало кивнул Доусон и пошел своим ходом.

Иззи несколько раз оставалась в здании допоздна, возвращалась за документами или же по просьбе Росса и это спасало ее в данный момент — лишних вопросов не возникало. Хотя ее внешний вид в самом деле мог бы вызвать парочку — промокшая под ливнем до нитки Доусон отчего-то приехала не на машине, как всегда, но явно спешила, раз решила воспользоваться мотоциклом, который свободно проходил между вереницами автомобилей, автобусов и грузовых фургонов в пробках на выезде из города.

Только волосы ее оставались сухими благодаря шлему, если бы не внезапно выступившие капельки пота на лбу — выбившиеся пряди липли к коже. Иззи не знала, чем может закончиться сегодняшний день для нее или для Барнса. В лучшем случае — ничем. Но в лучшем ли?

Ей нужно проверить. Книга, что передал ей Мур. Листок, вложенный между страниц. Иззи не знала и даже не имела каких-либо правдоподобных догадок, объяснивших бы эти странные находки. В голове лишь отчаянно билось обещание вытащить Барнса из клетки.

Последний поворот, и вот она стоит у двери камеры Барнса на едва гнущихся ногах.

Удары своего сердца Доусон ощущала даже в кончиках пальцев. Глубокий вдох — она вводит значения и уже знает, что картинка, выводимая на мониторе на посте охраны при входе в учреждение начала сбоить — изображение то прерывалось, то вновь возникало, а цвета решили взбунтоваться и смешаться в неизвестных соединениях.