— Ты хоть понимаешь, что сделала не так? Или это просто одно из тех вежливых извинений которое тебе почему-то захотелось произнести?

Она вскидывает руки.

— Конечно понимаю! Я… я подвергла тебя опасности, и мне не следовало этого делать…

— Нет-нет, — резко бросает он, внезапно огибая разделявший их угол стола. — Это не то, что ты сделала,— он тычет пальцем ей в лицо. — Ты воспользовалась мной. Вот, что ты сделала. После того, как пообещала не делать этого. Ты…

Она шлёпает его по вытянутой руке — слишком близко, на её вкус.

— Как я воспользовалась тобой?

Он смеётся, холодно и неестественно, и эти несколько футов пространства между ними медленно начинают исчезать.

— Ты шутишь. Должно быть, так. Я знаю, какая ты умная, Грейнджер, так что не пытайся притворяться, что с самого начала не знала, что делаешь. С того самого первого грёбаного раза, когда ты появилася у моей двери.

— О чём ты говоришь? — спрашивает она, повышая голос — недоверчиво.

Его резкие черты лица складываются в усмешку, когда он говорит жеманным голосом, изображая её собственный: — О, бедный Малфой. Никаких счастливых воспоминаний, которыми можно было бы питаться. Давай я просто залезу тебе в голову и разнесу всё к чертям! — последнее выходит его собственным голосом — яростным рычанием.

Её гнев спадает, уступая место замешательству.

— Малфой, я не знаю.…

— Ты думала, это будет смешно? — требует он, теперь уже прямо ей в лицо. Слишком близко, чтобы она могла сосредоточиться. — Ты получаешь какое-то болезненное удовлетворение от того, что просеиваешь всю мою неуверенность?

Всё, что он говорит, не имеет никакого смысла.

— Малфой, — она пытается остановить его.

Но он просто выпаливает всё это на одном дыхании.

— Как весело! Какая это, должно быть, абсолютная грёбаная радость — спуститься сюда, проникнуть в мою голову и использовать мои недостатки, как способ подтвердить то, что ты и так уже знаешь! А потом… потом! — он взрывается ещё одним невесёлым смехом, вскидывая руки к потолку, как будто не может в это поверить. — Тогда, когда ты получаешь именно то, что ищешь — все доказательства, которые тебе, чёрт возьми, когда-нибудь понадобятся, — что остаётся мне? Чёртов Дементор. — Ещё один рык вырывается из его горла, прежде чем он проводит дрожащими руками по волосам. Затем он хлопает ими перед собой и опускается в насмешливом поклоне. — Спасибо, Грейнджер. Спасибо. Это было чертовски приятно.

У неё короткое замыкание. Безнадёжно сбитая с толку и не находящая слов.

Но ей хватает самообладания, чтобы схватить его за запястье, когда он поворачивается, чтобы вернуться к своему столу.

— О, не смей… — начинает он шипеть, но она резко дёргает его и обрывает.

— Послушай меня.

Его зубы обнажены, глаза яркие и дикие, сухожилия на запястье резко очерчены в её хватке. Но он молчит.

— Послушай меня, — повторяет она, не отпуская его. Только сжимая для акцента. — Я не вру. Когда я говорю, что не понимаю, о чём ты говоришь, я имею в виду именно это, Малфой. Я понятия не имею об этом грандиозном замысле, в который ты, кажется, веришь. Всё, что я знаю, это то, что каким-то образом я причинила тебе боль. Я могу сказать тебе со всей честностью, что не собиралась этого делать, но я понимаю, что всё ещё делаю это. Поверь мне, ты ясно обрисовал. Так что теперь всё, что тебе остаётся, — это сказать мне, как исправить ситуацию и извиниться. Всё так просто. — она наконец отпускает его, удивляясь красному контуру своих пальцев, расцветающих на его коже.

Пока она говорила, выражение глаз Малфоя сменилось с яростного на растерянное, теперь переходящее во что-то противоречиво-неописуемое. Он медленно и осторожно поворачивается к ней лицом, и его голос звучит тихо.

— Я думал, ты знаешь. Ты… должна была — мне показалось, что ты знаешь.

— Знаю что? — спрашивает она, стараясь смягчить свой голос, хотя её тон звучит более серьёзно, чем ей хотелось бы. — Просто скажи мне, Малфой. — повторяет она, — Всё так просто.

Лёгкое раздражение отражается на его губах. Он отрицательно качает головой.

— Это не так просто.

— Это… это насчёт воспоминания? — бормочет она, слишком остро чувствуя, как у него перехватывает дыхание. — Того, о котором ты должен думать, для Патронуса? Потому что, чем бы это ни было, Малфой, ты можешь мне рассказать. Клянусь, это не имеет значения. Ни как не повлияет. Только не для меня.

— Это важно, Грейнджер, — говорит он удручённо и горько. Но потом он складывает руки на груди, откидываясь на край стола, и говорит:

— Вначале ты, — она этого не ожидала. И поначалу даже не понимает, о чём он.

— Что?

— Ты первая, — эхом отзывается он. — Твоё воспоминание вперёд моего.

Какое-то время она молчит, но когда решается заговорить, это просто:

— Ой.

Малфой с вызовом выгибает бровь:

— Ну?

Она прочищает горло, переминаясь и почёсывая несуществующий зуд на предплечье. — Это просто… — она вздыхает. — Моё… моё — это ребячество. — она морщит нос при одной мысли об этом.

— Хорошо, — неожиданно говорит Малфой. — Может быть, если это достаточно ужасная и неловкая история то, будет честная сделка. Рассказывай.

Она переносит вес тела на другую ногу. Отворачивается, зная, что он всё равно увидит, как она покраснела. — Отлично, — говорит она, придавая голосу смелости. — Это…э-э-э… — она в тысячный раз откашливается и принимается за дело.

— Незадолго до войны, когда мы с Гарри охотились за Крестражами, Рон ушёл. Он думал, что у нас нет ни единого шанса, никакой надежды, и он думал, что Гарри и я ведём себя странно, так что он просто оставил нас. Не думаю, что когда-либо в жизни я была в такой ярости.

Её глаза находят эту проклятую чашку и останавливаются на ней — более безопасное место, чем Малфой.

— Несколько недель спустя Гарри нашёл Меч Гриффиндора. Он ушёл в лес, когда его слишком долго не было, я пошла искать. Сначала я не поняла, что вижу. Там был Рон, и это не имело никакого смысла для меня — и они с Гарри пытались уничтожить медальон. Я уверена, что ты много знаешь о Крестражах. Как они работают. Обнажая слабости и худшие стороны и тайные страхи.

Она бросает на него быстрый взгляд — видит, как он кивает, прежде чем снова отвернуться.

— Ну, в тот вечер я видела Рона. Он всё ещё не знает, что я его тогда видела — и я никогда не расскажу ему об этом. Но я спряталась за деревьями и смотрела — она резко выдыхает. — Его видением была я. Это была я, но я с Гарри, а не с ним. Я сравнивала его с Гарри. Целовалась с Гарри. И он был в ужасе от этого. — она пожимает плечом, нервно потирая запястье. — Рон всегда казался таким… равнодушным ко мне. То, как он поступал в школе, даже когда, я думаю, что он знал, как я к нему отношусь, — просто казалось, что ему всё равно. Но в тот момент — видя, как сильно он переживает, как сильно я влияю на него… каким неуверенным я могла его сделать — насколько моё мнение имело значение — я не знаю, это просто заставило почувствовать себя сильной. Сильнее, чем когда-либо прежде.

Ей требуется много времени, чтобы рискнуть ещё раз взглянуть на Малфоя, но когда она это делает, то не находит ожидаемого выражения.

Он, кажется, просто обдумывает это, спокойно обдумывает её слова. Никакого осуждения. Никакого мнения.

— Это… э-э-э… это всё, — она чувствует необходимость что-то сказать после затянувшегося молчания.

— Хорошо, — наконец-то отвечает он. Затем глубоко вздыхает и отталкивается от края стола, указывая на угол своего кабинета позади неё. — Захвати это для меня.

Она оглядывается через плечо, голос робкий — немного застигнутый врасплох.

— Схватить что?

— Вон ту чашу. Омут памяти. Принеси его мне.

В любой другой ситуации она могла бы взбелениться от того, что он указывает ей. А сейчас она настолько сбита с толку, неуверенна и растеряна, что делает это без вопросов.

Гермиона пододвигает омут к Малфою, пока тот не становится на середине стола, между ними. Он быстро делает это, как будто если остановится и подумает, то потеряет решимость.