Самый простой ответ, который ей дают все прочитанные книги, заключается в том, что заклинание Патронус требует большого мастерства. Полная концентрация. Что даже самые талантливые ведьмы и волшебники нуждаются в многочасовых тренировках, чтобы вызвать его. Ещё больше для достижения телесной формы.

Она помнит, как самой потребовались недели, чтобы научиться этому у Гарри на пятом курсе, тогда она вообразила, что быстро учится.

Насколько ей известно, Малфой никогда не проходил такой подготовки. Скорее всего в этом было дело.

Только это не так. Это ещё не всё. Там — там должно быть что-то ещё.

Она не знает откуда, но она точно знает: что-то его сдерживает. Когда дело доходило до боевых заклинаний, то Гарри несколько раз побеждал Малфоя в школе. И она тоже, много раз. Но его никак нельзя было считать ниже, чем третьим по магическим способностям во всём их потоке. Одарённый.

Он бы уже и сам догадался что к чему, если бы что-то не стояло у него на пути.

И по какой-то необъяснимой причине — запутавшись в том мучительном разочаровании, которое она видела на его лице и в том безнадёжном смирении, которое видела в его глазах, — ей необходимо было узнать, что это. И если решительность — это то, что нужно, чтобы подтолкнуть её вперед, то дело в том, что она не может позволить себе больше терять сон из-за этого.

В пятницу утром, с тёмными кругами под глазами от недосыпа, она отказывается от своего обычного чая и приходит в Министерство, вооружённая тройной порцией эспрессо. Этим и нечётким планом.

Она ждёт весь день, чтобы привести его в действие, переосмысливая каждую свободную минуту. Потому что, конечно, он на это не пойдёт. Или… ну, может быть, пойдёт. Если он достаточно отчаялся. Может быть, если она загонит его в пресловутый угол. Использует эту ядовитую гордость Малфоев против него. Да. Может быть. Нет, наверное, нет. Или…может быть…

К обеду она похожа на чокнутую ведьму, а когда приближается страшный час икс, ей становится ещё хуже. Руки дрожат, когда смотрит на часы, наверно, это эспрессо нарушил её обычное равновесие. На её столе скапливается непривычно много бумаг.

И когда, наконец, наступает момент — за пятнадцать минут до конца рабочего дня, — она совсем не уверена, что способна на это. Всё равно встаёт, хоть ноги не гнутся. Поправляет юбку.

У неё хватает здравого смысла вспомнить, что это едва ли самые высокие ставки, с которыми ей приходилось иметь дело. «Ради Бога, это всего лишь Малфой».

Эта мысль подстёгивает её. Заставляет переставлять ноги и двигаться. Вскоре она прижимается спиной к стенке переполненного лифта, скользит вбок и вниз, слушая, как Кормак Маклагген и Майкл Корнер обсуждают свои планы на выходные.

Она пытается расслабиться и позволить своему разуму опустеть. Это простая услуга, которую она хочет предложить. Ничего больше. Способ удовлетворить своё любопытство.

Вдруг она замечает, что остаётся одна, и лифт стремительно уносится вниз, а затем резко останавливается.

— Отдел по снятию Проклятий, Сглаза и Порчи, — гудит голос, и Гермиона, пошатываясь, встаёт на отполированный до блеска пол из красного дерева.

Ей повезло, что сначала её встретило дружелюбное лицо.

— Гермиона? — Билл Уизли, похоже, только что запер свой кабинет. — Приятный сюрприз. Как твои дела? — он подходит, перекидывая вещи через руку, чтобы сжать её плечо.

— Привет, Билл. Прекрасно, — улыбается она, — спасибо. Впереди выходные. Домой?

— Да, да… Флёр начинает лаять, когда я поздно возвращаюсь, но что поделать, если дома Вейла… — он обрывает себя на полуслове, — Если, конечно, тебе что-то не нужно? С удовольствием сделаю…

— О, нет. — Нет, спасибо. Я… э — э-э… Вообще-то я здесь, чтобы повидать Малфоя, если он у себя.

Одна из рыжих бровей Билла поднимается, вытягивая за собой шрамы.

Гермиона пытается сохранить невозмутимое выражение лица. — Просто у меня вопрос по делу, который, кажется, лучше всего подходит для него.

Билл кивает, но его бровь остаётся изогнутой. — Верно. Да, конечно, — он бросает взгляд на часы. — Скорее всего, он всё ещё здесь. Обычно до конца сидит. Второй кабинет слева.

Она снова улыбается. — Спасибо. Передай мои наилучшие пожелания Флёр.

Его ответная улыбка натянута — даже сильно натянута, — но он уходит, не сказав больше ни слова. Раздаётся только скрежет лифта.

Какое-то время Гермиона может только смотреть в зловещий коридор, набираясь смелости, готовясь, что на неё накричат. Возможно, впервые за много лет её даже назовут Грязнокровкой.

Но чем дольше она стоит там — чем дольше думает об этом — тем менее зловещим это кажется.

Это просто коридор. А он всего лишь Малфой.

А Грязнокровка — это всего лишь слово.

Она выдыхает и подходит ко второй двери слева. Стучит дважды, коротко.

— Феликс? — раздается приглушенный голос Малфоя. Наверняка с перекошенным, как обычно, лицом. — Входи. Я думал, ты их завтра принесёшь…

Он замолкает, когда она входит.

— О, — говорит он, наполовину повернувшись к ней. — Ты не Феликс.

И в этом есть что-то странное. В том, что выражение его лица не сразу становится кислым. Для этого требуется мгновение. Словно его презрение забывает вовремя появиться на своём законном месте.

Но потом он исправляется. И всё становится на свои места.

— Чего ты хочешь, Грейнджер? — вскидывает белокурую бровь. — Не на тот этаж попала?

Она позволяет себе роскошь долгой паузы. Разбираясь в своих мыслях, — как она собирается вести в эту игру? — пока он просто откидывается на спинку стула, глядя на неё. Словно она сумасшедшая.

Может, и так.

Моргнув, она заставляет себя повернуться и закрыть дверь. И если раньше Малфой выглядел удивлённым, то теперь он совершенно сбит с толку. Тем не менее ему удаётся откопать остатки сарказма.

— О, я понял. Собираешься совершить покушение на убийство?

Она игнорирует его, одёргивая блейзер, прежде чем пересечь кабинет и сесть в кресло напротив стола. Оно жёсткое. Настолько, что ей кажется, будто в нём никогда раньше не сидели.

Вряд ли у Малфоя бывает много посетителей.

К его чести, он ждёт, когда она заговорит. И учитывая все обстоятельства, у неё должно было быть достаточно времени, чтобы придумать правильную фразу. Вместо этого она говорит только:

— Я могу тебя научить.

Удивление Малфоя сменяется замешательством — возможно, даже усталостью, судя по тому, как он поднимает руку, чтобы потереть висок:

— Что?

— Я могу научить тебя, — снова говорит она, уже более твёрдо. — Как вызывать Патронус.

Только горячий блеск промелькнул в этих холодных глазах. Ничего больше. Малфой умеет контролировать выражение лица, когда это имеет значение. Это совершенно ясно. Он откидывается на спинку стула, и его голос звучит безучастно:

— Перестань, Грейнджер. — мгновение спустя он опускает взгляд и, потянувшись за пером, пододвигает к себе какую-то бумагу. — Это не Хогвартс. — нацарапывает подпись на бланке. Теперь его тон становится деловым. — Ты не учитель. И он мне не нужен.

Она ничего не может с собой поделать.

Её взгляд задерживается на уголке его Метки, открывающейся, когда рукав рубашки поднимается с новой подписью. Только слабая вспышка выцветшей черноты. И невозможно отвести взгляд, прежде чем он это заметит.

Она быстро смотрит на свои ноги, чувствуя, как румянец заливает щёки. — Это очень важное заклинание. Я предлагаю…

— В этом мире мало что вызывает у меня большее отвращение, чем жалость, — его резкий тон привлекает внимание, но он не отрывает взгляда от своих бумаг. От подписей. Все эти скользящие линии в букве «М» и наклонные в «о», которые составляют его фамилию, и которые он так тщательно выписывает.

Может быть, потому, что ей не нравится, когда её перебивают, а может быть, потому, что она видит это имя, написанное так много раз и вспоминает как эти буквы складываются в другое слово на её руке, в любом случае на краткий миг ей хочется его ранить.