Она закрывает глаза. Направляет всё своё внимание на одно воспоминание, к которому ей редко приходится прибегать, слова заклинания инстинктивно слетают с губ.
Патронус вырывается из волшебной палочки с такой силой, что она отшатывается, и именно вздох Малфоя заставляет открыть глаза.
— Это не… — выпаливает он и замолкает, вытаращив глаза.
— Нет, не выдра, — и она смотрит вместе с ним, следя за тонкой фигурой горного льва, который крадётся по комнате с хищными глазами. Охота. Он почти сразу же находит Зачарованного Дементора, рыча и скаля зубы.
Она позволяет ему исчезнуть.
— Я не понимаю, — тихо говорит Малфой, уставившись туда, где он только что был.
— И я тоже, очень долго. В книгах об этом не говорится, — и она чувствует внезапное, странное желание признаться ему в чем-то. — Я узнала, что не всё, что нужно в жизни, можно найти в книгах.
Что-то мелькает в глазах Малфоя. Она не уверена, что понимает.
— Достаточно сказать, что мне необходимо получить доступ к другой стороне себя, чтобы сделать то, что я только что сделала.
Следующий странный порыв сильнее, и она обнаруживает, что делает два шага навстречу ему — входит в его пространство.
— Я права, Малфой, предполагая, что у тебя недостаточно счастливых воспоминаний, чтобы подпитываться ими?
Его глаза становятся настороженными так быстро, что это почти шокирует.
Но она уже каким-то образом подготовилась к этому. Ожидает этого. А когда он усмехается и начинает говорить:
— Ты ничего не знаешь… — она обрывает его.
— Ты что-то подавляешь.
Его глаза сужаются до щёлок.
— Ты нашёл мощное воспоминание, возможно, чисто инстинктивно. — она становится ещё более уверенной в своих словах, когда озвучивает их. — Но ты не позволяешь себе признать, что это то, чем ты должен питаться. — ещё один шаг к нему. — Ты боишься этого. Стыдишься себя…
Он приближается к её лицу так быстро, словно кобра нападает на свою жертву. — Пошла ты, Грейнджер, — рычит он. — Пошла ты со своими мелкими домыслами. Со всем этим. — он скрежещет зубами ей в лицо и тычет холодным пальцем в ключицу. — Ты ничего обо мне не знаешь.
Требуется каждая лишняя унция воли, чтобы сделать ещё один шаг к нему, прижимая их тела друг к другу. — И ты меня тоже, — шипит она.
Они так близко, его горячее дыхание овевает её лицо — его яростно дышащая грудь касается её собственной с каждым вдохом. Она думает, что если моргнёт, то ресницами коснётся его подбородка.
Но в этом-то всё и дело. Она не может моргнуть. Ни за что на свете. Не тогда, когда он так на неё смотрит.
Там есть ярость — это точно. Но есть и ещё что-то, чего она боится и не может распознать. Некое мерцание. Намёк на что-то горячее, нервное и совершенно опьяняющее.
Это Малфой! — кричит предупреждение в её голове. — Посмотри на себя. Что ты делаешь? Это Малфой.
Так оно и есть.
Это Малфой.
Малфой, который внезапно наклоняется. Малфой, который опускает подбородок. Малфой так осторожно прижимается носом к её носу, как будто одно неверное движение может разбить их обоих.
И это всё ещё она. Та, что тянется вверх. Та, что поднимается на цыпочки. Она, которая соединяет их губы вместе — и даже когда она это делает, часть её знает, что никогда не сможет этого забыть.
Он издает какой-то звук около её губ, когда касается их. Что-то подавленное, болезненное и слишком обременительное для её собственной способности сохранить равновесие. Она обрушивается на него, почему-то удивляясь, когда Малфой ловит. Прижимает её к себе, губами жадно исследует каждый кусочек её рта, к которому прикасается. Её язык. Её губы. Её гребаные зубы.
Это пожирание.
И она ничего не может сделать, кроме как стоять и позволять ему это делать. Помочь ему это сделать.
Её пальцы сминают его рубашку так же, как его застревают в её кудрях, завязываясь достаточно туго, болезненно. Достаточно, чтобы у неё слезились глаза.
Почему она хочет, чтобы он сделал это жёстче?
Она прикусывает его нижнюю губу, потому что на вкус он как сладкий ром с горькой настойкой, и это опьяняет — сводит с ума — и это должно быть какой-то переключатель. Малфой отпускает её волосы и тянется к бедрам, прижимая так сильно к себе, как будто хочет раздавить. Он вырывается из плена её рта и опускается на шею. Она ощущает его язык и укусы, безумные движения языка на её горле, скользящие вниз по всей длине зубы, и неожиданно она издаёт такой протяжный звук, который ему, кажется, нравится, и …
Что…
Что она делает?
Что они делают?
Что такое?
Она паникует. Вырывается, чувствуя, как его пальцы отчаянно цепляются за подол юбки — пытаются притянуть назад.
Она делает единственное, что приходит ей в голову.
— Финитэ, — выдыхает она, взмахивая палочкой в сторону Зачарованного Дементора, а затем, отшатывается в сторону.
Дементор появляется снова как раз в тот момент, когда Патронус вокруг него падает, его больше ничего не останавливает на своем пути к Малфою. Малфой, который — взъерошенные волосы, распухшие губы и сбившаяся рубашка — кажется слишком медленным, чтобы понять, что происходит.
Но затем холод заполняет комнату, страх просачивается сквозь кожу Гермионы — сокрушая пылавшее мгновение назад возбуждение в ничто и оставляя за собой прах.
Глаза Малфоя расширяются от паники, и его рука дрожит, когда он находит свою палочку.
Дементор чувствует его тепло. Чувствует страсть, даже когда она исчезает из его глаз. Он бросается на Малфоя, как на маяк в темноте.
— Экспекто Патронум!
Гермиона чувствует, как волосы встают дыбом у неё на затылке, потому что… она знала. Она знала.
Яркий синий свет вырывается из палочки Малфоя, взрываясь перед ним, пока она не перестаёт видеть его лицо. И она надеется на простейшую форму щита. Ничего больше. Но…
Лебедь. Более широкий и изящный, чем все, что она видела в реальной жизни.
Огромная птица расправляет крылья. Бьёт спокойными, грациозными импульсами, пока Дементор не отступает под его светом. И ей наконец удаётся привести свои мысли в порядок вовремя, чтобы создать заклинание пузыря, поймав существо в ловушку.
Лебедь взлетает в воздух и взрывается, обращаясь в маленькие голубые клочья, которые, падая, гаснут. Погружая кабинет в полумрак.
Кажется, им обоим требуется добрая минута или около того, чтобы перевести дух.
Малфой неподвижно стоит у стола. Рука с палочкой безвольно повисает на боку.
Гермиона заставляет себя встать, даже чувствуя, как колени начинают дрожать в тот момент, когда она переносит на них вес. Она не может придумать, что сказать. Не может придумать, как ответить на это, или… или, что ещё хуже на то, что было до этого.
Всё, что она знает, это то, что ей нужно уйти.
Она прямиком направляется к двери. Покачиваясь на ногах, она произносит заклинание, чтобы заставить Дементора последовать за ней, но Малфой говорит прежде, чем она успевает сбежать:
— Ты поклялась, — тихо говорит он. И он смотрит в пол, когда ей удаётся повернуться, его распахнутый остекленевший взгляд Расфокусирован.
— Ты поклялась, что не сделаешь этого, пока я не буду готов.
Она судорожно сглатывает, рука дрожит на дверной ручке. Проглатывает чувство вины, потому что… нет, она отказывается чувствовать себя виноватой. Не тогда, когда она была так уверена. Не тогда, когда она была права.
Задыхающимся голосом, совсем не похожим на её собственный, она произносит:
— Каким-то образом я знала, что ты готов.
Дементор исчезает следом за ней.
========== Часть 3 ==========
Она чувствует себя так скверно в течение следующих дней. Странной, запутавшейся, опустошённой, перевернутой с ног на голову, разочарованной в себе, но все эти чувства никак не перекликаются с другой частью того, что она чувствует — и эта другая половина бесконечно более туманна и неуловима.
С одной стороны, она знает, что подвергла Малфоя чрезмерной опасности, натравив на него Дементора. И хотя она всё ещё доверяет инстинкту, который подсказал ей, что он был готов к встрече, вряд ли может винить его за это радиомолчание. Гневных писем не было. Жалоб не поступило.