У кровати он присел на корточки и посмотрел на маму. Минуты две он не отрывал от нее взгляда и не двигался. Хотя мог приблизиться к ней, мог прикоснуться к ней руками. Но мой братец был брезглив и холоден. Он так и не коснулся мамы.

– Она ждала тебя. Ждала так же терпеливо, как и твоего отца. Все, что ей было нужно, это знать, что ты ее любишь.

Если бы мой братец знал, что я воспользуюсь его старой книгой. Если бы он хотя бы вспомнил о ее существовании, я бы никогда не смог прибегнуть к той молитве. И душа моя была бы чиста и не подвластна колдовству. Но теперь она попадет в ад.

Маму должны были похоронить на следующее утро. Ночь перед этим я в одиночестве провел в ее спальне, стоя на коленях с раскрытой книгой в руках. Я все сделал, как в тот раз. Расставил свечи. Нарисовал пентаграмму.

– Встань и иди, – снова и снова повторял я, произнося на латыни диковинные словосочетания.

В моей памяти всплывали отголоски слов, что я слышал в далеком детстве. Я вспоминал образ младенца, лежащего на полу в нарисованной пентаграмме. И надеялся на чудо.

Константин вернулся рано утром.

– Я уж думал, ты уехал, – я открыл ему дверь и впустил в дом.

– Я решил остаться на похороны.

– Похорон не будет.

– Что? – он скривился. – Почему?

В ответ я бросил книгу молитв на стол. Глаза моего брата округлились от удивления. Кровь отлила от его лица. И он понял истину.

Понял, почему у нас не получилось воскресить нашу маленькую сестренку. Просто жрец сам никогда не верил в силу дьявольских молитв, заключенных в древнем фолианте. А без веры эти молитвы всего лишь слова. И еще он не отдал свою душу. А я отдал.

– Тебе повезло. Ее сердце устроено так, что оно не помнит зла.

Брат хотел что-то сказать, но не успел.

Мама вышла из темноты спальни. Она протянула к сыну руки в желании обнять. Сколько было в этом жесте теплоты и нежности! Сколько материнской заботы, которую ее старший сын никогда не ценил. И вот сейчас, спустя пять лет, Константин, увидев свою мать, вместо восторга и радости лишь побледнел и потерялся.

Мама обняла его. Я понимал, что меня так любить она не будет никогда. Но все равно я был счастлив. Потому что была счастлива она.

Брат замер. А потом вдруг резко стал ловить ртом воздух, с каждым мгновением все сильнее и сильнее, жаднее и жаднее. Он явно задыхался. Терял сознание. Падая, он осел на руках матери. И она его поцеловала.

Она любила синее.

Носила бусы из водяного сапфира под цвет своих небесно-голубых глаз и платье цвета синей пыли.

Сейчас взгляд ее обращен в пустоту, в нем застыло презрение. Ни одна другая эмоция в мире не смогла бы ранить меня так сильно, как это чертово холодное презрение с ее стороны. Немой укор, как брошенный вызов, обращенный мне в душу.

Мир сломался, когда я увидел несчастную Магду мертвой. И небо изменилось – стало неприветливым и мрачным. И пошел дождь.

Я вплел в ее волосы фиалки, закрыл ее глаза одним движением руки. Скользнул прощальным взглядом по длинному платью и заплакал. Боль была такой сильной, что невольно я пошатнулся и, схватившись за сердце, ощутил острую нехватку воздуха. В глазах померкло. Я потерял равновесие и, наклонившись, уткнулся лбом в холодную плоть.

Последствия внезапного головокружения как рукой сняло. Я выпрямился и попытался восстановить дыхание. Не сразу, но спустя какое-то время я уже чувствовал себя значительно лучше. Правда, сердце все так же ныло при взгляде на нее. Она была прекрасна даже после своей смерти.

Сегодня, третьего июля, я похоронил ее в лесу. В глухой непролазной чаще, куда раньше никогда не забредал. В земле ее могилы я посеял семена фиалок. Я думаю еще вернуться сюда через месяц, когда появятся первые ростки. А потом через год, чтобы увидеть не сырую землю, а поляну, полную цветов.

Утром я почувствовал чье-то присутствие. Словно кто-то был со мною рядом, но я его не видел. Ощущение было таким сильным, что сводило меня с ума. Я не мог найти себе места. Ходил из угла в угол, пытался уснуть, включал громкую музыку и писал в надежде отделаться от невидимки. Но ничего не помогало.

В конце концов я обыскал весь дом, заглянул в каждую комнату, залез в каждую дыру, осмотрел чердак и все кладовки. Полдня напрасных поисков убедили меня, что я в доме один. Однако тревожное ощущение никуда не делось, оно только усилилось. И вместе с ним в доме поселился страх.

Я скрылся от него на террасе, где остаток дня, стоя, читал книгу. В какой-то момент я понял, что ничего из прочитанного не усваиваю. Время шло, а я боялся поднять голову и посмотреть вокруг. Атмосфера сгущалась, коварный саспенс достиг апогея, когда я уловил чье-то движение за спиной. Внезапный испуг вызвал оторопь. Я замер, вцепившись в переплет, и прислушался к зловещей тишине. А там… лишь стук моего сердца…

И вдруг мне на плечо легла чья-то рука. Я вздрогнул и едва не закричал. Мое плечо окаменело. Я не чувствовал его, когда оборачивался назад секундой позже.

Передо мной стояла она.

Моя незабвенная Магдалина, девушка с длинными черными волосами и леденящим взглядом. В платье цвета синей пыли, на шее – сапфировые бусы. Стояла и смотрела мне прямо в глаза. Нежная, хрупкая Магдалина явилась демоном в обличье красоты. Я потянулся, чтобы коснуться ее, но рука моя прошла сквозь платье и плечо, словно их и не было.

Я думал, что закопал ее в далекой чаще, что вместе с ней я закопал презрение и боль, которые она испытывала, но, оказывается, это было не так. Мы стояли лицом к лицу. Я физически ощущал ее ненависть. И не сомневался в том, что она пришла вершить свое правосудие.

– Почему ты здесь? Как так получилось, что ты здесь, а не в загробном мире?

– мой голос немного снял напряжение между нами, но она не ответила.

Спустя несколько мгновений, Магда сделала первые шаги, прошлась по террасе и, не поворачиваясь в мою сторону, вошла в дом. Я направился за ней.

Она шла по старому дощатому полу, привычно скрипучему, но под ее ногами не издавшему ни звука, тихой поступью ангела. Я не оставлял попыток заговорить с ней. У лестницы, ведущей на второй этаж, она остановилась и пропала. Просто растворилась в воздухе прямо на моих глазах. Я долго стоял на одном месте, пытаясь осмыслить произошедшее и поверить в призраков.

Сегодня я навестил доктора Биркина. На мой взгляд, одного из лучших специалистов в области психиатрии в нашем городе Кардиан. Я рассказал ему о том, что было. Я не рассчитывал на фальшивое утешение. Я хотел услышать от него совет, что мне делать дальше. К сожалению, понимания я не нашел.

Старик настаивал на том, чтобы я был аккуратнее с транквилизаторами, которые он мне сам и прописал полгода назад. И ни в коем случае не смешивал их с алкоголем.

– Алкоголь и депрессия – типичные спутники писателей, застрявших в кризисе, – сказал он мне.

– Но я не пью уже два месяца! – возразил я, с трудом вспоминая свою последнюю бутылку.

Он улыбнулся и поправил очки на своем крючковатом носу.

– Вы мне не верите? – выдохнул я. – И думаете, что все это плод моих фантазий? Посталкогольного бреда?

– Успокойтесь, Евгений, – приторные слова старика никак меня не успокоили. – Вы слишком сильно любили ее. Возможно, сейчас, спустя несколько дней после ее самоубийства, ваш мозг осознал, что ее больше нет рядом, и дал некоторый сбой. Это запоздалая реакция на шок. Не волнуйтесь, скоро это пройдет.

– Но я видел ее! Это не бред… Она стояла передо мной, как вы сейчас. Я смотрел в ее глаза и видел в них презрение. Мне было страшно, док. Мне кажется, она еще придет.

– Возьмите себя в руки. Вспомните о том, что вы писатель и склонны все преувеличивать. В конце концов, ей не за что вас ненавидеть.

– К черту, док! Ей есть за что меня ненавидеть. И на этот раз мне было трудно противостоять. Страх парализовал меня. Она могла сделать со мной все, что угодно. Она могла запросто убить меня.