– Крашеная, с третьим размером? – перебил Дмитрий Анатольевич.

– Приятная девка, – ласково заметил художник. – И мозгами не обиженная. Не то, что некоторые…

– На Светку намекаешь? Она в прозрачном пришла. Стоит у ларька сиськи напоказ.

– Хрен с ней.

– Для тебя ж баба старается, – подначил гость.

– Трахни ее, может перебесится.

– Еще чего! Старших надо вперед пропускать.

– Я лучше в сторонке постою, над вами свечку подержу, – скривился Андрей.

– Лишь бы не заупокойную.

– Кульминация драмы, – художник прикурил от "бычка", прокашлялся и неторопливо смолил новую сигарету. – Иду обратно. Вижу впереди такого же пешехода. Опять не напрягаюсь: какое мне дело до чужих прогулок… Шел человек, шел. И вдруг пропал. На сердце сразу нехорошо стало, тревожно. Вспомнилось про личинок. Думаю: надо ускориться и посмотреть что к чему. Приближаюсь, слышу из канавы характерную возню гоп-стопа и голос молодой, напуганный. Показалось – детский. Аж зубы от злости свело. Ныряю туда. Мне навстречу два знакомых утырка: воняют и перед лицом "пером" машут.

– Они, суки конченные, в край оборзели?! – взбесился Дмитрий Анатольевич. – Мне тут только мокрухи с участием несовершеннолетнего не хватало.

– И я о том подумал, – буркнул гравировщик. – Провел короткую воспитательную беседу и отпустил цирк дальше гастролировать. Попадутся мне еще раз, огребут добавки.

– Можешь их даже упиз.ить. Я разрешаю, – строго сказал гость. – Совсем страх потеряли, чушканы.

– Еще такой момент, – грустно вздохнул Андрей. – Они у Никиты телефон щипнули. Мой косяк. Не разобрался сразу. Мог бы догнать и отжать назад.

– Разберемся… – угрожающе сдвинул брови Дмитрий Анатольевич. – Не запаривайся.

– Лады. Мне бы отгул взять на сегодня.

– По радио Юрьев день объявили?

– В город мотнуться надо за ноутбуком и вопрос с Никитой порешать.

– Какой такой вопрос? К ментам что ли заяву строчить?

Художник протестующе поднял руку:

– Не-не, я баланды на всю жизнь нахавался, больше в мусарню ни ногой.

– Правильно, – кивнул Дмитрий Анатольевич. – Умный хоббит, прошаренный. Будет тебе отгул.

– Подсобишь с машиной?

– Спорткар, лимузин или кадиллак?

– Что угодно, кроме катафалка.

– Езжайте с Петровичем. Этот мухомор адыгейский мне полтора косаря должен. Пусть отрабатывает, – голос бандита смягчился. – Кстати, Скайуокер и дед Пихто звали тебя ближе к двенадцати на обед. Люку его принцесса Лея три литра борща наварила. Нам всем звездолетом столько не сожрать.

– Котлеты будут?

– Сочные, как Светкина жопа.

– Тогда мы вдвоем придем, – обрадовался гравировщик. – Покажу Никите твой пафосный Кремль.

– Я за любой кипиш, кроме гомосятины и педонекрофилии, – осклабился Дмитрий Анатольевич. – Не прощаюсь. Еще увидимся.

– Удачи! Заглядывай почаще, – Андрей проводил гостя до двери, а затем взялся за уборку. – Вот так и живем…

Школьник промолчал.

– Спрашивай, не стесняйся… – художник собрал грязную посуду и вытряхнул пепельницу в мусорный пакет.

– У тебя проблемы с законом?

– Был осужден по сто двенадцатой на два года. Оттрубил полтора, вышел по УДО. Работаю и живу здесь полулегально. В остальном – чист, как белый лист.

– Сто двенадцатая – это наркотики?

– Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью.

– Не понял?

– Следствием установлено, что на почве личных неприязненных отношений между мной и моим знакомым возник словесный конфликт, переросший в драку. Говоря по-русски, я ему не хило циферблат подрихтовал, о чем нисколько не жалею.

– Было за что?

– Знаешь такой анекдот: "Муж возвращается с работы пораньше, а в постели жена с любовником"? Вот я – тот самый муж. Теперь уже бывший.

Никита поднялся на ноги, желая помочь Андрею с наведением порядка:

– А дети у тебя есть?

– К счастью, нет.

– Почему "к счастью"?

– Потому что в той ситуации они пострадали бы больше всех и абсолютно незаслуженно.

– Скажи, в тюрьме очень страшно?

"Кладбищенский" пристально посмотрел на школьника:

– Терпимо, но лучше не попадать. А к чему этот вопрос?

– Я хочу… того… Павлу плешивому… ну, типа… Зубы пересчитать.

– Не надо, – строго сказал Андрей. – Только себе хуже сделаешь.

– А если…

– Если не понимаешь очевидного, то тем более не надо.

Подросток задумчиво покусал нижнюю губу:

– Можно про Дмитрия Анатольевича спросить?

– Да.

– Он вообще кто?

Художник протер стол, бросил тряпку и развернулся, скрестив руки на груди:

– Он вообще здесь второй человек после Вавилона, местный "смотрящий" Дима Президент.

– Смотритель?

– Нет, смотритель у нас Леонид Сергеевич, а Димон по другой части специализируется, и тебе о ней знать совсем не обязательно.

– Криминал, да?

– У каждого своя работа. Я в чужие дела не лезу. Относись к нему с уважением, но никогда ни о чем не проси.

– Почему?

– Целее будешь…

Никита вздрогнул, услышав, как снова распахнулась дверь. Он с трудом привыкал к тому, что местный люд вламывался в бытовку без стука.

– О, Юрка, привет! – Андрей расплылся в улыбке. – Ты чего такой хмурый?

Рыжий парень лет двадцати семи в синей спецовке и стоптанных кедах рухнул на табурет, обреченно схватившись за голову:

– Димон по мою душу приходил?

– Нет, просто лясы поточить заглянул.

– Епать-копать… Он меня живьем зароет…

– Крупно накосячил? – дружелюбно спросил художник.

– Да, епт, глаз капец замыливается. Помнишь заказ на Орлову?

– Естественно. Они мне весь мозг с эскизом проели, шесть раз перерисовывал.

– Я в среду ей паспорт делал. Набирал – все проверил. Потом еще три раза поглядел. В итоге, бабка вместо семидесяти, семьсот лет прожила.

– Исправь, – пожал плечами Андрей. – Ты же неглубоко рубил. Делов-то…

– Тут все путем, подмазал-подкрасил, вместе с Семенычем заказчикам сдал.

– Так в чем проблема? Вернули?

– Вчера повезли устанавливать. Короче, я на отказном камне рубил и, пока с этими цифрами возился, напрочь забыл, что надо другую сторону переполировать. Камень один – паспортов два, и с лица, и с… задца. У заказчиков шок. И нет бы по-тихому вопрос закрыть. Сфоткали и в интернет залили. Типа полюбуйтесь, как уроды косорукие на нашем горе наживаются, деньги лопатами гребут, а к усопшим ни грамма уважения.

– Вот ты, блин, дал стране угля! – Андрей сердито сверкнул глазами. – Где этот камень?

– Они его, прикинь, в таком виде на могилу поставили. Ваще, походу, мозгов нет. Я Лехе позвонил, он меня на йух послал. Говорит: у бригады сроки горят, не до ваших заморочек, решай с Семенычем. Вот че теперь делать, а?

– Взять генератор и переполировать на месте. Потом извинишься, скажешь, что вину признал, косяк загладил, а лучше не мелочись и сразу верни им деньги. Ну, и сделай все аккуратно, а не через одно место.

– По-любому Алексей Иваныч меня опять перед руководством с ног до головы дерьмом обольет… Падла…

– Да кто тут сам-то без греха? – скривился художник. – В запарке всякое случиться может. Не кипешуй раньше времени. Глядишь, обойдется.

– Мне Василич генератор не даст, я его макитовскую "болгарку" на той неделе запорол.

– Идем, я возьму. Никита, давай с нами.

Втроем они быстро вышли на улицу, где уже поджидал высокий усатый мужчина в добротном, но слегка помятом костюме. Хмуро сдвинув брови, он спросил начальственным тоном:

– Андрей, Юрий, вы куда это с утра пораньше собрались?

Художник напустил на лицо серьезность и предельно строгим голосом ответил:

– К Ородруину.

– Куда? – опешил мужчина.

– В Мордор, – без тени улыбки продолжил Андрей.

– Какой еще Мордор? Ты что несешь?!

– Кольцо.

– Какое кольцо? – человек в костюме окончательно растерялся и приоткрыл рот.