Приподнявшись над подушкой, школьник некоторое время наблюдал за работой художника. Мужчина делал предварительный набросок легкими, чистыми линиями.

Плавные движения карандаша завораживали подростка; он с тоской вспоминал свои неуклюжие, тяжелые штрихи, превращавшие рисунки в невзрачные каракули. Украдкой вздохнув, Никита с напускной бодростью сказал:

– Доброе утро!

Гравировщик обернулся и расплылся в улыбке:

– Тебе того же! Бутерброды на столе, вода в чайнике, полотенце здесь, у входа. Умывайся и бегом завтракать.

Наспех сунув ноги в кроссовки, Никита выбрался на улицу и обомлел. Вокруг бурлила жизнь. Из распахнутых дверей похоронных контор доносились зычные мужские голоса, на асфальтовом пятачке теснились легковушки и грузовики, у калитки, прислонив лопаты к забору, жадно курили землекопы в серых спецовках с надписью "МУП "Ритуал".

Плеснув в лицо пахучей водой, школьник выпрямился и поймал на себе множество заинтересованных взглядов. От смущения мигом заалели уши, движения сделались скованными, что безусловно развеселило молчаливых наблюдателей. Не дожидаясь неудобных расспросов, Никита торопливо вернулся в бытовку.

Все прочие запахи перебил аромат растворимого кофе. Андрей точил карандаш и прихлебывал бодрящий напиток из большой именной кружки.

– Можно позвонить? – спросил школьник, краем глаза изучая недоделанный эскиз.

– Конечно! – мужчина кивком указал на лежавший справа от него телефон.

Никита взял "Нокию" и быстро набрал знакомый номер:

– Привет, мам! Да, в порядке. Я у Антохи. Нет, не разрядился. Я его потерял. Ну, вот так… Наверное, обронил, когда из такси вылезал. Блин, перестань! Я же не специально. Значит, буду без телефона. Что? К пяти приеду. Почему поздно? Нормально! Ладно, мне пора… В кино собираемся. Естественно! Все, давай, пока!

– Вы прослушали либретто под названием "Блудный сын", – подражая сочному баритону радиодиктора, заявил Андрей. – Далее в программе – "Дорожные заметки" известного путешественника, который расскажет нам, какие места он намеревается посетить между восемью часами утра и пятью часами вечера.

Хитро покосившись на гравировщика, Никита взял с тарелки бутерброд:

– У меня к тебе дело. Можешь съездить со мной в город?

– Не знаю. Сейчас заказов выше крыши.

– Мы быстро. Я оплачу такси.

– А ресторан и девочек?

– Что?

– Я пошутил, – Андрей придирчиво осмотрел рисунок и добавил несколько мягких, коротких штрихов. – Очень надо?

– Да.

– Значит, не вопрос. Съездим. Но только после обеда, когда мой начальник Роберто "Мудило" Семеныч свалит к поставщикам…

Дверь бытовки тихо приоткрылась и внутрь просунулись две бледно-зеленые морды, напоминавшие вампиров из романа Ричарда Мэтисона "Я – легенда".

– Андрюшенька! – вкрадчиво сказала торчащая справа небритая рожа, нервно корчась и моргая. – Дай денег на опохмел…

– Будь человеком! – прохрипела харя слева. – Войди в положение…

– А оно мне надо? – буркнул гравировщик, смакуя остывающий кофе. – Если бы я вас не спонсировал, давно бы тут дворец построил.

– Андрюшенька! Ты нас обижаешь… – всхлипнул кривляющийся "упырь". – Жадность – большой грех.

– Не чужие ведь друг другу… Сочтемся! – с жаром увещевал его компаньон, краем глаза рассматривая Никиту.

– Когда? – хмуро уточнил художник.

– Андрюшенька, клянусь, если ты преставишься, мы закопаем тебя в лучшем виде и абсолютно бесплатно.

– Цены растут, Андрюша. Похороны – это выгодная… Ик… инвестиция.

Портретист достал из кармана четыре бумажки по сто рублей и протянул незваным визитерам:

– Идите уже с Богом! Не мешайте работать.

– Премного благодарны! – расчувствовался "вампир" справа. – Крепкого здоровья, долгих лет жизни! Тебе и твоему… э… гостю.

– Неиссякаемого вдых… вдух… вдохновения!

– Разнюхали, что хотели? А теперь пошли вон! – гаркнул Андрей, замахнувшись карандашом.

Дверь тотчас захлопнулась.

Никита сквозь смех пытался прожевать бутерброд:

– Кто это были?

– Духи бродяжничества и жнивского самогона, – фыркнул художник. – Безвредные, но жутко привязчивые и охочие до сплетен. Впрочем, тут многие этим грешат… Так что поосторожнее со словами, лишнего о себе не рассказывай…

– Ясно, – школьник взял с тарелки пирог и присел на край топчана. – Ничего, если я здесь, с тобой, побуду?

– Будь сколько хочешь. Ты мне не мешаешь…

С улицы донесся сильный мужской голос, проревевший на манер известной песни, что утро, мол, красит нежным светом все надгробья и кресты…

Через порог бытовки перешагнул рослый, широкоплечий детина лет тридцати с короткой стрижкой и жестким лицом. Он по-хозяйски прошел внутрь, заняв собой значительную часть пространства:

Просыпайся поскорее

Вместе с солнышком и ты!

– Я давно не сплю, – Андрей отложил карандаш и крепко пожал протянутую гостем руку.

Наблюдая за происходящим, Никита безуспешно пытался угадать, кто этот бандитского вида тип в брендовой футболке с коротким рукавом и стильных, дорогих штанах, носивший толстую золотую цепь, браслет-четки и массивный перстень-печатку с несколькими бриллиантами. Парень следил за странным гостем, размышляя над тем, что обеспеченный мужчина забыл в каморке простого кладбищенского работяги.

Пробуравив школьника колючим взглядом, незнакомец с ухмылкой спросил у Андрея:

– Эй, Карлсон, а ты в курсе, что у тебя Малыш завелся?

– Знакомься, Дмитрий Анатольевич, – улыбнулся художник. – Это Никита.

Ладонь подростка стиснула широкая, медвежья лапа, обладатель которой проворчал с ироничным прищуром:

– Я для чужих – Дмитрий Анатольевич, а для своих – дядя Дима. Вы тут шалите или чем полезным заняты?

– Нет, – усмехнулся гравировщик, – Приключаться собираемся. Кофе будешь?

– А это у тебя оно или он?! – брезгливо сморщился гость и полез в перекинутую через плечо кожаную барсетку. – Знаешь, в чем твой парадокс, Андрюха? Ты постоянно жрешь, пьешь и куришь всякое дерьмо, но при этом как-то умудряешься оставаться бодрячком. И у меня для тебя сюрприз.

Он шлепнул на стол банку элитного немецкого кофе:

– На, завари трофейное буржуйское пойло и колись, что нынче рисуешь.

– Да так… – художник пододвинул гостю распечатанный бланк заказа. – Стандартный набор…

Пробежавшись взглядом по строчкам, Дмитрий Анатольевич без особого интереса прочел эпитафию:

– "Наше горе только пуще, пусть тебе там будет лучше…"

И призадумавшись о чем-то своем, философски добавил:

– А чтоб вечный был стояк, мы плитой тебя ху.к…

Никита поперхнулся пирогом.

– Давай покурим, товарищ, по одной, – гость вынул из барсетки гербовый портсигар и взял с полки замызганную пепельницу. – Давай покурим, пока живой…

Гравировщик озадаченно похлопал по карманам спецовки:

– Никита не курит. А я где-то зажигалку про… стебал.

– Не би-би мозги, – фыркнул Дмитрий Анатольевич, дав ему прикурить. – Так откуда пацан? Сам раскопался или ты помог?

– Я, – хвастливо выпятил грудь Андрей, заполняя легкие горьким дымом. – Полночи с лопатой шлялся, выбирал посвежее. Этот вроде ничего. Кожа на месте и почти не воняет.

– Вечно ты всяких зомби-шмомби привечаешь, – гость уселся на табурет и водрузил перед собой маленькую чашку с крепким кофе. – Не темни, Андрюха. Я ведь по-любому узнаю, в чей гробик ты до стертых костяшек ломился.

– Ну, если настаиваешь, давай пощебечем об интимном… – художник сделал глубокую затяжку.

Дмитрий Анатольевич подмигнул Никите и саркастически пропел первый куплет песни из детского киножурнала "Ералаш", добавив от себя

Веселые истории,

Приколы, хохмы, треш.

Веселые истории,

У нас их жопой ешь!

Пара-па-пам!

– Завязка драмы, – Андрей пригубил кружку с кофе. – Сходил я вечером в граверку, задвинул новый камень в станок, и вспомнил, что сигарет осталось полторы пачки, а на посту разжиться не вариант. Пришлось одеться празднично и шлепать в Жнивы. По дороге туда обнаружил у третьих ворот пару бухающих помойных личинок. Значения не придал, мало ли какая мразь по ночам возле пустыря околачивается. Зарулил в круглосуточный, приобрел курево, потрещал с Янкой…