Но ни искусствоведом, ни восторженным ценителем прекрасного Дмитрий Юшкин не стал, а, продолжая семейные традиции, выбрал для себя юриспруденцию, затем экономику. И, как показало время, он только выиграл от этого выбора: искусство и наука в развалившейся на части стране приходили в упадок, а знания закона и основ экономики позволяли начинающему юристу и начинающему бизнесмену в одном лице четко просчитывать выгоду и определять ту линию дозволенного, за которую он никогда не переступал (переступали другие, которым он хорошо платил за осознанный риск).

Фанатичным, скаредным коллекционером, как дядя-дипломат, Дмитрий Викторович тоже не стал (смутные времена перестройки подталкивали к решительным действиям и надо было крутиться и рисковать, чтобы занять свою нишу в жизни), и легко расставался с подаренными ему отцом картинами и ценными марками, вкладывая деньги в бизнес и начинающую зарождаться частную собственность.

Позднее, за счет огромной коллекции, перешедшей к нему по наследству от отца и дяди (мало кто знал истинную ценность и стоимость коллекции, перетекающей заграницу), Дмитрий Викторович создал свою маленькую империю и занял определенное положение в обществе. Его считали «просто богатым» человеком и это ошибочное мнение его вполне устраивало: он старался держаться в конце списка богатых людей страны, подальше от шальных нефтяных и газовых денег, предпочитая тайные вклады, а главное, тайные дивиденды. С его мнением считались не только в деловом мире, но и в более закрытом мирке коллекционеров и «ценителей прекрасного» – к тому же Дмитрий Викторович Юшкин был потомок дворянского рода, а это много значило в обществе с изменившимся менталитетом, хотя он не занимался меценатством и деньги «на ветер» никогда не тратил.

Кроме всего явного – юридическую фирму, заводик, реставрационные мастерские и антикварные магазины не скроешь от посторонних глаз, что ему очень хотелось – он имел внушительный счет в Швейцарском банке, значительные доли акций в российских банках и лесозаготовительных предприятий, куда изредка ездил на собрания акционеров на представительском Роллс-Ройсе и в «парадных» часах за двести тысяч долларов. Но главное, «крохотные, бумажные картинки» давали ему возможность всегда добиваться своей цели, не считаясь с расходами.

Дмитрий Викторович оторвал взгляд от тонированного машинного стекла и посмотрел на сиденье рядом с собой – совсем недавно здесь сидела Кира Дмитриевна Чичерина, обиженно отвернувшись от него и независимо покачивая ногой. Ехала, нервно похлопывая сабо – что его весьма раздражало, и пахла французскими духами, запах которых вызывал у него грустные воспоминания, связанные со смертью любимой женщины – матери его единственного сына.

Как поздно понял он, что детей должно быть много! Детей, а главное внуков…

«– Где та ниточка, потянув за которую, можно управлять этой женщиной? Как, заставить ее принять мои правила и подчиниться моей воле? – в который уже раз спрашивал себя Дмитрий Викторович и не находил ответа. – Как было бы все просто, если бы она взяла миллион долларов отступного и не путалась бы у меня под ногами, раз и навсегда смирившись со своим положением. Сейчас же она стала неразрешимой проблемой с независимым характером и собственными, непонятными правилами и принципами. Ну, почему ей не хочется жить спокойно: она вечно влезает в какие-нибудь истории, обрекая тем самым себя и свое окружение на неприятности… Еще этот скоропалительный роман! Как она могла? Павел так ее любит! А Валентин тоже хорош – друг называется…

Узнав из отчета охраны, о том, что джип Валентина стоит у дачи Киры, Дмитрий Викторович не придал этому особого значения, но когда белый «Ягуар» несколько часов простоял у дома Валентина, он задумался, а услышав в машине тихий разговор водителя и охранника, обсуждавших последние «новости» (в том числе и роман Киры Дмитриевны), забеспокоился, обиделся за сына и целых три дня не звонил Кире (а та и не заметила монаршего гнева, полностью отдаваясь работе и новым отношениям). Но после долгих размышлений, отбросив эмоции в сторону, Дмитрий Викторович пришел к выводу, что роман Киры и Валентина ему только на руку – занимаясь своими отношениями, она не сможет уделять много времени дочерям, и Викторию легче будет уговорить пожить у него в новом доме. К тому же Павлом будет легче управлять – потеряв надежду вернуть Киру, он без сопротивления поедет в Германию на лечение. И хорошо, что роман у Киры случился именно с Валентином – в отличии от нее, его всегда можно проконтролировать.

Еще совсем недавно, чтобы контролировать Киру, он хотел связать ее узами, пусть и фиктивного, брака, запереть в своем загородном доме под надежной охраной и получить опеку над Викторией, но и на этот брак понадобилось бы ее согласие, а как его получить?.. Теперь же, в связи с новыми отношениями, возможно, она станет сговорчивей. Эх, как было бы все просто, если бы она взяла миллион! Кстати, что там гадалка говорила о темных силах, собирающихся над головой моей Проблемы?»

Он поудобнее устроил голову на подлокотнике сиденья, помассировал затылок и виски, и, вспоминая почти забытый случай двухнедельной давности, закрыл глаза.

…Наугад открыв газету в машине, Дмитрий Викторович обратил внимание на объявление, да и то только потому, что адрес салона магии был совсем рядом с его офисом – и ему неудержимо захотелось заглянуть в будущее, но так, чтобы не воспринимать предсказание всерьез, а забыть на следующий же день. Хорошо понимая всю эту обманную «кухню», он все же попросил Арсена переехать Таганскую площадь и остановиться у старенького двухэтажного облупившегося дома, торец которого был выкрашен в ярко голубой цвет.

«– Если придется ждать, – неприязненно подумал Дмитрий Викторович, спускаясь по лестнице в полуподвал и брезгливо дотрагиваясь рукой до потрескавшихся перил, – я тут же уйду».

Но ждать своей очереди ему не пришлось – молоденькая девчушка, увидев «дорогого клиента» в сопровождении мощного телохранителя, выпорхнула навстречу из-за стола и тут же провела его в кабинет мага.

Комнатка оказалась маленькой, тесной и очень темной из-за плотно задернутых синих бархатных штор. В ней пахло воском, ладаном и еще чем-то противно приторным. С низкого потолка лился приглушенный рассеянный свет, стирая грань между днем и ночью. На стенах висели иконы в потемневших окладах и картина Спасителя, изображенного в человеческий рост в светящихся голубых одеждах. Из-за низкого расположения картины и ее необычных размеров создавалось впечатление присутствия в комнате третьего лица – будто сам Христос, духовный наставник, участвовал в беседе, выслушивал, сопереживал, глядя в глаза присутствующих отрешенным потусторонним взглядом.

Рыжеволосая, полная женщина неопределенного возраста с массивной серебряной цепью на голове и поддельным бриллиантом «во лбу», пытающаяся скрыть свое истинное кавказское происхождение с помощью краски для волос, поднялась навстречу клиенту, накидывая черную шелковую мантию на рыхлые плечи и объемную грудь и приглашая клиента занять кресло у стола.

Все с тем же чувством брезгливости и откуда-то возникшим знанием об отрицательной энергетике, передающейся через предметы, Дмитрий Викторович опустился в продавленное кресло и с отвращением подумал:

«– Неизвестно кто сидел в этом кресле до меня…»

Плечи его под дорогим шелковым пиджаком невольно передернулись, но он заставил себя не думать об этом и сосредоточиться на картине Спасителя, сосредоточиться и подавить желание немедленно прекратить этот не нужный, затянувшийся эксперимент.

Усевшись на стул с высокой спинкой, ясновидящая закрыла глаза, настраиваясь на «волну» посетителя, склонила голову и сцепила перед грудью полные руки, украшенные массивными перстнями и браслетами.

В минуту вынужденного безделья Дмитрий Викторович попытался упорядочить свои мысли и сжать свою «проблему» до двух слов, но она – проблема – не поддавалась, ветвилась объяснениями, переплеталась запутанными отношениями и никак не хотела впихиваться в приличные рамки. И он сдался, успокоился, решив ни о чем не рассказывать – грош цена такой ясновидящей, если она не может распознать причину его беспокойства.