– Она и попросила наведаться к нему.

– Бернадетта? – Габинс оторвался от трубки и глянул на Оддо усомнившимися глазами. – К Дэйдэту?

– Где он живёт? Я уже больше часа брожу здесь болванам на потеху. Скоро стемнеет, а мне не хотелось бы оказаться снаружи, когда наступит ночь.

– Вот оно как. А Бернадетте он зачем? Дэйдэт?

– Если ты надеялся на приятельскую беседу, то ты ошибся с выродком. Ты, плут, привёл меня к скопищу головорезов. Неожиданную услугу он оказал, видите ли. Одни Неизвестные боги знают, что бы сделала со мной Инка.

– И что сталось с того? Непохоже, что ты расстроен. Ты разжился постелью и едой, как и хотел. Важно ли, какие слова при этом были сказаны?

Оддо мысленно признал, что в том есть доля правды. Но тем не менее Габинс не поставил его в известность. Всё могло обернуться не так удачно.

– Да, разжился. Вот только эта постель и еда принадлежит ещё более сомнительной женщине. К тому же Бернадетта приютила не только меня. Как его имя? Того, что пил с Дэйдэтом? Кажется, Ойтеш? Где он, по-твоему? Потому как в "Закрытом кошельке" его нет. Пока я протирал кружки, его и след простыл. Я спросил у Бернадетты, где он, но она и глазом не повела. Даже не ответила вразумительно. Только посмотрела на меня. Неприятно посмотрела.

– Этого уж я не знаю. Может, Ойтеш, как и ты, отлучился по поручению Бернадетты.

– На два дня он отлучился? Вздор. Я скорее поверю, что его прирезал Лускас.

Оддо делано усмехнулся, но Габинс, по всей видимости, воспринял его слова со всей возможной серьёзностью.

– Лускас не сделал бы этого без ведома Бернадетты. А она навряд ли приказала бы убить своего помощника. Она всегда нылась, что ей не помешают лишние руки. А тут самой от них же и избавиться? Нет-нет. А что до Лускаса, с ним и впрямь держи ухо востро.

– А что Лускас? Он молчит да пялится на выпивал.

– Это сейчас, – Габинс поджёг трубку и закурил. Над ним поднялось облачко едкого дыма. – Ты что-нибудь слышал о Ночном Ворье?

– То есть о карманниках, охочих до серебра?

Тень страха пробежала по щетинистой физиономии Габинса.

– Бернадетта, должно быть, уже советовала тебе не покидать трактир с наступлением темноты. Ты не мог не заметить, что горожане боятся друг друга. На дорогах пустынно и одиноко. Так вот это из-за Ночного Ворья. Я говорил тебе, в Дерваре нет законов и порядков. Нет властителей, которые могли бы оберегать народ. Здесь нет добрых людей. Я не ошибусь, если скажу, что все жители Дервара – сволочи, каких поискать. Но не у всех сволочей имеется оружие. И не все, у кого оно есть, умеют его использовать. Уже двести лет ступившие за порог пропадают. Их изуродованные трупы находят на городских улочках, прочие исчезают бесследно. Ночному Ворью плевать, мужчина ты, женщина, дитя или старикашка. Они убивают без разбора, грабят, насилуют, глумятся над телами покойников.

– Кто же они такие? – в голосе Оддо прозвучала неприкрытая опаска.

– Обычные люди, как и мы с тобой. Разве что лишённые досужего взгляда на жизнь.

– Лишённые досужего взгляда на жизнь?

– Они не ценят уют и нагую женщину в своей спальне, готовую приласкать их. Не ценят тёплое прибежище, вкусную еду и сладкий сон. Они знают, что никто не приструнит их. Жителей Дервара устраивает беззаконие.

– И причём тут Лускас?

– Говорят, что когда-то он любил подолгу прогуливаться перед сном. И всех, кого он встречал на прогулке, находили мёртвыми, истерзанными и обезображенными почти до неузнаваемости.

Вспомнив пристальный взгляд охранника, Оддо поёжился, но не подал виду, что ему сделалось не по себе.

– По ночам он охраняет "Закрытый кошелёк". Когда бы он умудрялся мародёрствовать? Получается, он отошёл от дел.

– Да, если верить слухам. Вероятно, тогда же, когда Бернадетта наняла его охранять трактир.

– У неё, значит, вышло его приструнить?

– То Бернадетта, – Габинс причмокнул губами с некоторой завистью. – Её влияние поразительно сумасбродно.

– Действительно, сумасбродно. Хотя я бы назвал её влиятельность идиотской промашкой болванов, что верят в неё. Почему бы тем, кто так печётся о своих секретах, не прикончить Бернадетту? Лускас, может, и неприятен на вид, но способен ли он одолеть всех, чьи тайны хранит трактирщица? Мне так не кажется. Почему же тогда они обнажили клинки в её поддержку?

Мелочная обстановка Дервара начинала сказываться на Оддо. Ему то страшно не нравилось, но он ничего не мог с собой поделать. Расчётливый разум в таком месте как Дервар являлся скорее достойной гордости привилегией, чем постыдным недостатком.

– Это мне также неизвестно.

– Ну ещё бы. Откуда пьянчужке знать о таких вещах?

Оскорбился Габинс или нет, показал он лишь скупую усмешку.

– Действительно. И можешь не говорить мне, по какому вопросу ты идёшь к Дэйдэту. Мне об этом знать незачем. Но опасаться ты должен, если только это не твоё собственное намерение. А я так разумею, это просьба дражайшей Бернадетты. Если можно назвать просьбой хоть что-то, что срывается с её языка. Пойдём, коли ты ещё не передумал.

Особняк Дэйдэта располагался недалеко, но, несмотря на это, Оддо вряд ли наткнулся бы на него, если бы не Габинс. Тот указал дымящейся трубкой на старинный трёхэтажный дом, возвышающийся на восьмифутовом фундаменте. Крышу покрывала поколотая черепица цвета влажного мха. Глубоко посаженные окошки предоставляли хозяину возможность наблюдать за городом и скрывали его от любопытных глаз. По стенам расползались густые плети винограда с красно-бурыми листьями. Ступени из чёрного металла подходили к самому порогу двери, украшенной железными виноградными гроздями.

– Ну и домик, – Оддо оглядел особняк с безмолвным восхищением. – Значит, здесь и живёт Дэйдэт. Что ж, Габинс. В этот раз мне придётся тебя поблагодарить.

– Не за что, Оддо, – отмахнулся Габинс. – Я к твоим услугам, если то потребуется.

С этими словами он удалился, напевая. И ещё долгое время после его ухода в воздухе чувствовался едкий запах табака. Оддо стоял перед лестницей в раздумьях, но Ясности так и не последовало. Она проявлялась нежданно. Оддо представил, что перед ним зияющий чернотой вход в Ключную башню. "Щёлк-щёлк, старина", – слышится из дыры голосок Блейгота. Кем он был? Мастером-ключником, о котором рассказывала Арда? Или простым безумцем? Эйлавер вонзила Блейготу в глотку ключ из белой стали, теперь уже не узнать наверняка.

Оддо постучался в литую дверь. По особняку разнёсся гул железа, а потом тишина. Но вот шаги. Хозяйская неторопливая поступь, слегка недовольная, что её беспокоят. Такой поступью идут снимать с огня рассвистевшийся чайник. Дверь с лязгом отворилась. Заспанный Дэйдэт предстал перед Оддо в домашнем халате без рукавов, достающем ему до лодыжек.

– Ты что здесь? – спросил он, удивившись. – Или не спелся с трактирщицей?

– Это от неё, – сказал Оддо и сунул Дэйдэту свёрток.

– Заходи уж, – тот жестом пригласил внутрь. – Я не собираюсь вскрывать это на пороге. Вдобавок тут ни зги не видно.

Оддо так глубоко задумался, что не заметил, как его поглотил закатный сумрак. До того, как окончательно стемнеет, оставалось не больше часа.

– У меня не так много времени, я должен успеть обратно до темноты.

– Я не уверен, что это понадобится.

Дэйдэт повторно поманил Оддо рукой.

– Не думаю, что это обязательно. Близится ночь.

– Бернадетта послала ко мне именно тебя.

– И что с того?

– Ты выродок. Отпускать тебя одного ко мне очень неразумно. Я бы даже сказал, это идиотизм. Если же Бернадетта попросила тебя наведаться ко мне, у неё имелись на то серьёзные причины. Посему ты, Оддо, как-то связан с этим посланием. Ещё не знаю, как именно, но это, безусловно, так. Не бойся, я никоим образом не причиню тебе вреда. Помнишь, я говорил тебе о значимости выродков?

Оддо подозрительно глянул на Дэйдэта. Как ни удивительно, ему показалось, что тот говорит правду.