Билли, как всегда, был убедителен. Это действительно ценный артефакт и хорошее вложение денег. Макгрегор не зря приехал в такую даль. Он рассчитался, погрузил ящик в космолет и двинулся назад, путь был неблизким. Лавка Билла скрылась в зеркале заднего вида, потом мелькнул и тоже скрылся вдали его большой, висящий на геостационарной орбите рекламный щит со слоганом «Люди уйдут, а вещи останутся». Макгрегор поймал себя на мысли, что хочется открыть ящик. Но нельзя. Ведь он антиквар!

Макгрегор выдвинул эйнштейновскую задвижку и добавил фотонной тяги, космолет ускорился, и время замедлилось. Как всегда, при этом вязко потянуло в сон. Макгрегор включил автопилот и привычно откинулся в своем просиженном штурманском кресле, предвкушая сладкий трансгалактический сон. Время шло, а артефакт лежал на заднем сиденье, в идеальном состоянии, и все набирал и набирал свою цену.

Однако спокойно лететь пришлось недолго. Космолет неожиданно задергался. Макгрегор с досадой перескочил из конца приятного сна в его начало, это означало сбой во временной тяге двигателя. Пытаясь удержать сюжетную линию, он постарался снова уснуть, и вроде бы получилось, красотка из курортного Альфа-центавра начала медленно снимать красное обтягивающее платье, однако второй толчок космолета, как на плохой перемотке, опять передернул сон уже в самый конец, пропустив самое интересное. Застегнув на спине молнию на платье и послав на прощание воздушный поцелуй, инопланетянка вышла из комнаты, закрыв за собой люк. В отчаянии Макгрегор попытался удержать сон, надеясь на еще один толчок временного двигателя, который бы вновь отмотал сон назад, но этого не произошло, сон покатился дальше, и в люк вместо красотки просунул голову старый черт Билл, жующий просроченное печенье, крошки от которого мерзко застревали у него в бороде, отчего Макгрегор окончательно проснулся.

Приборы тревожно мигали разноцветными огнями и красными надписями. Датчик мощности фотонной тяги едва теплился, а стрелка главного секундомера уныло показывала на полшестого. Не доверяя на сто процентов приборам, Макгрегор по старой флотской привычке глянул на стоявший на штурманском столике стакан рома с «Черен-колой», из которого он отхлебнул перед сном пару добрых глотков. Бутылочку этой редкой в нынешнее время газировки ему в подарок дал Билл, знавший о его ностальгии по молодым годам. Дело в том, что в юности Макгрегор служил в торговом флоте юнгой на большом грузовом танкере «Кока-колы». Танкер развозил по точкам на всех окраинах галактики концентрат напитка.

Как раз в то время «Кока-кола» и выпустила к юбилею Большого Взрыва ограниченной серией «Черен-колу». Ее особенность была в том, что к празднику в старинный состав добавили, кроме обычного жженого сахара, коричного масла и прочих древних ингредиентов, немного калия-40. На околосветовых скоростях такая кола начала светиться излучением Вавилова – Черенкова, благодаря которому и получила свое название «Черен-кола».

По первости в пассажирских космолетах принесенная стюардессами светящаяся кола впечатляла путешественников, но праздник Большого Взрыва прошел, лимитированный выпуск потерял актуальность, и теперь его бесплатно раздавали всем подряд служащим компании. Вот и пила «Черен-колу» весь рейс к завтраку, обеду и ужину вся команда макгрегоровского коланаливного танкера, включая капитана, да так, что сами уже начинали светиться по ночам. Особенно интенсивно излучение, понятно, шпарило при ускорениях обоих знаков, и флотские научились их отслеживать по черенковскому свечению стакана. «Пашиному излучению», как они его называли по имени физика Черенкова.

В старину на подводных лодках так глубину погружения отслеживали по прогибу нитки, натянутой меж бортов. Сейчас стоящий перед Макгрегором стакан тоже мягко светился черенковским излучением, и это означало, что сбой в двигателе точно был, приборы не соврали. Похоже, все-таки на последней заправке фотонное топливо оказалось разбодяженным тяжелой водой!

Макгрегор чертыхнулся второй раз. Утро явно не задалось! Сначала красотка из сна прошла на перемотке, а теперь вот в реале движок затупил. На такой малой тяге ни о каком быстром возвращении домой теперь не может быть и речи. Придется дрейфовать со скоростью космического ветра до ближайшей ремонтной станции, там сливать топливо, промывать баки и менять тайм-форсунки. С остатками надежды вытянув за ручку эйнштейновский подсос до конца, он утопил педаль газа в пол, но ничего не изменилось, двигатель по-прежнему не развивал обороты, стрелка главного секундомера не шевельнулась. Макгрегор обреченно уткнулся в карты.

И занесло же Билла с его антикварной лавкой в такую глухомань! Только лежащий на заднем сиденье артефакт грел душу Макгрегора, оправдывая такую дальнюю поездку, да и то червь сомнения потихонечку грыз его, не давая покоя. Смущало, что, как в сказке, купил Макгрегор то, не зная что, – кота в мешке. Но зато в идеальном состоянии. И теперь со своим приобретением вынужден возвращаться домой кривыми окольными путями. Ближайшая ремонтная станция, слава богу, оказалась недалеко. Обозначающий ее символ – перекрещенные корпускулярный и волновой фотоны – обнаружился всего в часе лету, на одной из планет. Это была непопулярная у туристов окраина, и справочник цивилизаций выдал о ней лишь скупую статистическую информацию. Возраст, население, индекс развития морали. Последний показатель значил многое. Например, то, как будут чинить двигатель космолета, который после этого никогда не увидят, и поэтому качество починки никак не скажется на их репутации. Из последнего следовало, что отремонтированный на их планете фотонный двигатель корабля Макгрегора выйдет из строя лишь с пятипроцентной вероятностью. Посмотрев в справочнике еще несколько второстепенных цифр, производных от индекса морали, – коэффициент размножения цивилизации, равный удельному числу половых контактов, приходящихся на одно термоядерное деление водорода в гелий на их звезде, и еще несколько других, Макгрегор не заметил ничего подозрительного. Лишь индекс собственности на четыре порядка был выше среднего по Вселенной, но он решил, что это просто опечатка, и не придал этому значения. Как оказалось, напрасно.

Спустя пару часов лета он оказался на границе этой звездной системы, и на приборной панели загорелась синяя лампочка приближения к таможенному посту. Таможенная декларация была им заполнена заранее. Цель посещения – транзитное следование, ремонт фотонного двигателя, замена тайм-форсунок. Гражданство – землянин. Семейное положение – холостяк, черт подери! Профессия – моряк. Место работы – безработный. Ввозимая собственность – старый космолет, груз – пара потертых скафандров, початая бутылка меркурианского рома, и, ах да! – антикварный ящик на заднем сиденье.

Лампочка горела уже непрерывно, резко зазвонил пограничный зуммер, и фантом таможенника не замедлил ждать. Облаченный в синюю фосфоресцирующую, как принято по утвержденным галактическим нормам, форму таможенника, он беспардонно материализовался прямо перед креслом Макгрегора. Тот протянул ему декларацию, но таможенник, едва пробежав глазами начало первой страницы, швырнул ее назад.

– Что это за чушь?

– Как что? Декларация.

– Декларация?! А где тогда описание ввозимой в галактику собственности?

– Так вот же! – недоумевающе протянул антиквар. – Космолет, скафандры…

– Странные у вас представления о собственности! – заявил таможенник. – А точнее, некорректные.

– Что же тут некорректного?

– Да все! Сколько точно молекул и каких веществ содержится в скафандре? Скафандр же ваш, пишете? Тогда сколько электронов, сколько протонов и нейтронов, вам принадлежащих, вы ввозите в галактику? Это все ваше имущество! Ровно столько же вы должны и вывезти от нас, не больше и не меньше. Если только не купите что-нибудь. Но чтобы купить, надо указать ввозимые ценности. За которые будете приобретать имущество. У нас в галактике, слава богу, институт собственности развит хорошо, все находится в частной собственности, и каждый электрончик находится на персональном счету и кому-то принадлежит.