— Когда я узнала о маминой болезни и поняла, что вернусь, сразу столько воспоминаний нахлынуло, — рассказывала она, крепко держа Яна под руку. — Я-то думала, что все улеглось, забылось. Мы же с тобой тогда совсем детьми были. Первая любовь! Кто ее не переживал? Но я всю неделю сама не своя ходила, рассеянная, растерянная. Представляешь, как глубоко ты во мне пророс?

Они сели на скамейку недалеко от ее дома. Маша совсем по-девичьи поджала под себя ноги и уютно опустила голову ему на плечо. И в этом движении, в этом касании, наконец, почудилось что-то знакомое.

Ян обнял ее за плечи и прижал к себе. Солнце исчезло за пятиэтажками, оставив багряную полосу, но и она уже затухала. Стремительно наползал холод.

— Ты знаешь, — продолжила Маша, — мне ректор тогда уголовщиной пригрозил — если не соглашусь, не уеду. Тебе же только семнадцать было, — Ян почувствовал в ее голосе виноватую улыбку. — Мы столько времени проводили вместе, а у меня даже мысли не возникло, что это подсудное дело. Я же деток мечтала учить, а тут — судимость. Это бы меня сломало. Ты бы меня такую бросил.

– Не бросил.

– Тогда я бы сама ушла. Все равно бы сбежала. Ты же был «золотым» мальчиком, с таким будущим, такими родителями! А рядом — жена-уголовница, — Маша заерзала, устраиваясь поудобнее. Ян крепче обнял ее. — А так, видишь, как вышло: ты банкир. Красавец. Счастливый, наверное. Женился?

Ян покачал головой.

— Правильно. Рано еще. Я вот в двадцать два замуж вышла и через три года развелась. Только после тридцати в голове какой-то порядок образовался.

Ян вспомнил, как вернулся из армии, все думал, где она, что делает. А Маша к тому времени вышла замуж. Еще и года после ее отъезда не прошло.

— Твой отец мне два условия поставил: никому не рассказывать о нашем с ним разговоре. И больше никогда не возвращаться. Матери я все-таки рассказала, — призналась Маша.

— А мне — нет.

— Возможно, так было нужно. Возможно, все сложилось для нас наилучшим образом.

Ян машинально гладил ее плечо — словно утешал, а перед глазами все приближалась и удалялась земля. Так, когда он отжимался в армии — до изнеможения, до потери сознания, чтобы выжать из себя память о Маше. Он словно со стороны наблюдал, как вместе с кровью из щербатого лица алкаша вылетали зубы — Ян бил остервенено, жестоко, на глазах у милицейского наряда, чтобы потом самому быть избитым. Он видел купюру, которую мама тайком запихивала ему в карман — во время их последней встречи. Снова почувствовал под ребрами деревянные балки скамейки, на которой собирался ночевать в парке, пыль в голове и глазах, когда «забывался» в казино с Газо, привкус железа во рту.

— Возможно… — Ян заставил себя прервать череду воспоминаний и поймал задумчивый взгляд Маши. — Пойдем ко мне.

Маша растрогалась, увидев свое фото у него на тумбочке.

Ян вернулся в спальню с двумя бокалами в одной руке и бутылкой вина — в другой. Откупорил бутылку, следя за каждым движением Маши, рассматривавшей детали интерьера, за жестами, мельчайшим изменениями голоса. Он пытался найти то, что так много лет назад задевало его за живое, не отпускало днем, возвращалось во сне. И до сих пор не нашел. Возможно, ему стоило рассмотреть ее поближе.

Ян подошел к ней сзади, отвел волосы за плечо, вдохнул запах ее тела.

Ничего.

Стянул с плеча шлейку платья, не сразу осознав, что делает: может, там, под шлейкой, запах будет отчетливее. Понял, когда она обернулась и стала искать его губы.

* * *

Катя сразу почувствовала ее запах.

Сглотнула ком в горле.

Пошла в свою комнату, не поворачивая головы. Ей совсем не хотелось увидеть любовников, разметавшихся по кровати.

— Подойди ко мне! — услышала она требовательный голос Яна.

Катя незаметно выдохнула и пошла к нему. Полумрак. Недопитая бутылка вина. Два бокала. Ян лежал на кровати, прикрытый одеялом.

— Ближе! — скомандовал он, его голос клокотал, хотя тело казалось расслабленным.

— Где она? — будничным голосом произнесла Катя — это далось ей с трудом.

— Ушла.

— Ты поэтому такой злой? Потому что я заставила тебя вспомнить ее? — осторожно спросила Катя.

— Нет, — Ян стремительным движением схватил ее за талию, и через мгновение, вскрикнув, Катя уже оказалась под ним. Ян снова был ее Яном. Она ощущала его запах, его жадный взгляд, его силу, которой хотелось сопротивляться — только для того, чтобы почувствовать ее полнее. — Потому что ты заставила вспомнить тебя!

— Теперь ты даже не Кэт — ты Катрин, — произнес Ян, наблюдая, как обнаженная Кэт, лежа на его кровати, ухоженным пальчиком стряхивает с тонкой сигареты пепел в бокал для вина. Это было завораживающе красивое, хотя и непривычное, зрелище — но в его доме по-прежнему не курили. Поборов легкое сопротивление Кэт, он затушил ее сигарету в своем бокале, на дне которого плескались остатки виски.

— Это хорошо или плохо? — сладко вытягиваясь на постели, спросила Кэт.

* * *

Она могла бесконечно смотреть, как меняется взгляд Яна. Ленивый, расслабленный он вдруг становился осязаемым. Радужка его глаз мутнела — и Кате в пору было сбегать за кофе или в душ — или придумывать любую другую причину. Потому что у нее был план, и новая кровать Яна с высокими металлическими декоративными элементами подходила для его осуществления как нельзя лучше.

— А это хорошо, что трава — зеленая, а небо — голубое? — спросил Ян, незаметно для себя облизав губы. — Не знаю, Кэт. Просто ты сейчас — такая. К такой тебе я еще не привык… Но постараюсь привыкнуть, — с хитрецой в голосе закончил он и ловким движением притянул ее к себе.

Катя было подумала, что ее план полетел к черту, но в дверь позвонили. Курьер принес пироги — их ужин и, вероятно, завтрак и обед.

* * *

— Кэт, как хорошо, что мы вернулись друг к другу сейчас, пока еще молоды и красивы, — размышлял Ян, покончив с куском сочной мясной кулебяки. — Пока нам не нужно привыкать к морщинам друг друга — потому что они будут появляться незаметно, как незаметно растут дети, — Ян оборвал себя.

Они никогда не говорили о детях. Ян подумал, что хотел бы детей от Кэт. Двоих. Или троих. Возможно, он бы даже любил их больше, чем ее. Но он не произнес этого вслух.

А еще он до безумия, до помутнения в глазах хотел Кэт, словно только открыл для себя сладость женского тела. Последние полдня Кэт дразнила его — ускользала, когда желание едва не накрывало его с головой. От этого близости с ней хотелось еще больше. Пока Ян подыгрывал Кэт. Но вскоре она доиграется! Его бросало в озноб от предвкушения.

Об этом Ян тоже ей не сказал. Только приподнялся на локте, чтобы подушечками пальцев свободной руки было удобно водить по спине Кэт — и чувствовать, как от этого прикосновения по ее коже разбегаются мурашки.

— Ты знаешь, как это бывает? — он придвинулся ближе и, не переставая ласкать ее спину, коснулся губами ее плеча. — Когда ты долго-долго находишься взаперти, а потом выходишь на улицу — и на тебя обрушивается этот воздух, и этот мир. И солнце — или дождь. Неважно… И ты невольно делаешь глубокий вдох… Вот так я чувствую себя рядом с тобой.

Такого не было даже после его возвращения от немой бабки. Они не выходили из дома уже два дня, почти не покидая постели. Заказывали еду с доставкой на дом, и вскоре паркета в спальне не стало видно из-за разбросанных упаковок от пирогов, пиццы и суши. Из-за выпитых бутылок вина, скомканных салфеток. Батарейки в их телефонах давно сели, но никто не вспомнил об этом.