Сэм обхватил его за ягодицы, притягивая ближе к себе, и прижался к нему тазом. Их члены касались друг друга, разделённые только тканью трусов Сэма — плавки с Дина он стащил вместе с джинсами. У Дина тоже стоял, крепко, почти до боли, он сам не заметил, когда успел так возбудиться. И в другое время, в других обстоятельствах схватился бы за голову — как, почему у него встаёт на собственного брата?! Ну, встаёт и встаёт… Дин почувствовал, как Сэм сжал его ягодицы, у него были сильные руки, прикосновение было грубым, и у Дина перехватило дыхание. Он понял вдруг, что до сих пор ничего не сделал сам, не считая одного поцелуя: всё остальное делал Сэм, полностью захвативший инициативу. Это покоробило его — кто тут старший, в конце концов? — и он потянулся было рукой к резинке сэмовых трусов, но получил болезненный шлепок по внутренней стороне запястья, когда Сэм ловко отбил его руку.
— Эй! Полегче!
— Где уж тут полегче, — прошептал Сэм и, наклонившись, впился губами в его шею, так резко, что Дин вздрогнул от неожиданности. От того места, к которому прикоснулись губы Сэма, стали толчками растекаться волны жара, как валы ударной волны после взрыва. Сэм двинулся ниже, от шеи к ключице, прихватывая кожу зубами, продолжая мять ягодицы Дина и вжиматься своим членом в его. Дин пожалел, что сам не стоит, опираясь задницей на стол — земля поплыла под ногами, будто он выдул бутылку джина за раз.
— Ч-чёрт, Сэмми, — прохрипел Дин, и Сэм, резко вскинув руку, прижал ладонь к его губам, недвусмысленно предлагая заткнуться. Дин безотчётно прихватил губами его указательный палец, втягивая его в рот. Сэм хрипло выдохнул ему в шею.
Вынести всё это было не проще, чем предыдущие восемь недель.
Улучив момент, Дин стащил трусы Сэму на бёдра. Тот на этот раз не попытался его оттолкнуть, так как был занят, обследуя его грудь языком — и Дин поразился, как так получилось, что он оказался без куртки и рубашки и даже не заметил это. Дин обвил ладонью его член, не очень большой, но, он помнил, прямой и красивый, хотя прямо сейчас фотографируй — и на порносайт. Сэм слегка вздрогнул, хотел отстраниться, но Дин ему не позволил. Он стал водить рукой по члену Сэма, сперва медленно, не очень умело — он никогда не дрочил другому мужчине, и, так сказать, ракурс был слегка непривычным и не то чтоб удобным. Но он освоился быстрей, чем ждал от себя, и уже очень скоро Сэм перестал целовать его и замер, уронив голову ему на плечо, тяжело и громко дыша, конвульсивно сжимая бёдра, пока Дин сосредоточенно дрочил его, чувствуя, как дико и стремительно нарастает его собственное возбуждение.
Оставалось совсем немного, когда Сэм вдруг его снова оттолкнул. Дин чуть было не разозлился — да сколько ж можно-то?! — но через секунду понял, в чём дело. Сэм не хотел кончать так. Он высвободился из-под Дина, всё это время прижимавшего его бёдрами к столу, отступил на шаг, перехватил брата за плечи и, развернув к себе спиной, подтолкнул вперёд.
И тогда до Дина наконец-то дошло.
Был ли он к этому готов? Вряд ли. Хотел ли этого? Чёрт, ещё час назад последнее, о чём он мог думать — это о сексе с Сэмом. Он, в общем-то, и теперь не думал о сексе с Сэмом, но, кажется, уже им занимался. А раз так, всё остальное шло побоку. Одно он знал точно: это было то, чего хочет Сэм. То, что измучило Сэма и отдалило их друг от друга. Это было то, в чём нуждался Сэм, а Дин нуждался в искуплении своей вины перед ним. И мысль о том, что он всё-таки может сделать что-то, что принесёт Сэму облегчение, была такой радостной, что Дин не колебался ни секунды, опираясь ладонями о стол рядом с ноутбуком и ставя ноги чуть шире.
Ему было скорее любопытно, чем неловко или тревожно. Он был очень возбуждён и подозревал, что новые ощущения подогреют его ещё больше. Он не ждал, не допускал мысли, что будет больно — хотя ведь видел, своими глазами видел, как это бывает… И когда Сэм раздвинул руками его ягодицы и вогнал в него член практически безо всякой подготовки, без смазки, чёрт, даже без предупреждения — Дин дёрнулся, почти как Сэм там, в лесном доме, когда… Но не было никакого «когда», время и пространство сжались до одной крошечной точки, пульсировавшей в мозгу у Дина, когда он с глухим стоном раздвинул ноги шире, помогая одновременно себе и Сэму, и подался назад, насаживаясь на него, обхватив ладонью теперь уже собственный член и подбадривая его быстрыми яростными движениями.
Сэм был грубым. Сэм был злым. Сэм двигал бёдрами, уперевшись в столешницу обеими руками, с глухими шлепками входя и выходя из Дина, и это было больно почти всё время, хотя уже очень скоро боль отошла куда-то на второй план, похороненная под чудовищно острым возбуждением. Сэм был жарким, нетерпеливым, ненасытным, нежным, Сэм обхватывал руками его плечи и целовал его стриженый затылок, и почему-то раз за разом просил прощения. А потом это проходило, как сон, и он снова становился грубым, хватал Дина за волосы и запрокидывал ему голову, и сжимал рукой его горло, напирая на кадык, а потом опять целовал. Дин кончил раз, потом другой, потом пошёл на третий заход — всё без перерыва, без передышки на глоток пива или хотя бы вдох. С ним никогда в жизни не было ничего подобного. Боже, Сэмми, если бы я знал, что ты так хорош в постели, я бы давным-давно дал отставку всем своим подружкам. Боже, Сэмми…
И когда Дин был уже за полшага до того, чтобы кончить в третий раз, Сэм внезапно схватил его руку, остервенело дрочившую собственный член, и резко завёл её назад, ему за спину. Дин выдохнул от неожиданности, потерял равновесие и повалился на стол. Сэм лёг сверху, всё ещё сжимая его руку, положил подбородок ему на плечо. И прошептал Дину почти в самое ухо, с любовью и ненавистью, которые были совершенно одинаковой силы:
— Я сказал, чтобы ты отдал мне пистолет. Я просил, чтоб ты мне его отдал, Дин… это я должен был убить его, я. Я должен был выпустить обойму ему в башку, я, а не ты! А ты, ты опять всё решил за меня, ты…
— Сэмми… — прохрипел Дин. — Сэм, дай мне… дай…
— Что? Дать тебе кончить?
— Сэм… ох, Сэм! — закричал Дин, когда Сэм снова толкнулся в него, разом входя на всю глубину, и Дин выстрелил семенем прямо на стол, на крышку сэмова ноута, и рухнул, едва успев подставить руки, потому что Сэм как раз в этот миг его отпустил. Дин ткнулся лбом в сцепленные пальцы, чувствуя, как по бёдрам течёт сперма Сэма. Дыхание с хрипом вырывалось из лёгких, обжигая горло.
Он почувствовал лёгкое прикосновение к спине, передёрнулся и со стоном перекатился на бок, сползая на пол. Сэм сел рядом; они сидели на потёртом коврике, привалившись друг к другу, всё ещё не в силах отдышаться. Дин сморщился и поёрзал — в задний проход, казалось, засунули пивную банку, и там она, судя по всему, намеревалась остаться. Но он был доволен. Чёрт, он давно не был так доволен, как сейчас.
— Ну? — услышал он голос Сэма, как из тумана.
— Чего — ну?
— Ну… не знаю… скажи что-нибудь.
Дин повернул голову, пытаясь его рассмотреть. Но увидел только взъерошенную макушку и локоть, подрагивающий, покрытый блёстками пота.
— Что тут скажешь… Выходи за меня!
Он ляпнул это — и обмер. Нет, Дин, тебе точно надо отчикрыжить некий особенно длинный орган… и это не член! Член, как выяснилось, ещё пригодится. В отличие от языка, который только и горазд, что всё портить. Дин понятия не имел, что означает произошедшее между ними, и, тем более, что это означает для Сэма…
И потому ушам своим не поверил, услышав смех. Без горечи, без сарказма, без истерических ноток. Попросту мерзкий, глумливый смешок своего несносного младшего брата.
— Придурок, — сказал Сэм, поворачиваясь и утыкаясь ему в плечо. — Какой же ты всё-таки придурок.
========== Глава четвертая ==========
Они не стали сдвигать кресла и в ту ночь спали в одной постели. Не потому, что Дин жаждал забыться сном в объятиях Сэма — вот уж что нет, то нет, до таких соплей он даже с женщинами никогда не опускался. Просто Сэм показал ему те кресла, и Дин предрёк, что, стоит ему улечься на них, эта шаткая конструкция проломится, и им придётся платить владельцу мотеля за испоганенную мебель. Сэм с сомнением взглянул на кресла, одно из которых шаталось, а у другого крайне слабо держалась передняя ножка, и вынужден был согласиться. Дин сказал, что пойдёт всё-таки спать в машину, на что Сэм ответил ему: «Не дури».
