— Да ладно, чувак, — сказал он, бросая салфетку на сидение и отряхивая крошки с ладоней. — Я просто решил немножко присмотреть за тобой…
— Я тебя об этом не просил.
Чёрт… чёрт, чёрт, всё шло не так. А чего ты, спрашивается, ждал? Что он кинется к тебе в объятия и разрыдается на твоей груди? Сам же вечно твердишь: никаких душещипательных моментов.
— Мне уехать?
Дин задал этот вопрос нарочито небрежным тоном, почти грубо, в самом деле готовый, в случае утвердительного ответа, повернуть ключ в зажигании и свалить отсюда к чёртовой матери. Но какая-то часть его при этом холодела от страха, ожидая ответ.
Сэм молчал долго, так долго, что у Дина начало стучать в висках. Потом сказал:
— Не знаю. Как хочешь.
Дин выдохнул, не сумев скрыть облегчения. И, на сей раз он был почти уверен, уголки сэмовых губ чуть-чуть приподнялись — правда, всего на миг, и тут же опустились снова. Впервые за два месяца Дин видел его так близко, и поразился тому, как побледнел и осунулся его мелкий, какие жуткие синяки залегли под его глазами, как резко на лице выделялись скулы. Издалека всё это было незаметно.
— Холодноватый вечерок выдался, — неестественно весело сказал Дин. — Может, в машину сядешь?
Сэм помолчал снова. Потом тихо сказал:
— Нет.
Неискренняя улыбка застыла у Дина на губах. Чёрт, он почему-то думал, что стоит им встретиться — и будет легче, всё станет, как прежде. Они перебросятся парой подначек, Сэм сядет в машину и они поедут дальше, поедут охотиться, всё будет, как всегда… Просто Сэму нужно было время, и Дин честно ему это время дал.
И только теперь он внезапно понял, что ни разу за эти два месяца не думал, а для чего Сэму было нужно это время.
— У меня номер с одной кроватью, — сказал Сэм, и Дин вздрогнул. — Но можно ещё сдвинуть кресла. Это лучше, чем ночевать в машине. Пойдём.
Дин выбрался из Импалы и потратил целую минуту на то, чтобы запереть дверь — так у него дрожали руки. Не от волнения — скорее, от нетерпения. Сэм прошёл по парковке несколько ярдов и остановился, глядя на него с расстояния, как будто хотел рассмотреть со стороны. Дин спиной чувствовал его взгляд, и поэтому у него так дрожали руки. Справившись наконец, он догнал Сэма. и они пошли рядом, в полном молчании, по растрескавшемуся тротуару, сквозь который пучками пробивалась жухлая трава.
Коридорный в мотеле заворчал было, увидев, что его постоялец ведёт к себе гостя в такое время (он, правда. сказал не «гостя», а «дармоеда», как будто Дин требовал у него ужин из четырёх блюд), но Сэм молча сунул ему банкноту, и коридорный тут же угомонился. В номере горел ночник и монитор ноутбука — всё вместе давало не слишком много света. Дин подумал, что оно в самый раз для… он не знал, для чего; он понятия не имел, что будет дальше.
— Пива нет, — сказал Сэм, открывая холодильник. — Только лимонад.
— Что, объявили сухой закон? Как это я пропустил?
— Вроде того. Я стараюсь не пить, — спокойно сказал Сэм, и дурацкая ухмылка вновь прилипла к лицу Дина. Чёрт, ну вы видали второго такого придурка, а? Конечно, Сэм старается не пить. Потому что если он начнёт, ему чертовски трудно будет остановиться, и тебе, Дин, могло бы хватить твоих небогатых мозгов, чтоб догадаться об этом, прежде чем чесать языком!!
— Зато есть гамбургеры. Правда, холодные… тут нет микроволновки. Ты, наверное, есть хочешь.
— Да нет, не очень…
Чёрт, что же это такое? Сэм стоял перед открытым холодильником с видом радушного хозяина, немного растерянного внезапным визитом дорогого гостя, и голос его был таким спокойным… точно таким же спокойным, как в тот день в мотеле, когда сука-портье затребовал с них сто пятьдесят баксов за номер и Сэм просил, чтобы он не вызывал копов.
— Я бы выпил, наверное, лимонада, — сказал Дин, и Сэм, коротко усмехнувшись, вытащил из морозилки бутылку. Дин протянул руку, обвивая пальцами горлышко, и Сэм тут же разжал ладонь, прежде, чем их пальцы успели соприкоснуться.
Дин снова ощутил омерзительную слабость в кишечнике, как тогда, когда решил, что Сэм пошёл грабить оружейный магазин. К счастью, бутылка в руке дала ему законное право опуститься на стул, потому что теперь у него подрагивали ещё и ноги.
Сэм закрыл холодильник и сел на край стола, за которым работал несколько минут назад. Его спина загораживала ноут, Дин не видел, что на мониторе. Руки Сэм опять сунул в карманы, как будто ему было холодно. Оно и правда — комнатушка почти не протапливалась.
Повисла пауза. Дин сжимал в руках ледяной запотевший пластик и думал, что надо срочно сказать что-нибудь, пока оба они не почувствовали себя конченными идиотами. Он ведь столько всего хотел сказать Сэму. Столько всего говорил ему — мысленно, когда провожал взглядом, пока Сэм, не видя его, шёл вдоль улицы по каким-то своим делам. Эти монологи в голове Дина могли длиться часами, и куда же вы теперь подевались, ребята, эй?..
— Как твоя голова?
Он услышал свой голос и поразился, потому что вроде бы собирался сказать что-то совсем другое. Но слово не воробей. Сэм моргнул, будто не понимая, потом его взгляд прояснился, и он машинально поднёс руку ко лбу. Пластыря на нём давно не было, на месте раны, которую Дин обрабатывал два месяца назад, остался едва заметный красноватый рубец. Сэм рассеяно потёр его.
— А, это… Нормально. Зажило, как на кошке. Обычное дело.
— Да, у нас это семейное, — сказал Дин, и Сэм опять улыбнулся краем рта. Дину не нравилась эта улыбка; чёрт, ему не нравился Сэм. Он не прогонял Дина, даже позвал к себе ночевать и спросил, не голоден ли он; это всё ещё был его брат, и он, кажется, не злился, но что-то лежало между ними. Какая-то огромная, холодная дыра, расширявшаяся с мёрзлым хрустом. И Дин вдруг понял, что не важно, рядом он с Сэмом или нет — если он немедленно не сделает что-нибудь, прямо сейчас, края этой дыры окончательно порвутся, и она поглотит их обоих. И уже никогда ничего не будет так, как прежде.
На самом деле вряд ли он верил в тот миг, что всё в принципе может стать, как прежде. Но упрямо гнал эту мысль от себя. Тогда, в том проклятом доме, Дин не спас его, не сделал всё, что мог. Но он должен попытаться хотя бы сейчас.
— Сэм, — сказал Дин, стискивая обеими руками ледяную бутылку с лимонадом. — Я собираюсь тебе кое-что сказать. Только ты, я прошу, не ори и выслушай меня. Ладно?
Сэм смотрел на него исподлобья, напряжённо и холодно, почти враждебно. Кажется, он засунул руки в карманы ещё глубже, и переступил с ноги на ногу, как делал в детстве, когда знал, что сейчас получит втык. Он как побитая собака, подумал Дин. Как собака, которую долго и жестоко пинали ногами, и которая теперь готова рычать и кидаться на любого, кто подойдёт к ней на расстояние пинка. От этой мысли горло у него сжалось так, что он несколько секунд не мог вдохнуть.
— Слушай, Сэм… Сэмми… Ты ни в чём не виноват. Слышишь? Ты же, чёрт возьми, совершенно ни в чём не виноват! Ты ничего не мог сделать, понимаешь, ничего! Это я виноват, если уж на то пошло, из-за меня мы там оказались, а ты же хотел, ты помнишь? — ты хотел, чтобы мы оттуда уехали. Ты говорил, чтоб мы оставили в покое того мужика на додже, а я…
— Дин, да ты что? — удивлённо спросил Сэм, и Дин, задохнувшись, смолк на полуслове. — Ты же не мог знать, что… чем это всё обернется. Да и я не мог. Если б мы знали, мы бы, наверное, как-то получше подготовились.
Он странно, болезненно улыбался, говоря это, и глубже засовывал руки в карманы, и сутулил плечи, глядя на Дина с мольбой, почти заискивающе.
— Ты не виноват, что ты, — сказал Сэм мягко. — И, я знаю, ты не стал… ну… не стал относиться ко мне иначе. Мы же и правда не могли ничего сделать тогда, мы оба. Хотя, в общем-то, всё могло кончиться ещё хуже, они бы просто убили нас, если бы не ты. У меня в мыслях не было тебя винить. Это всё те… те уёбки, — закончил он неожиданно жёстко. — Они это сделали… со мной, и ты их убил. И я тебе за это благодарен.
