Надо было сказать что-нибудь вроде: «Эй, чувак, постарайся пластырь не намочить!» или «Воду выключи, когда закончишь!» Что-нибудь, что позволило бы ему притвориться, будто он таки задал Сэму мучающий его вопрос — и получил на него долгожданный ответ. Да, чувак; со мной всё в порядке, чувак; ерунда, заживёт.

— Я… — сказал Дин, перекрывая шум душа. Ему показалось, что тень Сэма дрогнула за стеклом. Дин откашлялся. Ох, лучше было молчать… но теперь уже поздно. — Я, в общем, схожу возьму нам чего-нибудь перекусить. Ты там… в общем, не торопись.

Чёрт, глупо получилось. Ну да что уж… Дин снова кашлянул и поспешно вышел из номера.

Закрывая за собой дверь, он чувствовал себя так, будто его выпустили из газовой камеры.

Он поднял голову и увидел своё лицо в зеркальной панели напротив. Когда он мыл руки, то и лицо заодно ополоснул, просто чтобы взгляд прояснился — а следовало выдраить рожу с мылом. На лбу и щеке остались разводы крови, на куртку вообще смотреть было страшно… Дин колебался ещё несколько секунд, потом на цыпочках вернулся в номер и переоделся. Из ванной доносилось какое-то движение — Сэм всё же перестал стоять столбом и смывал наконец с себя всё, что можно было смыть. Дин слегка приободрился от этой мысли. Ему и самому ох как не помешало бы вымыться, но он ограничился пока чистой футболкой и джинсами, а куртку сгрёб подмышку, решив навестить портье и спросить, не согласится ли горничная простирнуть её за разумную плату. Это была уже какая-то цель, и Дин уцепился за неё, как утопающий за плывущий по воде сигаретный окурок.

Портье встретил его гораздо любезней, чем полчаса назад — чистая одежда явно этому способствовала. Он с готовностью согласился передать куртку Дина горничной (это обошлось в двадцать баксов — сущая обдираловка, но у Дина не было сил возмутиться) и заодно сообщил, что неподалёку есть ресторанчик, где можно пообедать по вполне божеским ценам.

— Как там ваш друг? — спросил портье напоследок, и Дин сказал:

— Брат. Он мой брат.

Он не ответил на вопрос. Что тут отвечать?

Было не очень поздно, ресторан — а точнее, обычный фаст-фуд — ещё работал. Дин поймал себя на мысли, что совершенно не хочет есть, хотя завтракали они сегодня довольно рано. Сегодня… чёрт, надо же, ещё только сегодня утром они выехали на это грёбаное Сороковое шоссе в поисках синего доджа… И Дин этим утром был полон кровожадной решимости, куража, азарта… он не сомневался, что рано или поздно им повезёт.

Да уж, блядь. Рано или поздно им повезло.

«Ты виноват во всём этом, это всё из-за тебя, ты это понимаешь?» — сказал он себе и со всей дури врезал кулаком в стену ресторана рядом с окошком быстрого заказа

Девица, сидевшая на кассе, высунула нос из окошка и возмущённо повела им из стороны в сторону.

— Эй, мистер! Нечего так колотить, я всё слышу. Что будете заказывать?

Это всё ты виноват, Дин. Ты, ты один втянул в это Сэма. Из-за твоего чёртова упрямства и самонадеянности вы остались здесь, продолжили охоту… то, что тебе, придурок, казалось охотой и что на самом деле было охотой на вас. Митч Бендер сказал чистую правду: всё так и было, мать его. Раздразнить, заманить, загнать — и ты только помог ему в этом, невовремя дав разыграться охотничьему азарту, отмахнувшись от чувства опасности… оно же было, Дин, оно с самого начала было, ты его чувствовал. Но сказал себе: нет ничего, с чем не могли бы справиться мы с Сэмми. И пока Сэмми со мной, под боком, в Импале, я сумею за ним присмотреть.

— Мистер, вы будете делать заказ или нет? — раздражённо спросила кассирша.

— Буду, — сказал Дин. — У вас тушь размазалась.

— Я знаю. — «Нахал!» — добавила она пылающим взглядом. — И хочу сбегать в уборную поправить её, а вы тут торчите столбом. Ну?!

Да, Дин, что-то сегодня девушки не столь милы с тобой, как обычно. Интересно, почему?

— Дайте кофе.

— Просто кофе?

— Да. Два простых кофе.

Он понял, что не сможет сегодня ничего съесть. И, наверное, Сэм тоже.

Дин возвращался в номер медленно и неохотно, изо всех сил оттягивая момент, когда ему придётся переступить порог и снова оказаться наедине с Сэмом. Снова придётся смотреть на него и сглатывать невыносимо глупый вопрос, разрываясь между желанием отпустить идиотскую шутку и упасть перед ним на колени, вымаливая прощение. И то и другое было — хуже не придумаешь. Но ничего другого Дин придумать не мог, и это сводило его с ума.

Он ещё раз напомнил портье про куртку, спросил, нет ли сегодняшних газет, нашёл горничную и попросил свежие полотенца. Та посмотрела на него с возмущением, явно негодуя, как это он успел загадить полотенца за час пребывания в номере, и надменно пообещала посмотреть, что можно сделать. Дин поблагодарил её. Она взглянула на него слегка настороженно, сбитая с толку его реакцией на её грубость. Дин подумал, что она вообще-то недурна — блестящие тёмные волосы, веснушки на скулах, длинные ресницы, — и, поблагодарив ещё раз, пошёл по коридору дальше.

И оказался наконец перед дверью номера.

«Ладно… ладно. Не могу я тут стоять… ну, глупо тут стоять», — подумал Дин и коленом постучал в дверь.

— Сэм, открой, это я. У меня руки заняты.

Тишина в ответ. Никакого движения за дверью.

Дин поставил стаканчики с кофе на пол и повернул ручку двери, автоматически потянувшись рукой к пистолету за поясом. Пистолета там, впрочем, не было — Бендеры забрали его пушку, а ствол Зака он выбросил ещё в доме лесника. Дверь качнулась вперёд.

— Сэм… ты здесь?

В комнате было пусто. В ванной тоже. Окровавленная одежда была свалена в мусорную корзину под умывальником. Дверца душевой кабинки отодвинута, шланг, аккуратно свёрнутый, висит на крючке. Из неплотно прикрытого крана капала вода.

Дин вернулся в комнату, ничего не понимая. Потом увидел расстёгнутую сумку на полу — он сам вытащил её, когда переодевался. Он присел и перетряхнул вещи — пропала одна из рубашек Сэма и пара его любимых джинсов. И ноутбук… ноутбука нигде не было.

Дин растерянно осмотрелся, всё так же сидя на корточках — и вдруг заметил клочок бумаги, лежащий на тумбочке возле кровати и придавленный карандашом.

Дин поднялся и взял его. Это была рекламка авиалиний «American Airways», забытая предыдущим постояльцем. В центре листка была дырка, будто кто-то надорвал бумагу. Дин несколько секунд смотрел на белый самолёт, парящий в ярко-синем небе, и стюардессу с голливудской улыбкой на переднем плане. Потом перевернул листок и прочёл:

«Я уехал. Прости».

Бумага была пропорота по линии буквы «я». Как будто Сэм очень сильно надавил на грифель, когда писал.

Я уехал, прости, и всё.

========== Глава третья ==========

Он совершенно отвык быть один. Вернее, не так: он не привык быть один. Некогда было привыкать. Первые двадцать четыре года своей жизни Дин прожил с отцом и братом, ещё два года — только с отцом, ещё год — только с братом. Кто-то из них, а чаще оба они, всегда были рядом. У Дина не было нормального детства, и того, что обычно бывает в нормальном детстве: скаутских лагерей, уик-энда с подружкой на озере, затяжных побегов из дома в компании отвязных дружков-байкеров. Хотя нет, на уик-энд с подружкой он однажды всё-таки сбежал. Папа даже не сильно ругал его за это. Дину было тогда шестнадцать, он жаждал свободы, видимости свободы, и должен был попробовать её хоть самую малость, чтобы понять, что она на самом деле ему не нужна. В тот уик-энд он звонил домой каждые два часа и совершенно достал этим ту девчонку… как же её звали?.. Этого он теперь не помнил, но помнил, что она ему сказала. «Ты псих, Дин Винчестер, ты помешан на своём брате, вот своего брата и трахай». Своего брата и трахай. Тогда это, наверное, показалось ему смешным. Может, он даже рассказал об этом Сэму, не слишком расстроенный тем, что его бросила девушка — мало ли у него ещё будет девушек… Может, они с Сэмом даже посмеялись над этим. Да, наверняка.