— Мы должны их похоронить.
Это он сказал. Сэм. Дин уставился на него, пытаясь понять, у кого из них слуховые галлюцинации, а у кого — расстройство вменяемой речи.
Сэм повернул голову и посмотрел ему в глаза. Взгляд и лицо у него были совершенно спокойные.
— Мы должны их…
— Ни хрена мы не должны! — чёрт, подумал Дин, ну вот, я опять на него кричу, что ж это такое творится сегодня? — Кончай дурить, мы уезжаем отсюда.
— Там повсюду наши отпечатки. Особенно твои. И два изуродованных трупа.
— Мне плевать! Пусть сгниют там, туда им и дорога!
Его трясло, пальцы дрожали, когда он попытался снова схватить ключ зажигания, но тот удирал, выскальзывал, будто вздумал поиграть в догонялки.
— Они не сгниют, Дин. Их найдут рано или поздно. И в досье ФБР на нас появится ещё один пункт, которому очень обрадуется Хендриксон.
«Да что с тобой, Сэм, как ты можешь так об этом говорить?!» — хотел заорать Дин, но тут он снова встретил взгляд Сэма. Чёрт… спокойный?… Какого хрена он решил, что это спокойный взгляд? Он просто был совершенно пустым. Пустым и мёртвым, будто Дин сидел рядом с зомби. Дин представил, как они сейчас выходят из машины и возвращаются в этот дом. И Сэм смотрит снова на этот стол, и Дин смотрит… И тогда, помилуй их, боже, Дин не знал, просто не знал, что сделают они оба.
Он наконец повернул ключ в зажигании. Давай, малышка… не подкачай.
Мотор заурчал, Импала плавно двинулась с места.
— Дин…
— Мне плевать, Сэмми, — сказал Дин, глядя на дорогу перед собой. — На мне и так уже висит несколько убийств. Двумя больше, двумя меньше — без разницы.
Он чувствовал взгляд Сэма на себе ещё несколько секунд. Потом перестал чувствовать.
Палая хвоя хрустела под колёсами Импалы.
Они съехали с Сорокового шоссе на Тринадцатое, ведущее к Гринчестеру и границе с Оклахомой. Дин затормозил возле первого же мотеля, попавшегося на пути. Портье ахнул, увидев двух мужчин с разбитыми лицами, оставлявших кровавые следы на ковровой дорожке от двери к стойке рецепшена. Сейчас предложит вызвать копов, устало подумал Дин. И тогда мне придётся убить и его тоже.
А потом услышал голос Сэма:
— Мы попали в аварию. Пожалуйста, нам нужен номер на двоих с горячей водой и любые медикаменты, какие у вас найдутся.
— Святая дева! — всплеснул руками портье; ему было на вид под пятьдесят, и Дин, умевший читать людей, сразу признал в нём последователя методистской церкви, смотрящего по вечерам «CSI» и «Скорую помощь». — Я сейчас же позвоню в 911!
— Не надо… У нас нет страховки. И… в общем, мы сами виноваты в этой аварии. Больше никто не пострадал, так что… — Сэм вытащил из внутреннего кармана куртки бумажник. Спасибо вам, честные, немеркантильные Бендеры, равнодушные к презренному металлу. — Мы будем признательны, если вы просто дадите нам номер.
Портье с сомнением сгрёб со стойки стодолларовую бумажку.
— Есть комната на втором этаже… но это будет сто пятьдесят за ночь. С двоих. В ванной есть аптечка.
«Слушай, ты, сука, перед тобой двое окровавленных людей, а ты гроши считаешь, блядь!» — заорал Дин. Или… нет, не заорал. Он собирался, но почувствовал вдруг такую усталость, что не смог раскрыть рта. Тем более что Сэм уже сделал всё, что требовалось — молча добавил к взятке полтинник. И что бы они делали без Сэма…
Номер, впрочем, попался хороший, просторный и чистый. Внутри было темно, потому что шторы оказались задёрнуты. Дин сразу же направился к окну и отдёрнул их, чтобы впустить свет. Потом повернулся к Сэму, неподвижно стоящему у порога.
— Тебе надо промыть рану на голове, — сказал Дин.
Не дожидаясь ответа — да он и не дождался бы, Сэм на него даже не посмотрел, — Дин прошёл мимо него в ванную и отыскал аптечку. Там было всё, что надо — спирт, пластырь и капсулы парацетамола. Неплохо для царапин, но у Сэма, похоже, сотрясение. В такие минуты Дин ненавидел их работу и правительство США, не предусмотревшее программу социального страхования для охотников за нечистью.
— Эй, чувак, иди-ка сюда.
Сэм вошёл.
— На вот, умойся, — сказал Дин, отвинчивая кран. Сэм посмотрел на умывальник так, будто никогда в жизни не видел подобного приспособления. Потом наклонился и подставил сложенные ладони под струю. Горячая вода с шумом полилась по его запястьям вниз, мгновенно окрасившись алым. Дин снова ощутил эту жуткую, вышибающую дух неловкость, как будто Сэм опять был перед ним полуголым и… И ничего, всё это фигня, ну-ка, поглядим, не найдётся ли в местной аптечке чего-нибудь посущественней парацетамола…
— Так, теперь иди сюда. Сядь вот тут. Сейчас посмотрим…
Сэм выпрямился, потом покорно сел на бортик ванной. Дин быстро вымыл руки движением опытного хирурга. Из зеркала, висящего над раковиной, на него мельком глянул какой-то кошмарный тип с помятой мордой, но Дин решил, что знакомство с ним можно отложить.
Он заставил Сэма приподнять голову и, убрав влажные волосы с его лба, осмотрел рану. Она кровоточила, но не сильно — больше по краям, чем в центре, где уже успела запечься тонкая плёнка.
— Так, потерпи, — сказал Дин, беря пузырёк со спиртом.
Он старался поменьше думать о том, как всё это странно. Они редко обрабатывали раны друг друга — и теперь Дин подумал, что не знает, почему так сложилось. Ведь ещё совсем недавно он мазал зелёнкой разбитые коленки Сэма, когда тот учился ездить на велосипеде, и держал его за локоть сломанной руки, отвлекая болтовнёй и не давая смотреть на страшно белеющую кость, пока папа на предельно допустимой скорости вёз их в больницу. А потом вдруг всё это прекратилось, и хотя раны, которые они получали, стали посерьёзнее разбитых коленок, они предпочитали справляться с ними сами. Но тут, Дин почему-то это знал, они не справятся сами, по одиночке, никак.
Сэм дёрнулся и зашипел, когда рану ошпарило спиртом, и Дин выдохнул с облегчением — отрешённое спокойствие брата начинало его по-настоящему пугать.
— Спокойно, ковбой, прими это как мужчина, — сказал Дин — и Сэм вдруг бросил на него раздражённый взгляд. Ох, чёрт, я говорю с ним так, как будто ему опять десять лет, подумал Дин. И ему это не нравится.
— Сейчас будет жечь, — сказал он, и почти ждал в ответ язвительного: «Я знаю» или «Подуй мне на ранку», но Сэм по-прежнему ничего не сказал, только раздражение в его взгляде стало глуше, а потом совсем погасло. Дин разломал капсулу с парацетамолом, присыпал рану белым порошком из неё и залепил пластырем. Потом отстранился, притворяясь, будто любуется своей работой. Он думал, ему станет легче, когда он сделает хоть что-нибудь, но легче не стало. Он хотел сказать что-нибудь бодрое, подначивающее, что-нибудь, что всегда говорил в таких случаях — и не смог придумать ничего, вообще ничего. На самом деле его мучил только один вопрос, который так и вертелся на языке: «Ну ты как, Сэмми? Как ты, в порядке?»
Но этот вопрос нельзя было задавать.
— Я приму душ, — сказал Сэм. Он всё ещё сидел на бортике ванной, вцепившись в него обеими руками, как делал в детстве, нашкодив и получив за это по мозгам. Костяшки пальцев у него при этом почему-то не белели, как у нормальных людей, а краснели, и на них отчётливо выделялись вены.
— Ага. Ладно, — сказал Дин и вышел, закрыв за собой дверь.
И только тогда позволил себе сесть на кровать, потому что у него тряслись ноги.
Дверь в ванную была наполовину пластиковой, наполовину стеклянной. Сквозь мутную матовую перегородку Дин видел неподвижный силуэт Сэма, по-прежнему сидящего на бортике. Это хорошо, что дверь прозрачная, подумал Дин. Я увижу, если он… если он вдруг… ну, если что-то пойдёт не так. Он не знал, что именно может сейчас пойти не так, но если вдруг… словом, он успеет.
Сэм наконец встал и задвигался, стягивая одежду. Наверняка он захочет её выбросить, подумал Дин. Или сжечь, предварительно посыпав солью. Мысль была, наверное, смешной. А может, и нет, потому что смеяться вовсе не хотелось. Дин услышал, как Сэм отворачивает кран, как об дно ванны с шумом ударяет струя воды. Чересчур громко, как показалось Дину, и он напрягся, пытаясь распознать за этим гулом какие-то звуки… он сам не знал, какие. Но ничего не было, только шумела вода. Сэм забрался в ванную. Дин видел его расплывающийся силуэт, его тень, прижавшуюся к стенке ванной ладонью и лбом. «Чёрт, я подглядываю за ним… я подглядываю за ним, зачем я это делаю?» — подумал Дин и заставил себя встать.
