Иногда я беру телефон, чтобы позвонить им, но мне все еще не хватает смелости. Я никогда никому этого не говорил, но захотел сказать тебе. Думаю, у меня слишком много секретов, чтобы уместить их на открытке, или даже сотне открыток, но это только начало.

Ремус

Письмо Ремуса было крошечным и заползало на края адресного поля, так что Сириусу пришлось повернуть открытку, чтобы прочитать все. Тем не менее, он прочитал его трижды, лежа на своей маленькой односпальной кровати в офисе. Настольный компьютер заливал комнату жутким синим светом, а на улице на кошку лаяла лиса.

Он прочитал его в четвертый раз, не совсем понимая, что с этим делать. Сириус попытался вспомнить, что Ремус говорил о своих родителях, когда они встречались. Он не мог думать ни о чем, кроме того, что они действительно не ладили. Сириус не нашел в этом ничего странного, потому что, в конце концов, он тоже никогда не говорил о своей семье. Он даже не сказал Ремусу о Регулусе.

Он перевернулся и вытащил свой телефон, он не хотел об этом думать.

Был час ночи, и Сириус вернулся всего полчаса назад. Остаток вечера прошел нормально — во всяком случае, более комфортно. Сириус пел вместе с Джеймсом, смеялся и играл свою роль. Ремус делал то же самое, но отказался петь, сославшись на то, что бережет свой голос. В конце вечера Мэри вызвала такси, но Сириус предпочел идти пешком. Ночи стали прохладнее, была почти осень. Он хотел остаться. Ни для секса, ни даже для разговоров. Ему просто хотелось снова лежать рядом с Ремусом.

Но Ремус хотел идти медленно, и, очевидно, ему нужно было многое сказать Сириусу, прежде чем они снова смогут быть действительно близки.

Хотя он ничего не говорил насчет сообщений.

Бродяга: Эй, я только что прочитал открытку — тебе не нужно волноваться, обещаю. Знание о твоем прошлом не меняет моего отношения к тебе.

Лунатик: о, окей

Сириус поежился. Он не ожидал ответа, он надеялся, что Ремус уже спит.

Бродяга: Я рад, что ты мне рассказал. И я не считаю тебя эгоистом.

Лунатик: … подожди, пока не прочитаешь остальное. До тех пор, пожалуйста, не говори ничего. Ты еще сможешь передумать.

Бродяга: Окей. Но не думаю, что это что-то изменит.

Лунатик: Я иду спать. Было приятно увидеть тебя сегодня вечером.

Бродяга: Я тоже был рад тебя видеть! Ты свободен на следующей неделе?

Ремус не ответил, что было справедливо, так как было уже очень поздно. Сириус знал, что ему тоже нужно спать, но он был слишком беспокойным. Обычно всегда была какая-то работа, которой он мог заняться, но впервые с момента открытия салона ему не хотелось ей заниматься.

Он подумал о Гидеоне. Их разговор был коротким, Сириус предположил, что они уже столько раз расставались, что сказать было нечего. Гид сначала вел себя легкомысленно.

— Боже, что я сделал на этот раз?

— Ничего, — сглотнул Сириус, — дело не в тебе, а во мне.

Гидеон засмеялся:

— Это мы уже проходили. Это потому, что мы мало виделись? Я решил дать тебе немного пространства с салоном и всем остальным.

— Да, я знаю. Но проблема не в этом, а в том… ты ведь один из моих лучших друзей, так? Ты всегда им будешь, я люблю тебя. Но я не влюблен в тебя.

— Верно. И это откровение тебя сразило только что?

— Вроде того, — Сириус почувствовал себя очень виноватым, потому что знал, что должен быть честным. — Ремус вернулся.

— Ремус. — Смех ушел из голоса Гида. — И я не иду с ним ни в какое сравнение, не так ли?

— …Что-то вроде того.

— Черт возьми, Блэк.

— Мне жаль.

Сириусу было интересно, где сейчас Гид. Наверное, в постели, возможно, с кем-нибудь новым. Потом он подумал о Марлен и Доркас, лежащих вместе в постели дома, и о Джеймсе и Лили, прижавшихся друг к другу в своей квартире. И о Ремусе, одном в старой спальне Сириуса, со связкой секретов в прикроватной тумбочке.

Ему хотелось вернуться, настоять на том, чтобы остаться на ночь, прочитать каждую открытку, а затем сказать все, что нужно сказать, чтобы вернуть Ремуса. Но тогда, подумал Сириус, если он решил вернуться так далеко, почему бы ему не вернуться вообще к самому началу, почему бы не удостовериться, что ничего из этого вообще не происходило — ни ссор, ни пьяных ошибок, ни разрыва.

Нахуй все, возвращайся тогда вообще в школу и уходи из дома раньше, сделай каминг-аут раньше и не будь тупой пиздой из-за этого, поступай в университет полностью подготовленным, оставайся на связи с Регулусом и убедись в том, что он знает, что Сириус любит его, что Сириус всегда будет его старшим братом, несмотря ни на что, и…

Сириус судорожно пнул простыни. Он не хотел об этом думать. Да и вообще, назад уже нельзя, глупо было бы думать, что можно. Кто знает, какая мелочь в его истории привела его к Ремусу. И когда он вспоминал последние два месяца, хотя временами они были несчастными и одинокими, они тоже были необходимы. Сириус изменился — он вырос. Может быть, впервые со школы.

Он думал о Ремусе и о том, что в нем изменилось. Как он теперь выглядел моложе, как язык его тела стал менее напряженным, а улыбки стали легче. Сириус откинулся назад, медленно и долго выдыхая. Возможно, он был эгоистом. Возможно, Ремусу были нужны ошибки не меньше, чем Сириусу.

*

Он плохо спал и спустился вниз позже обычного. Мутный и зевающий, он метался по кухне, сварил кофе, затем пошел открывать жалюзи на фасаде магазина, чтобы впустить немного солнечного света. Он поднял почту с коврика и сел у стойки регистрации, пролистывая ее.

Среди почты оказалось письмо о том, что буквально в прилегающем подъезде к их салону продается помещение — там закрывался вейп-шоп. Марлен пошутила о том, чтобы купить его и объединить с их салоном — Сириус подумал, что это неплохая идея, они смогут использовать его для студии автозагара и массажа, как и планировали. Может быть, стоит объединить пространство и на втором этаже, тогда его кабинет будет побольше и появится место для двухспальной кровати. Он отложил письмо в сторону, сделав мысленную пометку еще раз обсудить это с Марлен.

Остальная часть почты была в основном спамом — три меню на вынос, компания, предлагающая провести интернет, и несколько листовок о предстоящих грайм-вечеринках в этом районе. Он ненадолго задумался, любит ли Ремус грайм (*прим.пер. это жанр музыки такой). Наверное; ему нравилось почти все.

Как раз когда он вставал, чтобы выбросить все это на переработку, снизу выпала открытка. Сириус задержал дыхание и поднял ее с пола. На лицевой стороне был изображен Миланский собор, а на обороте — знакомый рунический почерк Ремуса.

Он сделал большой глоток кофе, сел прямо и начал читать.

Дорогой Сириус,

Помнишь, я рассказывал тебе о Мойре Макинтош, о моем первом поцелуе и о том, как она умерла молодой? Многие мои друзья умерли молодыми, и в течение нескольких лет мои врачи и родители думали, что я тоже скоро умру.

К тому времени, как я стал подростком, стало ясно, что я не умру и смогу жить нормальной жизнью. Проблема заключалась в том, что ни я, ни мои родители не знали, что нужно делать. Несколько месяцев я пытался ходить в школу, но я очень страдал и не понимал почему, а когда мне было четырнадцать, я пытался покончить с собой. Я принял все свои обезболивающие за раз. Так я снова попал в больницу. Там я и встретил Фенрира Сивого.

Ремус

Сириус пошатнулся, чувствуя себя так, будто только что проехался на американских горках и вылетел с обрыва. Вот дерьмо.

Может, ему следовало этого ожидать. Но можешь ли ты в принципе ожидать когда-нибудь услышать что-то подобное? В горле образовался ком, и он проглотил еще кофе, чтобы избавиться от него, но от этого жжение только усилилось. Глаза заслезились, он задохнулся, и с колотящимся сердцем побежал на кухню попить воды из-под крана. Он глотнул воды, наклонил голову в раковину, намочив волосы.

Он услышал, как открылась входная дверь, пока он все еще пытался успокоиться. Его футболка промокла, а чистой запасной у него не было.