— Это действительно мило, дорогой, но тебе вовсе не обязательно — ничего страшного, ты самый тихий сосед, что у нас был.

— Тем не менее, — сказал Ремус.

— Ну, я никогда не отказываюсь от бесплатной еды.

— Спасибо. Я сказал Сириусу приходить в восемь, это подходит?

— Ага, еще много времени — все равно скоро уже выхожу с работы.

— Отлично, до скорой встречи!

— До скорой встречи — и Ремус, дорогой?

— Да?

— Ты вернешь его в два счета. Я знаю его.

— Гм. Спасибо. Хорошо, пока!

— До скорого!

Он повесил трубку, чувствуя себя еще менее уверенным, чем раньше. Он схватил еще два баклажана и положил их в свою корзину, так как теперь планировал накормить вдвое больше людей. Они сияли темно-фиолетовым, почти черным, совсем не похожим на эмоджи. Мэри бы посмеялась, если бы увидела их, почему он вообще выбрал такой наводящий на размышления овощ?! Подождите-ка, а баклажаны вообще овощи? Или фрукты? Ремус встряхнулся — сосредоточься! Теперь он должен позвонить Марлен, чтобы узнать, свободна ли она.

Он понял, что у него нет ее номера. Они были друзьями на Facebook, но Ремусу пришлось деактивировать свою учетную запись — Фенрир знал пароль, и Ремус боялся думать, что он может с ним сделать, так что удалить его казалось самым безопасным вариантом.

Он мог перезвонить Лили и спросить номер Марлен. Не учитывая то, что это означало бы признать, что он ничего из этого не планировал. Кроме того, Ремус не видел Марлен с тех пор, как вернулся из тура — она ​​была слишком близка к Сириусу. Что, если они с Доркас теперь ненавидят Ремуса? Стоило ли оно того?

Нет, решил он. Ему нужно двигаться крошечными шажками.

Продолжая идти к следующему отделу, он позвонил Мэри.

— Привет, детка, — воскликнула она, и он не смог удержаться от улыбки.

— Приветик, занята?

— Просто выхожу из спортзала, в чем дело?

Ремус глубоко вздохнул:

— Окей, я сделал то, что ты сказала. Я пошел к Сириусу в салон, и подстригся, и он был немного не в себе, и у него есть парень, но мы поговорили, и я извинился. И я думаю, что все в порядке, полагаю, что смогу во всем разобраться, но я сказал ему, что у меня сегодня большой званый ужин у Джеймса и Лили, просто чтобы поблагодарить их, и я случайно пригласил его, так что теперь мне нужно понять, как приготовить вегетарианскую мусаку на пять человек за следующие два часа, и, возможно, нужно захватить вино, но я ничего не знаю о вине, и у меня есть три баклажана, но я думаю, что они слишком фаллические, а ты должна прийти, я тебя умоляю!

— Черт побери, Ремус, — засмеялась Мэри, — у тебя как будто всего два режима: стойкость и беспорядок.

— Ха, — ответил Ремус, бросая картошку в корзину и отправляясь на поиски чечевицы. — Ты же сможешь прийти?

— Да, тогда продолжай, ты звучишь довольно отчаянно. В любом случае, я хочу познакомиться с Сириусом, мне нужно посмотреть, такой ли он великолепный, как ты мне постоянно говоришь.

— Он и вправду такой, — подтвердил Ремус.

— Ты отдал ему открытки?

— Эээ. Нет. — Он подумал о стопке на тумбочке, обернутой резинками. Там была довольно напряженная информация. Он не хотел слишком быстро выводить Сириуса из себя.

— Хорошо, ясно, я тебе определенно нужна. Я сейчас пойду домой и переоденусь, и прибегу к тебе, хорошо?

— Спасибо!

Он начал расслабляться. Он знал, что с Мэри ему будет намного лучше. После Дублина Ремус не знал, что бы он делал без нее.

Потеряв сознание в последнюю ночь тура (и ударившись своей дебильной башкой, честно, как же стыдно), Ремус проснулся с горящей лихорадкой в ​​машине скорой помощи по дороге в больницу, Мэри рыдала и сжимала его руку.

— Со мной все нормально! — Он попытался встать, но ирландский фельдшер и Мэри оттолкнули его.

— Ремус, тебе нужно дать нам номер телефона, — фыркнула Мэри. Ты указал фальшивый номер в анкете, глупый придурок.

— Я в порядке, — настаивал он и снова быстро отключился.

Пневмония. У него уже было такое раньше, в детстве, поэтому он не слишком волновался, когда проснулся в дублинской больнице. Но все они постоянно спрашивали у него телефонный номер. Тогда он был рад, что выбросил свой мобильный в начале тура, потому что, по крайней мере, никто не смог найти его контакты, пока он валялся в отключке.

Остальным участникам группы пришлось уехать, у них была пресс-конференция в Лондоне, но Мэри осталась с Ремусом, что было самым добрым за всю его жизнь. Он солгал врачам о своей истории болезни. Он знал, что это было глупо и безрассудно, но Фенрир заставил его солгать об этом в своих страховых бланках на тур, и он не хотел бросать участие в туре на таком позднем этапе — что, если менеджер тура узнает?

По прошествии двадцати четырех часов обезвоживание у него прекратилось, и он вроде как нормально реагировал на антибиотики, поэтому в больнице сказали, что он может идти домой, но обязан посетить своего терапевта, как только он вернется домой.

Ремус хотел избежать перелетов и чрезмерного использования общественного транспорта на случай, если он все еще заразен, поэтому они взяли билет на паром, а Мэри арендовала машину из Холихеда. До Лондона было пять часов езды, и Ремус большую часть времени спал на заднем сиденье, закутавшись в одеяло, его бас-гитара лежала между его ног, постукивая.

— Пожалуйста, позволь мне позвонить кому-нибудь? — умоляла Мэри, когда они пересекали границу с Англией.

— У меня никого нет, — закашлялся он, его легкие горели.

— А что насчет Сириуса?

— Нет.

Он действительно думал, что чувствует себя лучше, когда они уезжали из Дублина, но чем ближе они подъезжали к Лондону, тем хуже ему становилось. У него не было аппетита, и температура снова поднялась.

— Я отвезу тебя прямо в больницу! — заявила Мэри, как только они прорвались через M25. Ремус подумал, что это, вероятно, было справедливо — ему некуда было идти.

— Гомертон, — прохрипел он.

— Святого Георгия ближе, — покачала она головой.

— Нет, я работал в Гомертоне. Я знаю там людей.

— Правда? — Она с надеждой посмотрела на него в зеркало заднего вида. — Назови мне имя.

— Лили Эванс. Она не врач, она просто мой друг, но…

— Номер?

— У меня его нет.

— Ремус Люпин, ты меня доконаешь. — Проворчала Мэри, вбивая в навигатор адрес в Восточном Лондоне.

После этого он мало что помнил, но Мэри, должно быть, поместила его в Гомертон в Центр неотложной помощи, и, конечно, у них были все его записи в системе NHS. Его обычный доктор пришел отругать его за то, что он лежал в Ирландии, а Мэри удалось выследить Лили.

Ремус позволил каждому принимать решения за него, и он знал, что это плохо. Он просто так устал, так обрадовался, что оказался где-то в знакомом месте, и у него слишком кружилась голова, чтобы спорить. Если бы Фенрир появился в этот момент и приказал Ремусу вернуться с ним в Стратфорд, Ремус был почти уверен, что сделал бы это, просто чтобы ему не пришлось слишком много думать.

Его терапевт сказал, что это нормально и этого следовало ожидать. Ремус подумал, что сейчас тот знает лучше.

Терапия была агонией. Он предпочитал пневмонию. На первом сеансе он просидел в абсолютной тишине не менее пятнадцати минут, сжавшись, как устрица в ракушке. Он должен был рассказать ей о своем детстве (честно, такое гребаное клише). Был ли он счастлив? Общался ли он со своими родителями?

— Не знаю. — Он пожал плечами. Ему было очень трудно измерить счастье против того, что он просто не был болен.

В конце концов, она вытянула все из него — опухоль, замешательство, бесконечные операции и обследования, инфекции и лекарства. От одного разговора об этом ему стало плохо. Потом они добрались до Сивого, и он мог говорить об этом немного проще, потому что, возможно, именно тогда и пришло счастье — гитара, музыка, шум.

Только ее это не интересовало — она ​​все время спрашивала о самом Сивом и каким тот был? И как он заставлял себя чувствовать Ремуса?