- Не буду, - после короткого молчания он вздохнул и, повернув голову, губам коснулся моих пальцев. Я в ответ чуть сжала его крепкое плечо.
- Ничего не изменилось. Ты там, где должен быть.
- Не надо было читать эти письма, - вздохнул Миша.
- Согласна. Их писали не тебе.
- Я лучше уберу это все.
- Я тебе помогу.
Когда я складывала письма в секретер, Миша протянул мне фотокарточку.
- Вот. Нашел ее.
Я осторожно коснулась шерховатой поверхности фотографии. Она не была черно-белой, а какой-то желтоватой или даже зеленоватой, но это не имело значения. Вместо руин я видела теперь широкую лестницу и мощные колонны, раскрепованный, изящный фронтон над ними, веранду в тени деревьев, склоняющихся к длинным, до самого потолка, окнам. И жизнь теней за их стеклами.
- Оно огромное, - прошептала я, и, убрав карточку, поспешила к окну. Отодвинула штору едва ли не рывком - так мне не терпелось теперь увидеть останки некогда. великолепного здания. - Миша, а вон те куски - это колонны?
- Похоже на то, - Белоозеров встал рядом со мной, придерживая шторы.
- А этот? - ткнула я пальцем в стекло.
- Не знаю, - Миша жил своими проблемами, и моего энтузиазма не разделил.
- С ума сойти. А вот эти окна - зал? Там, наверное, устраивали балы.
- А теперь растут яблони.
- А теперь... - я опустила карточку, не договорив.
Что разрушило это мощное с виду здание? Пожар во время революции, в котором едва не погибли хозяева? Бомбежки в сорок первом? Жители соседнего посёлка, кирпичами поместья закладывающие дыры собственных домов? Ядро экскаватора, когда землю выкупили под поселок?
И от былой красоты остались лишь руины.
Так жаль.
Как часто я слышала эти слова.
- Вера, - Миша протянул мне мобильный. - Бабушка звонит.
Я вздрогнула и растерянно посмотрела на свой телефон в его руке. Даже не вспомнила, что зашла сюда с мобильным.
- Ты в порядке? - спросил Миша.
- Да, - рассеянно ответила я.
Ничего не поделаешь - все мы живем на руинах, которые тоже когда-то были крепкими, красивыми зданиями. И кто виноват, что о былой красоте, жизни и счастье могут напоминать одни осколки?
- Да, Маргарита Васильевна?
- Мне долго тебя ждать?
- Уже еду!
Мне захотелось поскорее сбежать отсюда.
* * *
- Мне кажется, ты расстроилась раньше времени, - мы сидели у кабинета лечащего врача Маргариты Васильевны и ждали приема. Результатов на руках у меня не было - до их оглашения данные передавались только лечащему врачу.
- Вовсе нет - коротко ответила я.
- Как скажешь, - княжна пожала плечами. - Но все равно ты выглядишь слишком грустной.
- Мне не дает покоя один вопрос.
- Слушаю тебя, Вера.
- Почему вы не снесете руины? - спросила я. - Они, если быть честной, выглядят ужасно.
Княжна вздохнула.
- Это сложный вопрос, Вера. Я не застала дом, где жила моя мать, но я много слышала о нем. Все мое детство прошло в мечтах о возвращении в поместье. Мне хотелось балов, свечей, прогулок по веранде под лунным светом. Я чувствовала, что тот мир, где мы жили, был нам чужим. Враждебным. Впрочем, через некоторое время он стал таким для всех.
Княгиня кивнула сама себе и, помолчав, заключила:
- Это очень хорошо, когда есть дом. Свое гнездо, в которое стремишься вернуться. Там я чувствую связь - с матерью, бабушкой, с самой землей. Пара дней вдали от дома - мне будто становится хуже.
Она грустно улыбнулась.
- Раньше я не была такой сентиментальной. Наверное, с возрастом меня потянуло к корням.
- А я продала квартиру своих родителей... - зачем-то сказала я.
Маргарита Васильевна помолчала, раздумывая, а потом ответила с некоторой тоской в голосе.
- Мама мне говорила, что память - это хрустальный шар, и у каждого под колпаком то, чем он больше всего дорожит. Для меня это внуки, родная земля, воспоминания о муже. Ты, к слову, купила мне книгу для дневника?
- Да, как вы просили. Она в машине.
- Хорошо... Я тебя озадачила? Думаешь теперь, что в твоем шаре?
Я кивнула, но не ответила. Потому что поняла - в моем шаре были только памятники на могилах. И как я могла пустить кого-то дорогого мне в этот шарик теперь, не боясь, что вскоре его тоже накроет мраморная плита?
Может, я слишком долго жила в чужих трагедиях, пытаясь забыть о своих?
И трагедий стало слишком много.
- Маргарита Белоозерова, проходите.
Я так часто присутствовала на подобных приемах, что, переступая порог кабинета, уже знала о результатах обследования. Доктора, обладая недюжей выдержкой, порой по несколько раз на дню озвучивая пациентам смертельные диагнозы, все равно каждый раз готовились и собирались сказать правду.
Несколько дежурных фраз, перечисление анализов и...
- Мне очень жаль, Маргарита Васильевна. У вас болезнь Альцгеймера.
Княгиня чуть улыбнулась.
- Помилуйте, доктор. Мне восемьдесят лет. В наше время счастье, что подобный диагноз настиг меня в столь преклонном возрасте.
- Но лечиться все равно надо.
- Конечно. У меня есть помощница, которой вы все объясните. Я ведь могу и забыть.
- Хм... Давайте для начала посмотрим, насколько велико поражение...
Выйдя из клиники, Маргарита Васильевна остановилась подышать воздухом. Вздохнула глубоко и поморщилась.
- Вера, мне нужны сигареты.
- Нет, не нужны, - я показала рецепты на лекарства. - Вот список первой необ...
- Хватит, - она отмахнулась. - Я сутки дышала больничным смрадом, мне нужно ощутить вкус жизни. Не спорь, пожалуйста. Эти твои нравоучения такая чушь теперь.
- Вовсе не чушь. Вы понимаете...
- Не понимаю и не хочу понимать. А пойму - все равно забуду.
- Нет! Вы... Вы куда? Маргарита Васильевна?!
- В вон тот супермаркет. И дай мне руку, а то я поскользнусь.
Я поймала княгиню под локоть.
- Вы понимаете, что курение только усугубит течение болезни?
Маргарита Васильевна молча пожала плечами.
- Так что тогда? - продолжала возмущенно вопрошать я. - Зачем делать себе хуже?!
- Потому что лучше сделать уже не смогу.
Миша ждал нас дома. Когда мы вошли в гостиную, он поднялся навстречу и вопросительно посмотрел сначала на меня, потом на бабушку.
- Как дела?
Маргарита Васильевна прошла мимо него. Села на диван, взяла пульт.
- Миша, у меня болезнь Альцгеймера. На этом все. Никакого сочувствия, никакого особого отношения, никаких попыток что-то предпринять. Я получаю лечение. Все нужное сделает Вера.
В гостиной повисла тишина. Маргарита Васильевна, не дождавшись ответа, повернулась к внуку.
- Обещай мне.
Миша вздохнул. Исподлобья глянул на бабушку.
- Насчет первых двух твоих требований - не сомневайся. Но не проси меня ничего не предпринимать. Я не смогу сидеть, сложа руки.
- Миша, мне не нужна твоя помощь.
- Теперь тебе...
- Не продолжай, - она резко вскинула руку. - Молчи, пока я не выгнала тебя. Ты и так здесь надолго задержался. Помни - тут ты гость. И тут все живут по моим правилам.
- Будут жить, пока ты не начнешь их забывать! - в сердцах бросил Михаил и, открыв рот, сам ужаснулся своих слов. - Прости...
- Забывать что? - сухо поинтересовалась княгиня. - Правила или гостей?
- Ба, я не хотел...
- Ты нарушил два требования. Сразу. А я просила тебя, надеясь что ты-то меня поймешь, - княгиня закинула ногу на ногу и поправила подол платья. - Всего доброго, Миша. У тебя есть свой дом.
- Ба, пожалуйста, прости. Но я только хочу...
- Мне неважно, что хочешь ты, если не научился меня слушать до сих пор. Можешь идти.
- Да что ты делаешь?! Зачем меня выгоняешь? Почему я всегда не в курсе... - Миша посмотрел на меня и осекся. Я стояла за спинкой дивана, позади Маргариты Васильевны, и прижимала указательный палец к губам, красноречивым жестом призывая к молчанию.
