(Милая, дорогая моя девочка! Учиться тебе, или не учиться – не вопрос. Конечно, учиться! Набираться знаний, опыта, разных, там, навыков и всего такого, что необходимо в жизни. Другого пути нет… Но… Положа руку на сердце: мне это тоже, как и тебе, – кажется! Только не иногда, а постоянно! По поводу «порога» и выпускного платья. С первых дней, а может, даже часов, если не минут нашей встречи! Я даже уверен в том, о чем ты сейчас говоришь! На все сто процентов! Выпускное платье тебе – в самую пору! Или почти в пору… Однако, неотвязную эту мысль я держу при себе – от чутких твоих ушей подальше…).

– А как ты это свое состояние определяешь, или понимаешь? По каким признакам?

– Ну, как… Наверное, как и любой человек, который в определенный момент жизни… вдруг начинает себя чувствовать – словно не в своей тарелке. Ему становится недостаточно того, что он знает. Понимает. Чувствует… Хочется чего-то необычного. Особенного. Еще неиспытанного. Появляются новые желания, увлечения, порывы, которые проявляются с большей, чем было до этого, силой. С тобой тоже, наверное, такое было?

– Было! – не сразу отвечаю я.

После чего, немного еще подумав, принимаю решение уйти от общих, расплывчатых рассуждений, каковыми показались мне высказывания Ирины (а просить ее высказаться более конкретно – я не стал…), и привести в качестве примера реальный случай, раскрывающий самую суть (в моем представлении) сказанного ею.

– В девятом классе к нам пришла новая – молодая – учительница. Биологии… На первом же уроке, можно даже сказать: с первых его минут, мужская часть класса – в нее влюбилась. В том числе и я. Пришлось «делить» это наше коллективное чувство к ней – с чувствами, которые мы питали к девчонкам-одноклассницам.

– Значит, эта ваша учительница была не только молодой, но и красивой.

– Ты права!

… Да!

Разумеется! Разумеется!

Она была не только молодой (к тому же, незамужней – незамужней, или побывавшей замужем и к настоящему времени свободной от брачных уз женщиной – это нам, в точности, не было известно…), но и красивой! Безусловно! Однако, если к утверждению о молодости – как будто ничего нельзя было еще прибавить, кроме как констатировать сам данный факт, то второе определение, о красоте, требовало дополнительных уточнений. Формулировок. Поскольку красота ее была особенной, характерной, не столь часто в земном нашем мире встречающейся.

Учительствовать к нам в школу Виктория Владимировна прибыла – не после окончания педагогического института, как это чаще всего происходило (правда, не каждый год…), а уже имея пятилетний преподавательский стаж. Предполагающий, стало быть, значительный багаж знаний, и знаний не только профессионального толка, но и житейского, бытового – как себя с нашим братом-учеником, не отличавшимся исключительной примерностью поведения на занятиях, – обходиться.

Ростом Виктория Владимировна – почти дотягивалась до условного среднего. Если, к примеру, быть с нею рядом, то казалась она – маленькой. А если смотреть на нее с некоторого расстояния, тогда ощущение малой ее «величины» – исчезало; определенно женщина представлялась – выше…

Телосложение имела хрупкое и нежное.

(Здесь тоже не обойтись без некоторых уточнений…).

С лишь недавно как будто образовавшимися «формами», которым точно еще предстояло – раскрыться (подобно тому, как ранней весной, в свой час, на деревьях начинают раскрываться почки, радуя глаз прекрасным этим явлением…).

Расшириться.

Обрести окончательные свои очертания.

Законченность.

Полноту.

Удивительным здесь, однако, было то, что эта самая в ней «незавершенность», хрупкость – обладали, если можно так сказать, – «эффектом обратного действия». Необъяснимым совершенно образом – обращали на себя внимание! Привлекали! Гипнотически влияли на сознание.

Но, пожалуй, наиболее притягательным, из внешних черт, в этой женщине было – почти всегда бледное, малоподвижное, с минимумом проявляемых эмоций – лицо. В редкую минуту на лице Виктории Владимировны можно было увидеть – улыбку. В основном, это происходило, когда она – медлительным и ровным движением руки – выводила в классном журнале шариковой ручкой противоположные по своему значению оценки: пятерку и двойку (характер улыбки от оценки – не менялся…). Четверки же и тройки улыбки на ее лице почему-то – не вызывали.

И этот внешний, субтильный, облик женщины: с выражением неразгаданной грусти – в огромных, темных, или темно-коричневых, ее глазах, с глубокой отстраненностью от материального, «вещественного» нашего мира, иногда – самой что ни есть холодностью и недоступностью во взгляде, направленном, может быть, «в никуда», а может, в мрачную «космическую даль», вместе с длинными и черными, как уголь, волосами, резко контрастирующими с бледным, возможно, несколько болезненным, ее ликом, – обладал поистине непостижимой, волшебной силой, оказывающей чрезвычайно сильное влияние на окружающих, главным образом, разумеется, на мужчин.

Ходила молва, что и в наши края Прохорова Виктория Владимировна приехала – не только лишь в рамках продолжения профессиональной своей деятельности, а используя переезд, как возможность избавиться от одного из поклонников – ухажеров, в которых (опять же, по той самой народной молве…) у нее не было недостатка. Правда, подтвердить истинность последнего фактически, по причине отсутствия конкретной информации, – было трудно, и доказать на местном «материале» не представлялось возможным, поскольку здешние энтузиасты – обожатели, которые, время от времени, пытались себя, соответствующим образом, проявить, добиться от Виктории Владимировны благосклонности, расположения, – конечной цели не достигали. А, значит, их, поклонников и обожателей, в природе как бы и не существовало…

Лишь единожды Виктория Владимировна была замечена в обществе мужчины, который оказался ее коллегой – учителем физкультуры: накаченным и неженатым тридцатилетним здоровяком. Встреча проходила в черешневом (осыпавшемся…) саду, высаженном на пришкольной территории, – в начале ноября, в один из пасмурных, хмурых, но еще продолжавших хранить последнее осеннее тепло – вечеров.

Никакого вывода – «по существу дела» – из этого, конечно, сделать было нельзя…

В общем, совершенно естественным было то, что я – влюбился в необыкновенную эту женщину.

(Сначала – не понимая всей глубины и силы этого своего чувства. А затем – в полной мере, кажется, что в полной, осознав случившееся…).

Целиком и полностью!

Произошло это, когда однажды я проснулся в своей постели – сам не свой – рано утром, намного раньше обычного.

Проснулся я с единственной и неотступной мыслью – увидеть Викторию Владимировну! Увидеть – как можно скорее! Сейчас! Немедленно! Увидеть в реальности. Наяву…

Если бы таковое возможно!

Это было бы необыкновенным продолжением (завершением…) необыкновенного же моего сна, в котором Виктория Владимировна мне привиделась. Один единственный раз – за все время. И как привиделась-то? Фантастическим совершенно образом!

Виктория Владимировна предстала не в «живом», то есть пленительно-обольстительном своем – женском – облике и, вообще, не в образе человека. Она была – воздухом! Атмосферой! Прозрачным и неосязаемым эфиром, окружавшим меня – со всех сторон… Виктория Владимировна была в нем – как будто растворена, раздроблена на миллиарды мельчайших, невидимых глазом, частиц. Я мог ею дышать. Остро чувствовал ее «природный» – женский запах, глубоко проникавший в трепещущую мою плоть, круживший мне голову. А прикоснуться к ней рукой (чего мне очень хотелось…) – не мог…

И это обстоятельство – невозможность до женщины дотронуться, почувствовать живую ее плоть – меня угнетало!