Их прерывают, грубо толкнув в безуспешной попытке не упасть.

— Одного мужчины у моих ног мне вполне достаточно на сегодняшний вечер… — Катя улыбается и увлекает Клемана за собой к машине. Вадим уже несколько раз сигналил им, но увлеченные друг другом и оглушенные музыкой молодые люди не слышали.

— Вообще-то двух… — Клеман невнятно бормочет, имея в виду Вадима, и не думая, что она расслышала.

Они усаживаются в кабрио, пытаясь не прикасаться друг к другу. Потому что оба понимают, что здесь их никто не потревожит, а значит, никто не остановит это безумие. Клеман даже не пытается изображать, что сможет держать себя в руках. И единственное, что ему действительно помогает, это понимание — что рядом Вадим, и он не может относиться к нему, как к пустому месту. Катю, между тем его присутствие ничуть не смущает. Она пошло облизывается и отворачивается. Через несколько кварталов они подъезжают к отелю. Удивлению парня нет предела, но они проходят мимо и поворачивают за угол, поднимаются по неприметной лестнице в квартирку в соседнем здании. Машина, Вадим, весь мир остается за дверью. Здесь только они вдвоем.

В голову продолжают возвращаться мысли — о том, чему Катя его научила, о том, что это всего лишь обман и сделка, о том, что он любит другую. Но как только девушка сминает на бедрах смехотворно короткое платье, вновь мелькая бельем, Клеман думает о том, что все его мысли смешны и неуместны. Сейчас только она имеет значение.

— Хочешь еще выпить? — Катя явно дразнится. Она знает, чего он хочет.

— Пожалуй, я бы принял душ. — Клеман принимает правила игры. И он тоже дразнит ее. Он тоже видит, что ее игра завела ее не на шутку.

— Давно я не была так увлечена действием… Давай пропустим эту часть с душем, — девушка почти мурлычет, приближаясь к нему, — и перейдем сразу к постели, ладно? — Она понимает, что сейчас должна сдаться и подчиниться. Позволить ему быть хищником. Черт! Ей хочется сдаться и подчиниться!

Она соблазнительно покачивая бедрами отступает к кровати, не разрывая зрительного контакта, не позволяя ему отвести взгляд, соблазняя. Она выглядит нежной, желанной. И не только выглядит. Он знает, что она может быть нежной. И он желает ее. И где же эта робость, и смущение, и осторожность? Нет, он уверенно наступает, чувствуя себя вновь хищником, и он не собирается упускать добычу. Он буквально упивается тем, насколько сладким выходит поцелуй, насколько отзывчива его добыча, как выгибается ее спина, вжимая аккуратную грудь в его ладонь. Он точно знает, что нужно делать. Он держит все под контролем…

Пока ее пальцы не касаются его члена, выступающего сквозь плотную ткань штанов. Пока его не оглушает потрясающий сладостный стон девушки, предвкушающей, как этот член окажется внутри неё. Пока все мысли не растворяются в чистом желании, вырвавшемся на свободу. Контроль плавно уступает место инстинктам. Его движения становятся короткими, четкими и неспешными. Он освобождает себя от штанов, когда и куда исчезла майка не важно: главное — овладеть добычей. Вернувшись на кровать, он сгребает одним движением белье в кулак. О том, что хотел сделать это с того момента, как впервые увидел эти трусики на ней в примерочной, он вспомнит и расскажет ей позже. Сейчас он действует на автомате, гонимый похотью. Девушка, опираясь на локти, отодвигается ближе к центру кровати, на потерю белья отреагировав резким стоном на грани крика. Однако проснувшийся хищник внутри Клемана реагирует раньше человека: издав звук, и правда похожий на рычание, он резко переворачивает её на живот и подтаскивает к себе, заставляя стать на колени. Катя, довольная до нельзя такой силой и решительностью всегда удручающе скромного и правильного ученика, только нетерпеливо скулит и слегка виляет попкой, специально дразня его. Головка члена, уже почувствовав желанную влагу, срывается с намеченного маршрута, слегка мазнув по ягодице. От такой нехитрой провокации Клеман теряет оставшиеся крохи осознанности — больно впившись пальцами в бедро девушки, он рваным движением буквально насаживает её на свой член, едва не теряя сознание от количества нахлынувших ощущений. Мгновением — или вечностью — позже Катя ещё больше прогибается, одновременно сжимая его внутри, отчего парня срывает в бешеный темп, и спустя какие-то минуты он жёстко, почти болезненно кончает, не отмечая в сознании, что стон звучит глухо от того, что его зубы смыкаются на шее девушки, оставляя метку. Раздразненный хищник внутри довольно урчит, но до удовлетворения ему ещё далеко — он ещё не слышал жалобных всхлипов своей добычи, молящей о продолжении.

Его возбуждение почти не спадает то ли от того, что внутренний зверь жаждет продолжения, то ли от потрясающей дрожи катиного тела, все ещё плотно сжимающегося вокруг готового к свершениям члена. Он мягко скользит внутри неё короткими движениями, постепенно увеличивая амплитуду. Только сейчас он заметил, что его зубы все ещё впиваются в шею девушки, а мышцы её дрожат от напряжения, вызванного весом его тела. Где-то на грани сознания мысль готова появиться и разрушить это неведомое доселе состояние невесомости и нереальности. Клеман убегает от этой мысли, так и не дав ей родиться, сдаваясь на власть инстинктов. Думать он будет завтра. А пока алкоголь и похоть опьяняют его разум, он будет наслаждаться этим. Катя не выдерживает его веса, ноги начинают разъезжаться, но парень удерживает ее, прижимая к себе, и они вместе падают на бок. Он чувствует, как возбуждение вступает в полную силу и не сдерживая себя вбивается в ее мягкое и податливое нутро. Но на этот раз цель иная — выбить как можно больше стонов из расслабленной уже, сдавшейся под его силой добыче. И она стонет, царапает покрывало, так и не сброшенное с кровати, выгибаясь и еще сильнее подставляясь. Ладонь его все еще вжата в ее бедро, а во втором кулаке все еще зажат уже не нужный комок кружев. Он разжимает руку, отбрасывая в сторону то, что было дорогим бельем еще в начале вечера, и укладывает раскрытую теперь ладонь на грудь, с раздражением ощущая вместо нежной кожи ткань платья. Не церемонясь особо он сдергивает лиф вниз, чувствуя, как легко рвутся нитки, держащие бретели легкой конструкции, как, кажется, вырывается пуговица. Но до кожи добраться все еще не удается — ладонь чувствует уже знакомую шероховатость кружева, которое едва ли скрывает что-то от взгляда, но сильно мешает тактильному наслаждению. Сквозь него лишь чувствуется жар кожи, но ее бархатистость остается отложенным удовольствием. Хищник не хочет с этим мириться, но в этот момент Катя как-то особенно резко вскрикивает в впивается когтями в его бедра, Клеман скорее угадывает, нежели слышит просьбы о большем. Он ускоряется, сжимая в ладони грудь через белье, вылизывая за ухом, прикусывая мочку, и, наконец, чувствует, как внутри его добычи разливается блаженство, от которого и его самого уносит во второй оргазм. Он настолько сокрушителен, что сердце, кажется, почти сломало ребра, в попытках вырваться из тесной грудной клетки, а в голове необъяснимо прекрасная пустота. Пульс все еще ощущается где-то внизу. Спермы внутри так много, что она ритмично выливается прямо на кровать. Тело становится невесомым. Мысль опять готова почтить голову Клемана своим присутствием. Но она сейчас никого не застанет дома. Слишком хорошо. Сознание выключается.

====== Новая реальность ======

— Я скучаю по тебе… Ты приедешь сегодня вечером? — Лайла проснулась до ужаса рано, не чувствуя рядом все ещё привычного тепла, и тут же набрала любимого. — Вчера в пятничный вечер ты был занят, а завтра возвращаются родители, и мы не увидимся… Не выдержу так долго без тебя!!!

Как бы интенсивно Лайла не обдумывала план по налаживанию личной жизни друзей, мысли о Генри все равно выходили на первый план. Не задумываясь, она набрала номер, с удивлением услышав чуть ли не паническое «Что случилось?».

Генри, зная, что разбудить её так рано может только что-либо чрезвычайное, невольно испугался, и тут же, получив ответ, расслабился:

— Мне, конечно, очень приятно, что ты не можешь спать, когда я не рядом, но давай не делать из этого привычку. По крайней мере, пока…