Старожилы-экспаты, давно живущие в Нигерии, называли его «Нигерийский вирус». И этот вирус – сильнее малярии, – раз поразив, оставался в крови навсегда, вызывая смутную тоску и непреодолимое желание вернуться сюда во что бы то ни стало.

Ника не любила недосып, и в другой ситуации, поняв, что спать ей осталось пару часов, она бы здорово расстроилась, но сейчас всё было иначе. Ради ночи, подобной той, что она провела прошлое воскресенье в Лагосе, она готова была не спать вообще!

«Похоже, он не из бойких, – подумала Ника, – если я сама не проявлю инициативу, мы тут просидим до утра».

Держа сигарету в одной руке, другой она прикоснулась к груди мужчины. Начала медленно расстёгивать пуговицы на рубашке: «Чёрт возьми, как это возбуждает, расстёгивать пуговицы одной рукой!»

Тунде замер на полуслове. Только его большие чёрные глаза, загадочно глядевшие на Нику, стали ещё бездоннее.

Расстегнув предпоследнюю пуговицу где-то около пупка, Ника затянулась. Тунде не выдержал – взяв у неё из пальцев сигарету, он потушил её в пепельнице и, обняв белую женщину своими сильными – но ах какими нежными – руками, припал губами к её губам. У Ники закружилась голова. От вина? Или от его губ – крупных, сладких, чувственных?

– Пошли наверх, – Ника задыхалась от желания. Она потянула парня за руку в сторону лестницы, но не прошла и двух шагов. Тунде поднял её на руки и понёс наверх, прижимая к себе.

Она обняла его за шею, не руками, а одними пальцами, и гладила – нервно, страстно – то место сзади, где начинаются кудряшки. Ласкала, словно обжигала током, идущим из кончиков пальцев, и ей казалось, что расстанься они сейчас хоть на секунду – она просто сгорит в своём огне.

Но Тунде и не собирался её выпускать, он целовал её на ходу, всё крепче прижимая к себе. Они кое-как нашли дверь в спальню. Огромная, во всю комнату, кровать не оставляла ни малейшего сомнения в своём предназначении.

Он нежно опустил Нику на постель. Даже при большом желании они бы не вспомнили потом, кто кого первым раздел. Почти не отрываясь друг от друга, они освобождали тела друг друга от одежды для того, чтобы сразу же покрыть поцелуями оголившийся участок кожи.

Чёрные пальцы расстегнули лифчик и обнажили красивые груди, чуть более светлые на фоне загорелого тела. Твёрдые торчащие соски, казалось, источали желание, и этот зов невозможно было не услышать. Которому повезло больше? Правый…ах, нет, левый сосок утонул в больших тёмных губах.

Как же он чувствовал её тело! Он не кусал или грубо всасывал, не мял её грудь, причиняя боль, как, увлекшись, делают иногда мужчины. Каждое его прикосновение, каждый поцелуй погружали женщину всё глубже в горячую шоколадную бездну, и она летела куда-то вниз, рывками, полностью потеряв ориентацию во времени и в пространстве, сходя с ума от одного лишь желания: продолжать это падение.

«Ну нет, это несправедливо, ты думаешь, что я полностью в твоей власти! Сейчас посмотрим, кто кого!» – дрожа от экстаза, она стянула последний кусок ткани с тела любовника и обхватила губами огромный, звенящий от возбуждения, член. Сейчас ей было не до игры.

Мягкие, нежные, дразнящие прикосновения, медленная прелюдия, в которой она была великолепна и которой могла свести с ума любого мужчину… к чёрту! Никаких игр, ты же не жалел меня, гадкий чёрный мальчишка! Я сведу тебя с ума, не знаю, сколько у тебя было до меня женщин, но такое ты вряд ли испытал…

Странно, но такой умелый, и казалось, опытный любовник Тунде явно смущался от Никиных ласк. «Вот это да! Неужели нигерийки не любят ласкать мужской член? Или это тебе так не повезло с партнёршами?! Тем лучше для меня, ты вряд ли когда-нибудь забудешь белую женщину…»

Она ласкала «чёрного красавца» нежно, страстно, волны желания шли и шли по её телу. Ей было радостно и странно. «Что за ощущение? Почему меня это так возбуждает?» Ника умела доставлять удовольствие мужчине, но делала это далеко не всегда и не со всеми. Обычно это было благодарностью за полученное удовольствие, реже – самым быстрым и надёжным способом привести партнёра в полную боевую готовность.

Больше всего она не любила, когда её об этом просили, даже если это был любимый мужчина. У неё просто сразу пропадало всё желание заниматься сексом. Она знала за собой эту слабость и всегда честно предупреждала о ней особо понравившихся мужчин. Но большинство, как ни странно, начисто забывали об этом во время секса и умоляли «сделать это».

Сначала её просто раздражала такая нечуткость к её просьбе, и она резко отстранялась от партнёра, однозначно показывая своё неудовольствие, и если у мужчины хватало такта и ума успокоить Нику – пиршество продолжалось.

Потом она научилась не раздражаться, а просто говорить «нет». Некоторые понимали сразу и меняли тактику. Встречались, правда, и такие, кто начинал тут же задавать дурацкие вопросы типа: «А почему?». Но в таком случае у зануды не было никаких шансов встретиться с Никой когда-либо еще, по крайней мере в постели.

Тунде ничего не просил! Наоборот, он, казалось, чувствовал себя неудобно и не мог полностью расслабиться. Может быть, именно поэтому Нике доставляло такое удовольствие целовать его великолепное орудие любви?

Она лизала головку, крепко держа гордый член обеими руками. Быстро-быстро, умело, безжалостно двигался её язычок. Время от времени она заглатывала член целиком, как бы «насаживала» себя на него. Огромный, он не умещался во рту, и она глотала головку, засовывала член в горло так, чтобы он поместился полностью, губами касаясь яичек.

В любое другое время и с другим мужчиной такие «упражнения» однозначно вызвали бы рвотный рефлекс, но сейчас она не чувствовала ничего, кроме горячего, терпкого, сводящего с ума наслаждения. Она бы не смогла, наверно, определить, где кончается его и начинается её ощущение, где его и где её – тело. Их страсть слилась в одну.

Никогда ни с кем из прежних мужчин Нике не было так хорошо, так удивительно, по-сумасшедшему, до головокружения хорошо. Ника опять и опять благословляла свою смелость и решительность в тот вечер, когда на глазах удивлённых сослуживцев так откровенно «сняла» парня.

Тунде сжал Никину голову руками у висков и с трудом, со стоном – но так нежно! – отстранил её от того места на своём теле, где сейчас сосредоточилась вся его мужская сила. Он не хотел, не мог наслаждаться, как ему казалось, один. Он хотел покорить эту потрясающую белую женщину, удержать во что бы то ни стало, свести с ума, завоевать. Он хотел… её.

Будильник прозвучал, как кара небесная. С трудом высвобождаясь из объятий сладко спящего Тунде, Ника потянулась к маленькому нудному созданию, верещавшему так, словно он был главным в этой вселенной, и нажала на кнопку. Звон стих.

«Не выспалась», – лениво подумала Ника где-то между сном, любовным томлением так и не успокоившегося – после такой ночи! – тела и осознанием того, что вставать всё же придётся.

«Не выспалась? А разве я спала вообще?! Но боже, как хорошо!» Ника вспомнила своё ощущение в то утро, после их первой ночи. И если накануне она слегка опасалась, будет ли так же, как в первый раз, и боялась разочарования, то сейчас все сомнения рассеялись.

Она, всегда живущая с мыслью, что сегодня хорошо, но завтра, за новым поворотом, будет ещё лучше и интереснее, вдруг поняла, что ощущение наслаждения – полное, абсолютное, без малейшего привкуса «а вот если бы…». Даже усталость, даже необходимость встать и идти на работу – ничто не могло поколебать восторга её тела и того ощущения полёта, которое – в точности – она уже пережила неделю назад.

Ника откинула одеяло. Её красивое загорелое тело показалось ей таким белым рядом с чёрным телом Тунде, всё ещё как бы обнимающим её во сне. Она встала, потянулась как котёнок и пошла в ванную.