Никогда – никогда! – ни разу не обвинила я твоего отца ни в чём. Никогда не пыталась помешать вашему общению и не манипулировала, как другие женщины, его или твоими чувствами. Наоборот, когда тебя не было рядом, звонила ему и напоминала, чтобы он уделял сыну больше внимания, говорила, как ты его любишь и нуждаешься в нём.

А когда он не звонил долго, – в ответ на твой вопрос, – пыталась оправдать его в твоих глазах. Как в праздники или его день рождения напоминала тебе, что нужно сделать подарок. А когда он второй раз женился – вру, уже не второй – третий, а тебя пригласили на свадьбу, я купила золотую цепочку и медальон в подарок его новой жене. Сколько женщин на моём месте поступили бы так же?

Я работала как заводная, день и ночь, я делала карьеру и зарабатывала деньги, чтобы мы с тобой могли снимать отдельную квартиру. Чтобы у тебя была своя комната, новая красивая мебель, компьютер. Чтобы мы не экономили, не считали каждую копейку. Чтобы мы могли ездить отдыхать, и чтобы ты мог иметь любую игрушку, какую захочешь.

Я хотела, чтобы ты гордился своей мамой! Одного только не получалось все эти годы – построить новую семью. Моя ли в этом вина? Да, наверно, моя…

А ты подрастал, ты всё понимал, мой маленький философ! Ты сам начал говорить мне, что пора выйти замуж, что ты хочешь братика. Другие дети ревнуют маму и боятся, что придёт чужой дядя и заберёт её, а ты сам хотел, чтобы я нашла своё счастье. И ты понимаешь, ты сам был свидетелем, как радостно забилось у твоей мамы сердце, когда оно, это счастье, показалось возможным! Мы оба, мой сын, мы оба полюбили этого человека! Ты помнишь?

.

Когда Ника вышла из ванной, Тунде уже проснулся. Он лежал всё так же на спине, по диагонали на кровати, и смотрел на неё, ещё влажную после душа, завёрнутую в полотенце. Вдруг резко сел, притянул женщину к себе. Полотенце упало, и она оказалась в его объятиях.

– Иди ко мне, – прошептал он, сжимая всё крепче её обнажённое тело, прижимая к себе жадно, но в то же время как-то робко.

Ника с трудом, словно просыпаясь, отодвинулась от темнокожего любовника и, сжав его голову двумя руками, глядя в тёплые глаза, прошептала: «Мне пора идти. Сейчас завтрак, меня уже ждут, а потом мы сразу же уезжаем. Я живу в другом городе. Нам ещё ехать два часа, а опаздывать нельзя – сегодня на работу».

Его чёрная гладкая кожа выглядела ещё черней сейчас, при свете дня, и Нике казалось странным её ощущение: ей хотелось смотреть и смотреть на это чёрное тело, трогать, гладить, лизать его как конфету из жжёного сахара. Тунде снял с руки простенький бронзовый браслет и надел на руку Нике.

– Я тебя ещё увижу? – волнуясь слегка, спросил он.

– Дай мне твой телефон, я позвоню, – ответила она, уже одеваясь к завтраку.

Ника записала номер в книжку из тиснёной коричневой кожи – страсть к изысканным вещам – и положила её назад в сумку. Тунде, уже одетый, стоял у порога. Они опять обнялись.

– Как трудно расстаться с тобой, – прошептал он ей едва слышно. Ника открыла дверь.

– Я тебе позвоню. Хорошего дня!

После ухода нигерийца Ника быстро собрала двухдневный багаж – они с коллегами приезжали в Лагос на выходные, – причесалась, слегка подкрасила ресницы, любуясь своим отражением в зеркале.

Она любила смотреть на своё лицо после ночи любви. И сейчас, несмотря на явный недосып, она выглядела великолепно.

Кожа с нежным румянцем казалась бархатной, губы были ярче, чем обычно, – ещё бы, после стольких поцелуев! В глазах горел тот особый, пряный и в то же время чуть ленивый огонёк, который бывает только после хорошего секса и на который, как мухи на мёд, даже не понимая причины, летят попавшие в зону влияния представители мужского племени.

– Ох, какое великолепное ощущение, как будто всё можешь, всё получится, всё принадлежит тебе, весь мир, и – никаких проблем, ничего не страшно! Как будто паришь в небесах, божественное чувство…

Нике нравилось это ощущение полёта, силы, лёгкости, которое бывало наутро после страстной ночи. Присутствие и накал этого ощущения были своего рода лакмусовой бумажкой «качества» мужчины, с которым она провела ночь. И на сей раз бумажка однозначно показывала «отлично».

Завтрак проходил, как, впрочем, и всякая совместная трапеза, параллельно со сплетнями и обсуждением предстоящей работы.

Когда молодая женщина появилась в столовой, коллеги, они же товарищи, уже сидели за столом. Оставшиеся в этот раз без «сладкого» мужчины в качестве компенсации жаждали узнать подробности Никиных похождений.

Но ведь женщина, хоть и товарищ, всё же женщина, и её не спросишь вот так, напрямую, как прошло боевое крещение. Впрочем, лица их были достаточно красноречивы, и Ника всё же не решилась быть настолько жестокой, чтобы уж совсем обойти молчанием своё ночное приключение, конечно, не вдаваясь в подробности.

Лениво намазывая масло на хлеб, она поиграла браслетом.

– Вот, подарок. Наверно, граммов на триста золота потянет, – блестя глазами, пошутила она.

Мужчины переглянулись.

– Чтобы нигериец что-то подарил?! Обычно происходит наоборот.

Этот странноватый комплимент достоинствам её любовника разрядил напряжённо-выжидательную атмосферу, и остаток трапезы прошёл под обсуждение и сравнение достоинств повара в Лагосе и в компаунде в Ибадане, где они жили и куда собирались возвращаться.

Ибадан – город, расположенный в полутора часах езды от Лагоса – при условии отсутствия пробок, – в общем-то, городом было назвать трудно.

Израильтяне окрестили его «самой большой в Африке деревней». И действительно, тёмно-красные неприглядные постройки вперемежку с глинобитными примитивными строениями тянулись на километры.

На человека, приехавшего из цивилизации, этот вид производил довольно сильное впечатление. Две-три центральные дороги, заасфальтированные настолько выборочно, что после небольшого опыта вождения по ним водитель мог с закрытыми глазами преодолеть трассу Париж – Дакар. При полуторамиллионном населении, точнее никто, пожалуй, сказать бы не мог, – полное отсутствие понятий «адрес, улица, номер дома».

Гугл-карты в те благословенные времена ещё не появились, так что объяснить своё местонахождение можно было лишь примерно так: «За центральным рынком, если ехать от супермаркета, направо, а там через двести метров длинный коричневый забор с чёрными воротами. Как зайдёшь – пятый дом слева».

Но больше всего поражало местное население. Большинство в экзотической одежде; мужчины – в просторных цветных штанах и длинных рубахах, женщины – в длинных юбках: огромный кусок цветастой или одноцветной, но, как правило, очень яркой ткани, обёрнутой вокруг тела и завязанной на талии, и широких рубахах, почти платьях, заправленных под юбку либо выпущенных наружу. У многих к спине были привязаны младенцы.

Поддерживаемые большим куском ткани, наподобие платка, который завязывался на животе, темнокожие детишки болтались за спинами мамаш в сидячем положении, с ногами, задранными чуть ли не выше головы. Но, несмотря на кажущуюся европейцу неестественность позы, очевидно, чувствовали себя вполне комфортно, по крайней мере, плач и капризы здесь были из ряда вон выходящим явлением.

Большинство женщин несли поклажу на голове. Некоторые демонстрировали просто чудеса эквилибристики – куда там цирку! Идёт этакая мадонна с младенцем за спиной, а на голове огромный таз, доверху заваленный товаром. Поднять такую бандуру, не будучи Шварценеггером, нереально. А нигерийка несёт всё это на голове, при этом умудряясь не уронить ничего, да к тому же балансируя между машинами.