Крепкие ледяные струи обожгли кожу и помогли окончательно проснуться. Она, как всегда с удовольствием, вымылась – впрочем, она всё старалась делать с удовольствием, а иначе зачем? – вытерлась у большого зеркала, побрызгала на себя в разных местах любимыми духами и подвела глаза. Губы красить не стала, они и так были яркими и припухшими от бесконечных поцелуев.

«Да, правы, чёрт возьми, все мудрецы, вместе взятые: ничто так не красит женщину, как хороший любовник!

Да, надо ведь его разбудить, не могу же я незнакомого мужчину оставить спать в моём доме. У меня ведь здесь ребёнок, вещи, да и вообще – это закрытый компаунд, вокруг соседи. Что они подумают, увидев чернокожего, выходящего без меня из моего дома!»

Вообще-то Ника была человеком, которого мало интересовало чужое мнение – она всегда, так или иначе, делала то, что ей хочется. «Но, – думала она, – ведь здесь не всё от меня зависит, и слишком явно нарушать законы не стоит: могут быть неприятности».

Если уж быть совсем откровенными, надо признать, что необходимость считаться с общественным мнением была для неё, в общем-то, отговоркой. Просто Ника очень нелегко впускала посторонних в своё жизненное пространство, даже если этот «посторонний» только что провёл с ней ночь.

Она не была компанейским человеком в прямом смысле этого слова. Нет, она прекрасно себя чувствовала в любой компании, в том числе совершенно незнакомой. Она умела быть интересной, остроумной, любила быть в центре внимания. Она могла легко заговорить с любым человеком где угодно. О, она умела, если захочет, быть обаятельной!

Но одновременно с этим Ника не нуждалась в постоянном общении – она быстро уставала от людей и при всей своей открытости и внешней доступности редко кого впускала в свой внутренний мир, да и в квартиру тоже. Немногочисленные друзья жаловались, что она «никогда ничего о себе не рассказывает». И это было частично правдой.

– Итак, придётся его будить, – решила Ника. Она оделась и последний раз взглянула на себя в зеркало – не столько затем, чтобы убедиться, что всё в порядке, сколько ради того, чтобы ещё раз на себя полюбоваться. Она села на постель рядом с Тунде, положила ладонь на гладкое чёрное плечо, пощекотала за ухом.

– Вставай, мне пора на работу.

Если честно, она слегка боялась, что Тунде попросит остаться досыпать, и внутренне напряглась, думая, что сказать на этот случай. Но мужчина проснулся легко, тут же сел на постели и, глядя на Нику своими большими чёрными глазами, улыбнулся ей.

– Доброе утро! Я сейчас, быстро.

Тунде не стал принимать душ, а, быстро одевшись, лишь ополоснул лицо водой.

«А он не наглый, и не глупый», – оценила Ника про себя его чуткость.

– Пойдём, я довезу тебя на моей машине до междугородней автобусной станции.

– Да не надо, я и сам доберусь, неудобно!

– Ничего, пойдём – придётся сделать небольшой крюк, но время ещё есть.

Ника спускалась вслед за Тунде по ступенькам и, глядя на его точёное тело, думала:

«Эх, сейчас бы не на работу, а лежать у бассейна в шезлонгах с этим мальчиком и пить апельсиновый сок из длинного бокала, а потом… Ох, хватит про «потом», а то я совсем улечу!»

Ника вздохнула.

«Это для него я – богатая белая леди, которая живёт в престижном районе на вилле с бассейном и со служанками, а возит её личный шофёр, – а на самом деле я всего лишь программист, нанятый по контракту на три месяца. И через три – нет, уже через два месяца всё это великолепие закончится. Карета станет тыквой, кучер превратится в крысу, а Золушка…

Ну-ну, не стоит преувеличивать, моя жизнь в Израиле не так уж разительно отличается от нынешней, хотя личного шофёра и виллы с бассейном у меня там, конечно, нет.

Увлечённая этими мыслями, Ника села в машину рядом с Тунде, на заднее сиденье, а не впереди с шофёром, как, вероятно, сделали бы на её месте сослуживцы-мужчины, подвозя очередную «бабочку» после совместной ночи. И – последовательная в своей независимости или непредусмотрительности – она не заметила, как переглянулись секьюрити на воротах, увидев в машине белой леди, выезжающей утром из дома, своего чернокожего собрата.

Утро на работе началось, как всегда, с чашки кофе, принесённой кофе-боем. Эту почётную должность занимал чернокожий мужчина лет сорока, хотя точно определить возраст нигерийца белому человеку довольно трудно.

Он явно гордился своим положением и одевался соответственно: в костюм и галстук. В обязанности кофе-боя входило каждые полчаса обходить офисы экспатов – то бишь белых работников – и предлагать им кофе. Что он и выполнял с чрезвычайно серьёзным выражением лица. И было от чего: за данный, прямо скажем, не очень тяжёлый труд он получал примерно ту же зарплату, что и рабочий каменоломни, работающий в поте лица с утра до вечера под палящим солнцем.

Нике, воспитанной в духе всеобщего равенства и братства, вынесшей из советского коммунистического детства идею о том, что расизм – это пережиток рабовладельческого общества, поначалу такое «угнетение человека человеком» показалось если не диким, то уж излишним точно.

Она решила было отказаться от услуг кофе-боя и самой делать себе кофе – тем более что при многочасовом сидении у компьютера небольшая разминка в удовольствие. Однако после первой же попытки наткнулась на такое явное непонимание своих действий как со стороны «угнетённой», так и белой среды, в которой она находилась, что наступила, правда, с большим трудом, на горло своей «коммунистической» песне и позволила «кофе-боссу», как его в насмешку называли её соотечественники, ублажать свою персону.

– Они тебя не поймут, – объяснил Нике начальник, – тебе сейчас в это трудно поверить, но если ты будешь «играть в демократию» с нигерийцами, то они очень быстро сядут тебе на шею. У них совершенно иное представление о распределении ролей и субординации.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.