– Это, наверное, будет то еще сборище, – рассмеялась я. – С таким то составом.

Вечерело, солнце завершало свой путь, Андрей, я и Елена стояли у куста роз на своеобразной планерке.

– Нам гораздо удобнее было бы говорить в кабинете, – вежливо заметил Андрей.

Елена, как обычно потерявшая в его присутствии всякую адекватность, принялась краснеть, бледнеть и заикаться.

– Но…но-но-но….

– Это из-за меня, – поспешила я к ней на помощь. – Я не слишком хорошо себя чувствую в замкнутых пространствах.

– У вас агарофобия? – Изумился он.

– Нет конечно, то есть да. Почти, – я не смогла остановиться на каком-то одном варианте ответа и рассмеялась.

– Ладно, – Андрей пожал плечами. – Я допросил большинство участников события, – он понизил голос. – Пока, на данный момент, наибольшее количество вопросов вызывает Маврин.

– Мне он тоже кажется очень подозрительным, – улыбнулась я Андрею, но он этого не оценил.

– Дело не в том, каким он кажется, – произнес он, и любезные его интонации противоречили некоторой грубости слов. – Дело большом количестве пробелов в его биографии. Он известен как гений самоучка, умению проектировать дирижабли учился на практике, на проиводстве. Я посылал запрос, на заводе подтверждают, что он там работал в течении кого-то времени. Но когда я попытался у него выяснить подробности, он просто не стал мне отвечать.

– Ну, – махнула я рукой, – для него это нормально, он вообще никому не отвечает.

– Это не очень разумно, когда речь идет об исчезновении бриллиантов. Он единственный, кто так и не рассказал мне, чем занимался в те сутки, когда произошла кража. Вы, – обратился ко мне Андрей, – Специалист по допросам, может, вы это у него выясните?

– О, – я была польщена, – конечно, я попробую!

– А у вас, Елена Александровна, есть какие-то новости?

– Да, – с готовностью закивала Елена, и я даже почувствовала легкий укол недовольства, почему во время нашего с ней разговора она ни словом об этих новостях не обмолвилась?

– Я еще раз изучила фото с места преступления, и нашла кое-что стоящее. Я даже взяла эти фотографии с собой, – она взяла со скамьи большую папку и открыла ее. – По счастливой случайности, место преступления фотографировали дважды, непосредственно в утро обнаружения пропажи, и на следующий день. Вот первое фото, – и фото это она протянула Андрею, – на нем есть букет цветов в вазе.

– Да, я вижу, – ответил Андрей, окидывая взглядом снимок.

– А на фото сделанном во второй день, букет уже завял.

– Да, но… Что в том необычного? – с интересом спросил Андрей, он явно верил в догадки Елены. – Место преступления было трогать нельзя, и увядший букет просто не убрали.

– Посмотрите внимательней, на первом фото цветы совсем свежие, я даже пыталась узнать, когда их поставили в вазу, но никто не помнит. Однако, на втором фото они увяли все, разом. Букеты так не вянут, даже если все цветы срезали в одно время. Все равно какие-то цветы более стойкие, какие-то более нежные, букет вянет постепенно, а тут и хризантемы и вот эти мелкие цветочки, все разом пожухли. Такое может быть только в одном случае – если из вазы вылили воду.

– То есть, вы считаете, что вода на подоконнике была именно из этой вазы? – Задумчиво спросил Андрей.

– Да. Я в этом уверена. Раньше еще можно было сомневаться, и думать, например, что следы дождя на подоконнике – настоящие, а следы ног под окном – подделка. То есть, можно было думать, что ограбление было совершено во время дождя, слугами, потому что хозяев и их гостей во время дождя в поместье еще не было. Но эта ваза опровергает все. Ограбление было после, утром, и грабил кто-то из хозяев или гостей.

– Вы прекрасно поработали, но с выводами торопиться не стоит. – Улыбнулся Андрей. – Воду на подоконник мог налить кто угодно, даже кто-то из охранников. Если следы дождя на подоконнике ложные, то, возможно, следы ног под окном настоящие? Вор прошел по дорожке, забрался по водосточной трубе, вскрыл окно и витрину, а потом, чтобы отвести от себя подозрения, вылил воду на подоконник и ковер.

– И он, при этом, не сообразил, что следы на влажном песке выдают его с головой? – С крайним скепсисом в голосе произнесла Елена.

– Вор не обязан быть умным.

– А мне кажется, что это все ерунда, – сказала я, краем глаза замечая, как Елена делает мне знаки молчать. – Мы с вами в книге, и это женский роман. Тут никак преступником не может быть глупый охранник, это скучно, да и вообще все они на одно лицо. Исполнителем он может быть, но его явно подбил на преступление кто-то другой, кто-то более значимый.

– Нет никаких веских доказательств того, что наша книга это женский роман, – произнес Андрей, как-то слишком уж напрягаясь.

– Но Андрей Германович, – возразила ему Елена. – Это известный факт. Все свидетельствует о том, что мы живем в жанровой прозе и…

– Это одна из точек зрения, но стопроцентных доказательств этому нет, – твердо сказал Андрей.

И это было даже мило – безупречный Андрей, оказывается, не хочет быть персонажем женского романа! Настолько не хочет, что это выбивает у него почву из под ног.

– Хорошо, – произнесла я, чувствуя, как лицо мое расплывается в улыбке. – Может, я ошибаюсь, может эта книга какой-нибудь суровый детектив.

– Я не говорю, что это непременно детектив, – произнес Андрей, нервничая еще больше. – У меня не настолько большое самомнение, чтобы считать себя главным героем книги, наша линия может быть абсолютно побочной и никак на жанр не влиять. Я только утверждаю, что нет никаких веских доказательств тому, что мы живем в женском романе.

– Ну, нет так нет, – я похлопала его по руке. – Я беру свои слова обратно.

– А вы, вообще, чем тут занимались? Какие у вашей деятельности результаты? – спросил Андрей, хмуря на меня бровь.

– Я выяснила, что все гости влюблены в Марью Валерьевну, – сказала я. (Ну не врать же мне было). – Блохин спрашивал, когда она выйдет за него замуж, Маврин пришел к ней, и сидел рядом с ней полчаса, хотя она над ним издевалась, А граф Нефедов вообще к ней приставал, хотя он показался мне таким… Может он ко всем пристает. И еще один охранник позвал ее на крыльцо, и они куда-то ушли вместе.

– Охранник? – спросил Андрей. – Который?

– Тот, что больше всех с нами разговаривал, он впереди стоял, такой, стриженный в веснушках весь.

– Да, я помню.

Раздумья Андрея прервало мелодичное бяньканье гонга.

– Зовут к столу.

Как и любой бывший ребенок, переживший все эти «что подумают люди» и «ты меня позоришь» я долгое время считала что хорошие манеры придумали неискренние люди, для того чтобы мучить других. Но все, конечно, познается в сравнении, и эталоном для сравнивания я выбрала полярника Блохина.

Взять любого моего приятеля или коллегу по работе и поместить в его ситуацию – ужин, общий сбор, девушка, измучившая его отказами, сидит за одним столом с толпой мужчин и напропалую любезничает то с одним то с другим… по-моему, без мордобоя не обошлось бы. И чего-то такого я от этого ужина и ожидала, но Блохин был не таков. Он, конечно, весельем не искрился, но от бесед не отказывался, был со всеми вежлив, обходителен, и мрачные взгляды на Марью почти не бросал, вообще он никак и ничем не портил окружающим жизнь. Он был воспитанный, вежливый, он был молодец.

Прочие ухажеры Марьи тоже держали себя в руках. Маврин, видимо, понимая что силы противника его превосходят, забился в тень и выходил из нее только чтобы внимать Марье и кивать ей. Граф Нефедов, напротив, весь светился, сиял и щедро оделял своим вниманием всех присутствующих дам, но и на него большое количество народа оказывало сдерживающий эффект, и наглость его имела некоторые границы.

– Позвольте сделать вам комплимент, – велеречиво покатил ко мне он, когда чаи были допиты, и вся толпа поднявшись, разгуливала по лужайке.