Но их не было, и он собрал достаточный запас дров. Ветви куста были полны масла, и они горели ярким сухим жаром в течение значительного времени, прежде чем быть съеденными.

Он развел костер, но не стал его разжигать. Затем, покончив с этой неотложной задачей, он расседлал Эрроу и сложил свое снаряжение в сторону. Он взглянул на небо, потом на палатку рядом с седлом и спальным мешком.

-В этом нет необходимости, - сказал он наконец.

Он расстелил свой спальный мешок и одеяло и сел на них, поморщившись, когда один из множества камней пустыни впился ему в крестец. Его вкусовые рецепторы жаждали чашку кофе, но у него не было лишней воды. Он удовольствовался еще одним глотком из бурдюка с водой и пригоршней фиников. Увидев укоризненный взгляд Эрроу, он поднялся, кряхтя от напряжения, и пошел кормить и поить лошадь.

Солнце наконец скрылось, и дневная жара начала просачиваться из пустыни. Он знал, что к полуночи будет почти холодно. Он проверил, как стреножена Эрроу, и вернулся к своей постели. Он был измотан. Дневная жара была ощутимой силой и, казалось, била по его телу, заставляя чувствовать себя разбитым и измученным. Тьма сгустилась, и над ним начали вспыхивать звезды.

По мере того как все больше и больше из них мигало, он лег на спину, закинув руку за голову, чтобы изучить их. Обычно звезды казались ему приветливым, дружелюбным зрелищем. Но не сегодня. Сегодня его мысли были с Тагом, затерянным где-то в этой безжалостной пустыне. А с Холтом и остальными-далеко на юго-западе. Он с грустью подумал о веселой беседе у костра и чашках густого сладкого кофе. - Он облизнул губы.

Даже звезды не утешали его. Они были чужими. Холодная, безжалостная, равнодушная к нему и его беде. Знакомые созвездия северных широт здесь отсутствовали. Когда он медленно повернулся, то увидел одну или две из них, низко на северном горизонте.

Но эти чужие звезды пустыни не давали ему никакого утешения.

Эрроу пошевелился, и вдалеке Уилл услышал низкий хриплый кашель. Он знал, что этот звук издает лев. Он ожидал услышать величественный, сотрясающий землю рев. Но это астматическое кашляющее ворчание было реальностью. Он посмотрел на лошадь. Эрроу стоял прямо, навострив уши, в глазах было много белого.

-Лучше развести огонь, - неохотно сказал Уилл. Он с трудом встал, подошел к огню и принялся за работу с кремнем и сталью. Через несколько минут у него уже горел маленький яркий костерок. Он подвел Эрроу поближе. Лошадь неуклюже двигалась в своих ковылях, но Уилл не мог рисковать снять их и потерять его.

-Успокойся, - сказал он ему. Через несколько минут Эрроу это сделал. Его голова снова поникла, уши расслабились.

Уилл потянулся и натянул одеяло до подбородка. Привыкший спать при первой же возможности, он заснул почти сразу.

Луна уже взошла, когда испуганное ржание Эрроу разбудило его. На секунду или две его охватило ужасное чувство дезориентации, пока он гадал, где находится. Потом он вспомнил и поднялся на ноги, держа лук в одной руке и стрелу в другой, вглядываясь в густую темноту вокруг.

Он снова услышал кашляющее ворчание, и ему показалось, что оно может быть чуть ближе. Он развел костер, добавил еще несколько веток и сел, прислонившись спиной к седлу и положив лук на колени.

Он натянул одеяло на плечи и устроился поудобнее, смирившись с тем, что ему придется сидеть на страже и урывками дремать, в то время как каждый мускул и каждая косточка в его теле жаждали, чтобы он вытянулся и расслабился.

-Нет покоя грешникам, - сказал он. Он чувствовал, что ночь будет долгой, холодной и неуютной.

Глава 24

Как отметил про себя Уилл, Селетен каждый день заставлял свой отряд двигаться в предрассветные часы.

Они просыпались за несколько часов до рассвета, когда эскорт Арриди готовил костры, варил кофе и поджаривал на углях лепешки. Селетен заметила, что с тех пор, как молодой Рейнджер покинул их два дня назад, в отряде аралуанцев произошла перемена. Они больше не шутили и не смеялись у костра, попивая утренний кофе. Они были подавлены, беспокоясь о своем пропавшем спутнике.

Легче всего это было заметить с тремя младшими членами: Горацием, Принцессой и молодым Рейнджером Гиланом. Холт, конечно, всегда сохранял бесстрастный вид. Большую часть времени он был мрачен и молчалив. Но Селетен показалось, что в последние дни мрачность немного усилилась. Было очевидно, что Рейнджер будет обеспечивать сердце и жизнь группы, и остальные чувствовали его отсутствие болезненно.

Не то чтобы двое старших рейнджеров были менее прилежны в наблюдении за окружающей обстановкой и тайных заметках, когда они проходили мимо ориентиров. Он был уверен, что они запоминали и отмечали характерные черты, чтобы воспроизвести карту маршрута от Аль-Шабаха до Марарока. Уилл мог бы поклясться никогда не воспроизводить карту, которую дала ему Селетен, но другие не были связаны таким обещанием. Он был обеспокоен этим, но решил, что мало что может сделать, чтобы остановить их.

Первые несколько часов, в предрассветном сумраке, они ехали в своем обычном сплоченном строю. Затем, когда солнце совершило свое впечатляющее прибытие, заслон кавалерии вокруг центрального отряда выдвинулся, чтобы занять свои дневные позиции.

На второй день, через несколько часов после восхода солнца, они наткнулись на следы отряда, шедшего впереди них,-отряда, который брал Эрака в заложники у Марарока. До этого момента, конечно, любой знак, оставленный всадниками впереди них, был уничтожен мощным штормом, который пронесся над пустыней. Теперь они поняли, что до них осталось всего два дня.

- Они будут двигаться медленнее, чем мы, - сказал Холт. Он знал, что Селетен послала Эрака с одним из обычных караванов, которые курсировали между Аль-Шабахом и Марароком, перевозя торговые товары с побережья во внутренний город. Такие караваны уже имели вооруженный эскорт, и имело смысл убить двух зайцев одним выстрелом. Но, конечно, тяжело нагруженные вьючные мулы и грузовые верблюды замедлят движение.

Гилан спрыгнул с седла и опустился на колени рядом с отметинами на твердой земле. То тут, то там он различал слабые отпечатки копыт – почти невидимые для нетренированного глаза. Время от времени попадались и более очевидные улики прохода отряда, в виде куч навоза. Гилан ткнул в одну из них палкой, разбивая ее, чтобы изучить содержание влаги внутри. Рейнджеры использовали такие подсказки, чтобы определить, насколько свежими могут быть следы – влага в конском навозе или сок в сломанном стебле ветки, сломанной проходящим животным. Но они не привыкли к слепящей жаре и сухости пустыни Арриди и к тому влиянию, которое она оказывала на содержание влаги.

- Трудно сказать, сколько ему лет, - сказал он наконец. Холт пожал плечами.

- Здесь она высохнет гораздо быстрее, чем дальше на север. Мы знаем, что ему не больше двух дней. Он остался там с тех пор, как прошла буря.

Гилан кивнул. - Ты прав. Но если бы я увидел его дома, то сказал бы, что ему три-четыре дня. Полагаю, это стоит знать на будущее.

Он выпрямился, отряхивая пыль с колен, и снова вскочил в седло Блейза. Он взглянул на Селетен и увидел, что Вакир тоже остановил лошадь и возится с веревками, удерживающими его спальный мешок за седлом. Конь арриди был повернут на сорок пять градусов по направлению движения, и Гилан не сомневался, что глаза предводителя арриди под тенью его хеффии неотрывно следили за ним и Остановились.

- Он наблюдает за нами, - тихо сказал он, и Хальт кивнул, не глядя в сторону Селетен.

- Он всегда так делает. Думаю, мы заставляем его нервничать.

- Как ты думаешь, он знает, что мы ведем карту маршрута?

- Ставлю на это свою жизнь,- сказал Холт. - От него мало что ускользает. И держу пари, он ломает голову, как бы нам помешать.

Когда они двинулись дальше, Селетен, казалось, закончила завязывать ремни. Он тронул своего жеребца коленом, повернул назад, на ту дорогу, которую проложили его всадники, и рысью поскакал вперед.