Ульдор тёрся членом об его горло, заставлял раздвигать рот до боли широко, толкался в обрубок языка, приказывал сосать сильнее, иногда давал оторваться и просил облизать мошонку — без языка Морьо только и мог, что обхватить ее губами и смочить слюной. “Когда это кончится?” — спрашивал он себя каждую секунду, и наконец Ульдор выплеснулся ему в рот и окропил лицо своим семенем.

— Пойди оботрись, — он швырнул ему тряпку и наконец оставил в покое.

Морьо нарыдался вдоволь, забившись между стеной и кроватью и уткнувшись в тряпку, чтобы никто не слышал. К утру он подтянул ноги к животу свернувшись клубочком и осмелился окликнуть братьев.

“Меня правда могут спасти?”

Турко и Курво вдвоем ворвались в его разум.

“Морьо! — Турко воодушевленно приветствовал его. — Как ты? Держись, братишка, осталось совсем недолго!”

Морьо совершенно естественным образом подумал, что речь идёт о скорой казни, или смерти, или забвении, или что там его ещё может ждать? Он любой смерти был бы рад, если бы та пришла наконец, и тут же ненавидел себя за это трусливое желание избавиться от всех проблем.

“Брат, Турко согласился побыть с Маридом в обмен на то, что тот отпустит нас с тобой. Тайком от Ульдора и Ульфланга, само собой, когда те уедут”.

Морьо слабо понял, ценой чего брат выторговал это право.

“Нас всех?”

“Нет, Морьо. Только ты и я. Турко останется”.

Морьо мигом закрылся от него и вновь зарыдал. Он не хотел поступаться братом, но ещё меньше хотел сдохнуть тут.

— Заткнись и прекрати выть, падаль, — прозвучало со стороны ложа, где спал Ульдор, и Морьо испуганно затих.

Следующие несколько недель над Морьо измывались. Его трахал Ульдор, трахала дворня, угрожали повторить с бордельной собакой. Но били меньше и ноги не трогали, так что Карантир начал ходить. Ульдор выгнал его работать, и кроме секса он снова чистил, убирался и оттирал грязь во дворе, падая на колени всякий раз при виде хозяина.

Потом работы стало еще больше, и остальным стало не до него: важны были рабочие руки. Хотя Ульдор иногда приказывал отвести его к себе, вымыться, переодеть чистую рубаху, грубо брал, приговаривая, как ему нравится этот рот, придирчиво осматривал обрубленный язык, будто любуясь сотворенным уродством.

Но все равно Морьо понял, что обещание братьев сбывается: Ульдор и его отец явно собирались уехать вновь на север с караваном, и потому днями и ночами их рабы (и он в том числе) готовили все для этого, грузили, чинили и привязывали тюки с тканями и прочим.

Курво работал в мастерских и обучал преемников, как и обещал. Диктовал грамотному мальчишке, рисовал чертежи, объяснял особенности огранки.

Морьо после секса отлеживаться не давали, но по крайней мере больше чем до этого не калечили. Он не смел огрызаться, отбиваться, обслуживал и дворню, если ему приказывали, и боялся теперь не дожить до избавления.

========== Часть 11 ==========

Турко в чем-то приходилось сложнее, чем остальным. Он думал о том, как его покинут братья и заранее приучал себя к мысли о том, что останется наедине с Маридом. Но это были мысли о себе; думая о братьях, он опасался, что Ульдор, узнав о побеге, начнет мстить и его гнев коснется всех: и его, и хозяина, и братьев, если только он отыщет их там, на Амон Эреб. Марид не склонял его к близости насильно, но Турко теперь отказать ему не мог, даже если видел просто намекающий взгляд, и теперь не знал, где та грань, которая отделяет его от продажной девки — это сильно угнетало.

Они проводили вместе с Курво в мастерской. Искусник горел нездоровым возбуждением. Много говорил, что ему было несвойственно, часто вспоминал Амон Эреб, потом понимал, что брату это очень тяжело и замолкал.

— Все будет хорошо, Тьелко. Я тебе обещаю, что позабочусь о Морьо. Мы все тебя дождемся, — проникновенно обещал он. — Это не так долго, брат.

У Марида спросил откровенно:

— А от своей родни ты Тьелко защитить сможешь? Морьо никто отпускать не собирается?

Марид ответил не сразу, и без слов стало ясно, что поклясться он ни в чем не может.

— Тот твой брат, что у Ульдора… Я не пытаюсь выкупить его у Ульфланга. Если он откажет — а он наверняка откажет — то устроенный побег усилит его подозрения. А я не хочу с ним ссориться — по крайней мере, доводить дело до серьезных обид. Что до твоего второго брата, здесь тебе волноваться не о чем. Мои сыновья слишком юны, а Ульдор если и захочет отомстить, я не позволю. Скорее сам скрою его или попрошу пересидеть это время у себя в подвале или для вида накажу его.

Курво нервно кивнул.

— Надеюсь, все получится. Я со своей стороны сделаю все, что обещал.

Он и правда из кожи вон лез,чтобы подготовить преемника.

С наступлением осени караваны Ульфланга в сопровождении самого князя с сыном тронулись на запад.

Однако Марид не дал Курво сбежать сразу же. Он настаивал на том, чтобы выждать как можно дольше — не только для отвода глаз, но и для того, чтобы Морьо, которого не щадили, отлежался. Увы, оставшаяся дворня проявляла к нему ничуть не больше снисходительности, чем сам Ульдор. Открыто выкупить его у Марида не получилось, но зато теперь Курво выпросил у него подготовить маленькую закрытую от всех глаз комнатку и однажды ночью выкрал брата с соседнего двора. Он боялся, что иначе Морьо лишится разума и здоровья окончательно. Брат уже не узнавал его, думая, что это очередной мучитель.

Курво с Турко примчались вдвоем. Первое время просто сидели рядом, вместе и по очереди, насильно кормили и поили маковым и обезболивающим отваром. Курво вправлял выпадающую кишку и даже зашил разрыв, пока Турко пытался использовать целительные чары. Сложность привносило то, что Морьо не нравилось, когда его трогали — он ощущал себя открытой раной и выворачивался даже из рук брата, жалобно подвывая и всем видом прося отпустить его. Обнял Курво, открывая рот, ткнулся лицом в его промежность, предлагая обслужить ртом, и Курво, вздрагивая от ненависти к мучителям и от жалости к брату, мягко отстранял его. Турко кусал нервно при виде этого губы, метался по комнате, твердя “убью”.

— Кого ты убьешь? — кривил губы Курво. — И себя подставишь, и своего покровителя. Потом расквитаемся.

Но сам долго думал, что делать.

Так прошло несколько недель, и дольше медлить было нельзя. Морьо мог вставать почти без боли, и помрачение прошло, сменившись тяжким мрачным безразличием ко всему. Он стыдился принимать помощь, не хотел ни есть, ни пить, и ему было все равно, останется ли он тут или сбежит.

Однажды он коснулся рукой старшего брата.

“Турко, уходи ты. Я останусь. Мне уже все безразлично, а тебя твари могут изуродовать, как меня”.

— Даже думать не смей. Меня не тронут, а ты придешь в себя, как Нельо, — строго сказал Охотник. — Не смей хоронить себя заживо. И потом… Я дал слово. Нолдор слово держат. Мы не отступаемся от клятвы. Финдарато пошел на гибель из-за опрометчивого обещания, данного смертному. Я должен сделать то, что обещал. А ты иди.

Он провел пальцами по скуле Морьо.

— Шрамы затянутся и душа перестанет так болеть, Карантир. А речь тебе и не нужна. Те, кому нужно — поймут и так. А мы ещё встретимся на Амон Эреб.