По щекам принца нолдор сползли две прозрачные слезинки.

— Все будет хорошо, — утешил Марид его, пальцем стирая слезы. Проклятый эльф был так хорош, что он ощущал к нему уже, пожалуй, слишком много сожаления. Но от удовольствия отказываться не собирался. — Все будет хорошо с твоим братом. Палач специально бьет так, что крови вытекает много. Убивать он не собирался.

Турко брезгливо сделал предложенное, слыша, как Марид глухо простонал и, положив ладонь ему на затылок, впечатал себе в промежность, заставляя вылизывать причинное место. Много ему не потребовалось, и скоро он позволил Турко оторваться. Устроил верхом на себе, приказав расслабиться и впустить в себя, и Турко, зажмурившись, подчинился. Эльф часто и тяжело дышал, пытаясь снять приступ тошноты после всего. Расслабляться до конца не получилось, но он сумел насадиться до конца. Застонал слабо и протяжно — в этот раз не пытался сдерживаться, стараясь ублажить хозяина. Было больно и стыдно, а ещё примешивался страх, что братьев накажут. Если Марид останется недоволен… О чем он думает?! О том, чтобы доставить удовольствие паршивому смертному? Тут же испугался, что господин заметит вспышку гнева. Снова приподнялся и опустился, ещё и ещё, кусая губы от старания и напряжения.

Марид лежал под ним, довольно хлопая его по бедрам, тискал, пальцем тер его соски, и ему не понадобилось долгое время, чтобы кончить. Он выплеснулся в него и позволил упасть на постель, отпуская, смотря, как эльф сжимается от боли и унижения, как стремится от него закрыться. Тихо шептал ему ласковые слова.

Потом спустился вниз, посмотреть, что с его мастером.

Курво лежал, а вокруг него суетились слуги, отмывая кровь и перевязывая раны.

— Как твои руки? Не повредили сухожилия? Ковать сможешь? — обеспокоился Марид. Получив удовлетворивший его кивок, он позволил ему отлежаться.

Курво лежал, прикрыв глаза, и ругал себя. За то, что не рискнул выбраться из города. За то, что забылся и делал прекрасные вещи, выдав себя с головой — страсть к мастерству и — что и говорить — жажда признания и неудовлетворенное тщеславие заставляли его делать творения, несвойственные человеческим рукам. А теперь за его попытки покрасоваться платят оба брата. Болела иссеченная спина, а сильнее всего — душа.

“Курво, что с тобой? Ты жив? Что с Морьо?” — Турко попробовал связаться с братом через осанвэ. В этот раз он оправился от насилия быстро — его подхлестнуло осознание того, что братьям приходится куда хуже, а он еще цел.

Турко волновался из-за молчания братьев.

“Ты ведь не станешь презирать меня за то, что я по своей воле отдался ему?”

Курво молчал долго. Потом коротко ответил: “Жив. Прости меня”.

И закрыл сознание. Стыдно было до невозможности — это он подвёл обоих братьев.

Темнота объяла Морьо, и он погрузился в нее. За пределами ее правила боль, и он скрывался от нее, пока тело механически сотрясалось в судорогах. Может, он даже кричал, и кричал громко, пока не сорвал горло, но сам этого не помнил. Под конец веревку обрезали, и тело ударилось оземь, в пыль, пропитанную алой кровью.

Морьо окатили водой, приводя в чувства. Ульдор помахивая плетью прохаживался рядом.

— На четвереньки, пёс. У тебя наверняка задница теперь годится на то, чтобы ее пользовать.

Морьо подниматься не стал — тело жгло огнем, ноги не слушались. Ульдор резко подтащил его к себе, прижал, коленом раздвигая худые бедра, и всадил рукоять плети в задницу, специально расцарапывая задний проход, чтобы стекавшая кровь стала смазкой. Морьо полулежал. Мучительное ощущение растянутости, рези в анусе то проходило, то накатывало вновь. Слабость впервые начала забирать его у мучителей. Эльфа часто секли, приводя в чувство, но он мало на что реагировал — только скулил от боли.

— Не притворяйся, шлюха. Тебе никуда не сбежать, — повторял Ульдор. — Ты ни на что не годишься, и если ты сбежишь, тебя никто не приютит.

Он твердил о том, что Курво наверняка решился бежать из-за падали Морьо, что из-за побега искусник лишился своих привилегий, а Турко продался и сосет как девка в борделе, что Морьо своим упрямством и непокорностью погубил и себя, и братьев. Потом Морьо обработали раны и дали отлежаться — но только для того, чтобы тот пришел в себя настолько, чтобы воспринимать угрозы. Ульдор во время очередного визита холодно и уверенно обещал переломать кости ног в тисках. Морьо слушал его равнодушно. С ним вольны делать что угодно, и сопротивляться он не сможет. Упрек относительно братьев вновь попал в цель, и от этого было даже больнее, и он не понимал, отчего все попытки хоть как-то исправить собственное положение проваливаются.

По-видимому, его молчание начало выводить сына Ульфланга из себя, и он с нехорошей улыбкой ощупал ятаган у пояса, а потом выхватил его из ножен. Морьо стонал от боли беспрерывно, но теперь громко закричал: ноги пронзило болью. Сперва показалось, точно Ульдор отсек их, но когда тело непроизвольно дернулось, он понял, что волочит ноги за собой.

Ульдор скрестил руки на груди.

— Будем считать, что ты достаточно наказан, тварь. Ты животное и ходить будешь на четырех ногах как животное.

Курво, очнувшись к ночи, снова не смог дозваться Морьо, и сознание брата было темным. Любые попытки пошевелиться или встать самому вызывали боль, и он рисковал разбередить раны, так что пришлось попросить мальчишку-подмастерье тайком пролезть в соседний двор и разузнать, что с Морьо.

— А я и так знаю, — отозвался тот. — Младший хозяин перерезал ему подколенки и бросил так. Снова велел приковать вместе с псами. Сейчас он лежит там.

Курво уговорил его сбегать туда и напоить его утоляющим боль отваром, и хоть немного перевязать. Ночью тот сбегал и вернулся, сказав, что Морьо лежит без чувств, разве что стонет изредка.

Курво выругался, пытаясь подняться.

“Турко! Нам нужно помочь Морьо! Сейчас же! Делай, что хочешь. Он умирает, — попытался связаться он с братом, хотя до этого закрывал сознание от охотника. — Меня никто не послушает”.

Турко поднялся, прервав тревожный сон. Одежды на нем не было, кроме золотых украшений, которыми одарил его Марид, но не было и оков, как на других братьях. Он приоткрыл дверь, осторожно вслушавшись, что за ней. Стояла тишина. Глубокой ночью все спали, и он неслышной тенью выскользнул прочь, не забыв взять с собой лечебный бальзам и покрывало с постели.

Он перевязал и обмыл Морьо, как мог, но петь заговор или пытаться спрятать его не рискнул. Турко самому было дурно при виде того, насколько Морьо изуродован. Что делать? Снова попробовать бежать? Но сейчас, когда оба брата так тяжело больны…

— Что ты здесь делаешь? — раздался голос Ульдора. Он стоял напротив, опираясь плечом о косяк и поглаживая рукоять ятагана. — Тебе вроде как запрещено покидать дом Марида.

Турко отвечать не стал, поскольку не ждал от него ничего хорошего. В два счета перемахнув калитку, он оказался за оградой, а потом и во дворе Марида. Вернулся в дом. Сердце сильно стучало. Что сейчас будет, он не знал, но уже готов был вновь умолять любой ценой купить милость к братьям.

========== Часть 9 ==========

Марид навестил Тьелкормо утром. Ювелир был встревожен состоянием Куруфина, но думал, что все обойдется. Ульдор убеждал, что Искусник очухается. Зато сбегать не будет. А Тьелкормо при виде него вздрогнул, вскочил и с готовностью подошёл ближе.

Марид притянул эльфа к себе за гибкую талию.

— Тебя видели в соседнем доме. Я доверяю тебе и не сажаю на цепь, а ты обманываешь меня? — в его голосе мелькнули строгие нотки.

Турко опустил глаза.

— Я боялся за брата и хотел помочь ему.

Марид взял его за подбородок, любуясь ярко очерченными губами.