“Верю”, — отвечал Морьо. Что еще ему оставалось? Если бы он отказался и от этой веры и надежды, впору было бы волком выть.

“И все же надо быть осторожнее. Спасибо, что даешь мне отлежаться”.

Иногда Курво посылал на базар за лечебными травками. Морьо, отлежавшись и залечив самые серьезные раны, принялся помогать ему — делал работу попроще, которая не требовала тонкости движений и осторожности, сидеть долго безболезненно он не мог.

Тем временем взбешённый смертью сотника и побегом Ульфланг обыскивал город. За пленников была назначена награда. Ворота были перекрыты и проверяли каждую подводу. Курво один раз чуть не попался, когда покупал травки. После этого на рынок ходить не рискнул, хоть брату и не сказал, не желая волновать. Перед хозяином лебезил до противного — чувствовал, что они в западне, и в любой день их могут вернуть. Но не терял надежды, что они сумеют вырваться, улучив момент.

Турко после их побега пришлось несладко: Ульдор пытался добраться до него, чтобы расспросить, куда могли сбежать браться и знал ли он об их планах, но Марид не позволил, расспросил сам. Намекнул, что неплохо было быть чуть сговорчивее и помягче, раз уж братья его предали и не собираются забирать его с собой. Турко не мог поверить. Курво был пронырливым, хитрым, угодливым, но так просто оставить его тут… Нет, они вернутся. Он считал, что они сбежали, чтобы спасти Морьо — ведь четвертому брату приходилось особенно тяжко…

Он уже не отнимал руки у Марида, не отталкивал, когда тот целовал его, принимал поцелуи с терпением.

========== Часть 8 ==========

Наконец, Ульдору донесли, что один из мастеров из рабочего квартала продал ко двору два изумительных клинка. Истерлинг догадался сразу, что такая тонкая работа могла принадлежать руке одного мастера. Воинов он подослал ночью, когда мастер и его подопечные спали. Ехал впереди сам. Курво вскочил, но поздно — драться в маленькой каморке было невозможно, а бежать некуда. Он пытался отбиваться, дрался с яростью, но его ранили в руку, распоров предплечье. Морьо тоже скрутили — с ним справиться оказалось намного легче.

Курво сразу догадался, в чем причина его провала. И почему он не упросил этого мастера придержать свои работы, пока они оба не убегут! С другой стороны, он мог бы войти во вкус и не отпустить их…

Так или иначе, утром оба уже стояли перед Ульдором.

— Что же мне с тобой сделать, скажи?

Пришёл и Марид — как-никак искусник принадлежал ему. Он привёл с собой Турко: тот был одет в позорящую его женскую одежду и отворачивался, но Марид все равно заставил его повернуть лицо к себе. Указал ему на Курво.

— Проси, чтобы я помиловал твоего брата. Хорошо проси.

Турко побелел, увидев братьев. Куруфин всегда выворачивался, как куница. Из любой ловушки, и Тьелкормо привык ему доверять. И вот теперь Куруфин стоит перед палачами со связанными за спиной руками. В горле у Турко пересохло. Нет, Куруфина не могут покалечить. Он им нужен! Но Ульдор уже выступил вперед и стегнул искусника по лицу. Он владел плёткой мастерски и рассек Курво бровь, не повредив глаз, но по хлынувшей крови Турко показалось, что брату выбили глазное яблоко. Курво вскрикнул от острой боли, неожиданности и страха перед потерей зрения.

Ульдор располосовал следующим ударом лицо Морьо.

— Я никого из вас жалеть не буду. Вы убили моего человека!

— Ульдор, прекрати! — прикрикнул на него Марид. — Это мой раб. Не твой.

— А у твоего раба, дядя, рука все равно ранена. Она не будет работать как надо. Он не мастер более.

— Мастер, — глухо вскрикнул Куруфин, — не трогайте Морьо и меня.

— Подвесить их на суку вверх ногами и пороть, пока не сдохнут, — велел гневно Ульфланг.

Турко ощущал, как гулко и громко бьется сердце — настолько, что шум этот заглушал даже бешеные крики и угрозы истерлингов, и все вообще вокруг. Он был наедине со своими мыслями, лихорадочно соображая, что делать. Время терять было нельзя, и он стремительно упал на колени перед Маридом.

— Спасите брата, господин, умоляю. Сделаю что угодно, — он коверкал их язык, но за полгода успел выучить слова просьб и обещаний. Ладони его легли на пояс ювелира. Тот не отталкивал его, но и не гладил: понимал, что вызволить остроухих и утихомирить взбешённого племянника будет непросто.

— Ульдор, пусть ты его поймал, но он — мой раб. И потом, не ты ли говорил, что на них все без следа заживает! Он оправится и отплатит мне и тебе своей работой. Отвяжи его.

Ульдор качнул головой.

— Я не могу ему доверять. Бежавший раб должен быть наказан.

Обоим обмотали щиколотки и подвесили над землей. Длинные космы касались земли.

Ульдор улыбался, глядя, как палач берет плеть, как примеряется и бьёт — сразу в кровь.

После недели жизни у оружейника Морьо отвык от побоев и почти оправился. Если бы Ульдор опоздал на пару дней, они бы смогли сбежать. Теперь обоих словно окатило кипятком. Палач умело сдирал плетью одежду, раздирая ее в лоскуты, а спины и ягодицы — в кровавое месиво.

— Прекрати, я сказал! — Марид силой вырвал из рук палача плетку и в бешенстве бросил оземь. — Мне нужен мастер!

Богатый ювелир не собирался лишаться денег и славы, что мог принести ему этот эльф, приказал забрать его. На дереве остался висеть один Морьо. Кровь заливала лицо. Он видел, что Курво унесли и Турко, кажется, увели тоже — Марид собственнически гладил брата, а тот так унижался перед ним, стоя на коленях. Пухлая рука ювелира трепала его по загривку, как собаку. Ульдор в это время наблюдал за Морьо, жестоко улыбаясь. Палач бил его без пощады, кровь прилила к голове, и лицо Карантира было совсем багровое. Наконец Ульдор приказал натереть раны солью.

Курво позволили отлежаться, а Марид поднялся с Турко наверх. Притянул к себе, гладя стройный стан.

— Как видишь, я не дал твоему брату-искуснику сдохнуть с содранной кожей. Так что ты обещал сделать для меня?

Турко трясло, и он то и дело беспомощно оглядывался, ругая себя последними словами. Почему он просил за брата, а не за братьев? Почему он не сказал про Морьо? Растерянность помешала правильно выбрать слова, а гордость — учить язык мучителей, как братья. Если бы он владел языком в нужной степени, он бы сумел уговорить Марида помочь обоим, а теперь… Он вздрогнул, поднял глаза и опустился на колени. Обещание нужно было выполнять, потому что иначе они убьют и Куруфина, и Карантира.

Серые глаза блестели от слез. Подрагивающими ладонями он скользил от пояса и ниже, глядя снизу вверх. Раздавленный, униженный, совершенно запутавшийся в себе, он не знал, что и как предложить. Марид ведь и так волен был его целовать и брать его, как деву…

Марид наслаждался замешательством на этом красивом личике. Эльф вспыхнул и покраснел, отводя глаза, полные слез. Бесстыдство нисколько не было ему свойственно, и невинность его заводила Марида сильнее любых умелых движений, какими владели местные девки из борделей. Он усадил эльфа себе на бедра и подумал, что сам не отказался бы быть под ним — но, ощупав его член, понял, что тот не испытывал возбуждения.

— Твое сердце обращено к девам, да?

Что ж, зато сам он был почти готов.

— Ты только немного помоги мне, — и Марид пригнул его голову к своему паху. — Ну же. Возьми его ртом. Твои губы, они должны быть такие нежные…

Эльф напрягся, глянул испуганно и неверяще. Потом осознал, что правильно понял слова, и истерлинг просит от него именно этого.

Турко едва сдержал тошноту. Это? В рот? После того, что истерлинг делал?!

— Морьо… Не дайте ему умереть, умоляю, — прошептал он, пересиливая отвращение и робко касаясь пальцами чужого естества. — Они его убьют.