Ульдор склонил голову набок.

— Не понимаешь? Может, тебе не хватило? Я могу тебя привязать на площади так, чтоб тебя сношали все желающие во все дыры, пока ты не сдохнешь под очередным мужланом. Или отдать на развлечения с собаками. Думаешь, они раздерут тебе глотку? О нет, в наших борделях знают как пробудить у животных инстинкты размножения так, чтобы они забыли, что перед ними двуногое создание, а не течная сучка.

Он говорил негромко, размеренно и очень уверенно.

— Если б ты мог сдохнуть, ты бы уже сдох. У тебя была возможность покончить с собой — я оставил нож на столе там, где ты валялся без чувств. Но ты не смог. Значит, это все брехня про вас, остроухих.

“Чего ты хочешь?” — Морьо рад был бы спросить у Ульдора, как умилостивить его, но вырвались изо рта только хрип и мычание, что немало позабавили приближенных его мучителя. Выказывать снисхождение к нему Ульдор не собирался.

— Ты скотина и сдохнешь как скотина… Если сможешь. Мой отец пленил тебя в бою — не рассчитывай, что я не припомню тебе, как ты презирал нас. Не ждал, что окажешься рабом своих бывших слуг?

Ульдор насмешливо смотрел, казалось, оценивая, что ещё он мог бы сделать, чтобы довершить картину полного унижения Морифинвэ.

— Я тебе выбью остатки зубов, чтоб никогда не касался, пока лижешь нам. И подколенки перережу — будешь на четвереньках бегать за мной, выпрашивая немного ласки. Ты ведь и так как пёс — пьешь из луж, еду воруешь у моего скота.

На протяжении этой речи Ульдор медленно отдавливал Морьо то член, то вставал на его руки, прохаживаясь, будто мечтал раздробить ему все пальцы.

Наконец он ткнул Морьо под ребра.

— А теперь на колени, остроухая тварь. Посмотрим, как ты усвоил урок. — Он заставил эльфа запрокинуть голову, вглядываясь жадно в серые глаза. — А ещё здесь твои братья. Не забывай, — вкрадчиво произнес он. — Так что тебе же лучше будет, если ты согласишься на все добровольно. Будешь брыкаться — рядом с тобой на площади привяжем двух других. Марид наиграется и уступит обоих. Мы не поскупимся, если понадобится тебя наказать. Это же ты втянул их в это дело. Кстати, тот, который мастер, мне даже понравился. Во всяком случае, он не смотрел на нас, как на скот.

Морьо с ненавистью промычал нечленораздельное ругательство — да уж, Курво и впрямь умел притворяться лучше него.

— А если ты посмеешь и сумеешь сдохнуть без моего дозволения, то на цепь сядет белобрысый, — наконец припечатал его Ульдор.

Морьо сдавленно простонал. Он не мог приоткрыть рот, с углов текла кровь. Ульдор просил обслужить его и не собирался ждать, а он даже не мог открыть рот пошире. Наконец, раскрыв губы, он уцепился за мучителя руками и взял в рот его член, зажмурившись и явственно ощущая тошноту и отвращение от собственных действий. Ульдор крепко прижимал его головой к своему естеству, не давая отодвинуться, и негромко посмеиваясь. Он верно угадал, что пленник чувствует свою вину перед братьями, и уверенно играл на ней. Член тёрся об его горло, Ульдор грубо насиловал его рот, но быстро кончил, отбросив Морьо от себя и смотрел, как кровь с семенем стекают по подбородку эльфа. Истерлинг неожиданно для себя ощутил даже нечто вроде интереса к гордому пленнику и определенно наслаждался им, и гордое обиженное выражение лица казалось забавным. Он ухватил Морьо зашиворот, когда тот хотел отстраниться и развернул, обходя его сзади. Задрал полы длинной рубахи, пол котором Морьо был обнажен, грубо выдернул тряпку. В этот раз он сношал его легко, без малейших препятствий, не считая крови, что стекала и размазывалась по бедрам обоих. Эльф только стонал, бессильно царапая пальцами землю. Ульдор пару раз шлёпнул его — не больно, почти любовно, но как унизительно, точно шлюху. Морьо замер.

— Не ври, не ври. Знаю, ты не сдохнешь.

Ульдор брезгливо обтер член и отошёл от несчастного эльфа. Морьо так и стоял на четвереньках, опустив голову. Вздрагивал. Темные волосы закрывали лицо.

Ульдор ухмыльнулся.

— Я бы заставил тебя вылизать пол языком за собой, да у тебя его нет. Поэтому… — Он отрезал два больших куска от рубахи пленника. Теперь зад Морьо мелькал в прорехах при каждом движении. — И дырку свою заткни, чтоб не пачкать все подряд, — брезгливо сказал он с усмешкой.

Морьо до боли в пальцах стиснул кусок тряпки. Снова принять унизительную позу, присесть, раздвинуть бедра и втолкнуть в себя сжатую тряпку — все это пришлось делать под его взглядом. Ульдор снова пнул его, и Морьо не удержался на ногах, поскользнулся, распластавшись, к пущему его удовольствию — и истерлинг наконец вышел.

Морьо напряжённо выдохнул сквозь зубы.

— Эй ты! Долго тебя ждать!? Почему не натаскал воды лошадям? — уже звали его снаружи.

Ульдор чуть позже направился к Мариду.

— Сношали нашего пленника всей дворней. Живехонек. Уже сам сосет и подставляется. Ни разу даже сознание не потерял, по трое принимал всю ночь. Нет, не помирают они, так что можно не нежничать. Хочешь — сам посмотри на псину

Марид неторопливо прошел с ним до двора, где Морьо, отворачиваясь, помогал принести сена и воды скотине, и покачал головой.

— Этот кажется крепче, чем мой, хоть и смотрит волком, — Марид поцокал языком, глядя на окровавленные бедра пленника и откровенно видневшиеся бедра и зад, и решил, что будет показывать его своему мастеру, чтобы не стал слишком строптивым. Другой, среброволосый, казался сложенным изящнее, и Марид не решился бы так мучить его. Ему уже не терпелось снова овладеть им.

Курво заканчивал работу над очередной безделушкой — тщательно ограненные сапфиры были пущены на медальон, в котором можно было хранить локоны волос. Услышав шаги, поднял голову.

— Почти готово, господин. Сейчас проверю механизм и повешу на цепочку, — улыбнулся он, хотя глядел настороженно.

Марид сел рядом, полюбовался работой, надел на глаз оправу с увеличивающим стеклом — тонкая умелая работа так и просила порассматривать ее подольше. Сапфировая крошка переливалась, отдельные зерна сверкали мелкими гранями.

Оба замолчали ненадолго.

— В следующий раз вплети в узор дикую ласточку — символ дома правителя, — пожелал он. — Сделаешь ещё несколько таких же?

Он помолчал и добавил:

— Твоему брату там приходится нелегко, но если справишься до вечера, ночью незаметно можешь сходить к нему. Я дам бальзама.

— Сделаю, — кивнул Курво, стараясь не терять невозмутимости. Пока о большем просить было рано. — Мне для ласточки понадобится алмазная крошка и черные топазы.

Он и правда справился со всем до вечера — четыре кулона с изящными силуэтами ласточек в центре. То, что пару раз при огранке дрогнула рука, заметили бы разве что Тьелпе и Феанаро. Курво с поклоном вручил изделия хозяину и, прихватив чистую ткань и бальзам, бросился к калитке. О Турко он подумает потом, сейчас главное — помочь Карантиру.

Его брат лежал у стены дома, за крыльцом и собачьей будкой — надеялся там укрыться от Ульфланга и остальных вастаков, считавших его девкой для удовлетворения своей похоти. Услышав шорох, он затаился, а потом ему в голову пришло, что так невесомо мог ступать разве что эльф, и тогда он привстал, высунувшись, и позволил себе негромко застонать. Натруженная спина болела, сожжённая на солнце кожа горела огнем.

“Курво, — он поглядел на подбежавшего к нему брата, — Курво, убей меня. Любая судьба лучше этой. Нет таких мучений, которые страшнее моих. Что бы ни решили Валар, от которых я отрекся”. Он дотронулся брата и попытался взять его руку в свою, но ладони дрожали.

Курво молча смотрел на брата. Милосерднее было бы и вправду убить, но…

Тут вспомнился отец. Смерть каждого из них лишала их возможности выполнить клятву, а значит, обрекала дело отца на неудачу. Он снова глянул на распростертого у своих ног Морьо. Тот продолжал смотреть с отчаянной мольбой. Курво принял решение. Это было жестоко, но клятва превыше всего. В конце концов, Морьо сам был виноват в своей беде. Так же как и Майтимо, даже сильнее.