Келегорм встал, оглядевшись. Дверь ему не поддавалась. Он подивился убранству, хотя почуял подвох, помня, что доброта Моринготто не свойственна. Но усталость пока оказалась сильней его, и Келегорм, решив, что поступаться удобством предложенной постели не следует, лёг спать в неё. Магический сон прошел, но утомление навалилось вновь, и он смежил веки.

========== Часть 5 ==========

Уснуть крепко не удалось, но это была, в конце концов, первая удобная постель с тех пор, как они покинули переправу у леса Бретиль, поэтому Келегорм поддался соблазну и расслабился полностью. Странно было ощущать это удовольствие одновременно с тем чувством провала, катастрофы, которое накрыло его, когда он осознал, что пленен. Но, смотря правде в глаза, разве не предчувствие об этом провале не отпускало его в течение всего пути? Келегорм попытался припомнить хорошенько, но уже не был уверен, не искажает ли сам свою память в угоду своим желаниям; воспоминания были неприятны и тоже быстро утомили.

Он растянулся на ложе во весь рост и расслабленно прикрыл глаза. Надо было соображать, что делать дальше, но вместо этого Келегорм вновь погрузился в полузабытье, решив, что если ему и предстоит вскоре новая беседа с Моринготто, там он будет стоять на своём: правда на его стороне, так ведь? Его немного терзало сомнение насчет того, куда же направились сейчас Хуан, Берен и Лутиэн. Спаслись ли они вообще? Келегорму отчего-то твердо казалось, что это так. А раз так, они непременно придут к нему на помощь — или по меньшей мере сообщат об его пленении братьям, и те придут на подмогу с войском. Жаль, своего он так и не добился, и упустил сильмариль. Надо ли было отправиться вслед за ним? «Нет, ты всё сделал правильно, — успокоил его внутренний голос. — Если те двое сбегут с сильмарилем, не попытавшись тебя спасти, твои братья отомстят им. Если нет — ты сам волен будешь завладеть сокровищем, как вы с Курво и планировали». Но Моргота рядом не было, судя по тишине, а значит, он был в погоне, и влюблённые не пойманы им до сих пор.

На этом сложная цепь его размышлений кончилась. Светильники угасли, точно чувствуя желание гостя отдохнуть, после чего стало темно и совсем тихо.

Но Келегорм немного ошибался: наступление темноты возвестило прибытие темного вала, и Моргот все последние минуты незримо присутствовал рядом, наблюдая за своим пленником и читая его чувства как открытую книгу. Он увидел, что Келегорм не стал рваться на свободу, точно дикий зверь, а выбрал постель, чтобы спокойно лечь, и то был, как ему показалось, хороший знак. Значит, он не так безрассудно глуп, как до сих пор рисовалось ему по тем скудным сведениям, что имел он о третьем сыне Феанаро. А потому Моргот стоял напротив постели, оставаясь неслышным и невидимым даже самому острому глазу, и любовался своей добычей: темнота ничуть не мешала ему в этом. Даже напротив, в лучах дневного светила впитавшие свет Амана черты этого нолдо казались Морготу столь же обжигающими, как те камни, которых у него сейчас осталось лишь два. Тьма же мягко скрадывала мучившую его яркость и оттеняла черты Келегорма, делая их мягче и спокойнее. В свое время Моргот пролил море крови его сородичей, но этого нолдо он хотел сохранить подле себя. Подчинить его волю своей, не причиняя страданий и не ломая её так прямолинейно, как поступал майа Майрон, прозванный Жестоким. В его руках были к тому все средства.

Налюбовавшись вволю красивым и сильным телом, Моргот думал, как хорош был бы нолдо как верный его слуга! Ему можно было бы доверить легионы орков, или, если он не пожелает себе славы предателя, по крайней мере оставить командовать отдаленной крепостью возле Таур-ну-Фуин: лес и долина кишели отвратительными тварями, но во власти темного вала было возвести крепость равно защищенную и прекрасную, под стать ему, — или, быть может, возродить оплот тьмы на Тол-ин-Гаурхот? Тем более сейчас, когда майа Майрон так его разочаровал.

Сон Келегорма оказался недолог, как и положено эльфу, и скоро Моринготто мог созерцать, как он приподнялся и, отряхнув сброшенные на угол ложа одежды, принялся облачаться вновь; его явно тревожило, что он безоружен. Одевшись, он сел на край, не зная, чем заняться; Моргот отметил, что нолдо, похоже, совсем не привык к занятиям, которые требовали усидчивости, и наверняка, стоило отцу усадить его за огранку кристаллов, вскакивал уже через четверть часа. Вот и теперь ни стол, ни предложенные бумага и перо, ни даже пара трактатов со стихами, сложенными песнопевцами из эльдар, не заинтересовали его. Нолдо только бросил на них взгляд — и всё. Дальше его натура требовала действий, эти же покои были для него уже исследованы — и скучны. Он и сидел совсем немного, а далее вскочил, начав мерить покои шагами, как лев свою клетку; что ж, Моргот не собирался дразнить его нетерпеливость и решил предстать перед ним в видимом обличье.

Нолдо не отступил назад, видя, как соткалась из тьмы высокая фигура Моринготто. Темный вала стал осязаем и принял облик, схожий с обликом эльда. В этот раз он не боялся атаки мечом или кинжалом, а потому вместо лат из вороненой стали и темного забрала, скрывающего его бледный лик, вала был облачен в одежды простого кроя, тёмные и скорее небрежные, чем украшенные богато (вопреки тому, что мог нолдо себе представлять, зная о похищенных им богатствах), подстать его железной короне, что недавно, небрежно сброшенная на пол, лишилась одного из сильмарилей. Равно и корона, и лик Моргота хранили следы былой невиданной, поражающей воображение красоты — а теперь медленно разрушались. Келегорм видел, как отражались на бледном лике следы битв, и лицо Моргота казалось бесстрастным и холодным, но взор был глубок и не потерял остроты.

В нём не было ничего ужасающего или отталкивающего, как у Майрона, который, не до конца удерживая физический облик, часто искажал его прорывающейся злостью или любым другим порывом. Моргот и Гортхаур были столь же несхожи, сколь несхожи замершее в безмолвии глубокое черное озеро и быстрая шумная горная река. И сила темного вала читалась в его лике, и Келегорм понимал, что ему в одиночку её не сокрушить.

Моргот склонил голову: приветствие казалось неуместным, но выказано было без насмешки. Хотя он не без скрытой улыбки наблюдал, как гневно сдвинул брови нолдо, хмурясь и выискивая подвох.

— К чему твоя ложная доброжелательность? — недоверчиво спросил тот наконец.

— Я дал обещание не казнить тебя и не пытать, и я его исполню, — мирно ответил Мелькор, садясь на стул. — Садись и ты.

Келегорм снова сел на край ложа, но сел прямо, не сгибаясь, и снова испытующе поглядел в ответ.

— Если ты рассчитываешь на выгоду, то напрасно пленил меня. Сильмариль не в моих руках — ты успел это заметить. И напротив, чем долее я тут, тем вернее мои братья соберут войско против тебя.

Моргот помедлил с ответом и не стал возражать сразу, хотя в его взгляде прочиталось несогласие.

— Не соберут, Тьелкормо. Вспомни, кто вызволил твоего брата Майтимо, не будь столь недальновиден.

— Так что же? Сколько столетий ты пробыл после того в осаде здесь, в Железных горах, — смело возразил Келегорм. — Когда же они вернут себе один из сильмарилей, их уверенность в том, что ты не всесилен, возрастет многократно.

— Вернут себе сильмариль? Но погоди, мне казалось, что его выкрала у меня дева из синдар.