Дальше путь пошел вдоль реки, и часто приходилось медленно пробираться вдоль отрогов гор, прячась от оборотней, которые рыскали по тропе всё чаще. И чем дальше, тем опаснее казалась Келегорму их затея; он запоздало корил себя, что не убедил обойти Таур-ну-Фуин с востока. Конечно, так было куда длиннее, но по крайней мере опасное и узкое место, где стояла дозорная крепость Саурона, осталось бы далеко. И иногда он настолько ясно чувствовал, что предначертанный путь станет для них роковым, что не раз подумывал сбежать или хотя бы отослать Хуана за подмогой. Ему казалось, что вечно прятаться они не смогут, и конец неминуем и близок, несмотря на весь риск, что подогревал кровь в его жилах.
Так и случилось. И одной ночью он очнулся от короткого тревожного сна, услышав хриплое рычание прямо у себя над ухом. Широкая лапа прижала его к земле, а клыки сомкнулись на шее. Келегорм рванулся вперед, желая вскочить и сбросить волколака с себя, но и это не вышло.
— Хуан! — крикнул он, но во тьме ночной так и не увидел метнувшейся серебристой тени.
Оборотень крепко потрепал его и пару раз перехватил горло так, что Келегорм успел попрощаться с жизнью. В руку, в которой он хотел выхватить меч, тоже вонзились клыки; но вместе с тем, хоть его и крепко потрепали, он понял вдруг, что убивать его никто не собирается. Волколаки сгрудились вокруг них. Все три коня были растерзаны, но ему и Берену сохранили жизнь, и Келегорм растерянно озирался, надеясь на помощь. Увы, вместо неё из ночной полутьмы соткалась высокая и ещё более чёрная тень.
========== Часть 2 ==========
Он ждал гибели или схватки — но пала тишина; ждал слов темной сущности, соткавшейся перед ним из ночной мглы, — она оставалась молчалива, и странные чары заставили нолдо оцепенеть. Майа Майрон, некогда прозванный прекрасным, взирал на обоих сверху, и, казалось, источал ужас и смрад, заставлявший задыхаться и вместе с тем не дающий даже пошевелиться. Келегорм хрипло вдохнул, стараясь сбросить с себя наваждение, потянулся к клинку, но так и не смог его взять. Ещё миг — и звенящее безмолвие окончилось. Послышался лай оборотней, хриплое рычание и лязгание зубов. Один больно перехватил запястье, потом сверху разом навалилось две или три огромные туши, не давая сдвинуться; тут подоспели прислужники-орки, связывая обоих.
Оборачиваясь, нолдо видел, что Берена ведут за ним. Однако верного Хуана он, как ни старался, отыскать не мог — видно, умный пёс понял, что в одиночку хозяина не отобьет, и даже если справится с волколаками, то сражения с самим Сауроном может и не выдержать. «Он поможет», — с надеждой подумалось Келегорму, и эта мысль немного согрела, заставив постепенно отойти от первого потрясения.
Их беспощадно гнали вперед, изредка подгоняя бичами. Орки хрипло смеялись, переговаривались на своем дрянном наречии, но тень Саурона исчезла. Стоило быть благодарным и за это — подобного сокрушающего ужаса нолдо не ощущал уже очень давно, и почти никогда — в пылу битвы. Да, сейчас Гортхаур исчез, но что толку? Он увидел их и узнал в них врагов своего господина, Моргота, и теперь наверняка заточит их надолго. Или, того хуже, станет пытать, или просто глумиться: в самом деле, отправиться сюда вдвоем, безо всякого плана, в надежде пройти незамеченными там, где каждый ворон или лесной зверь был соглядатаем Саурона, где зло отравило землю! Отправиться без дружины, с которой можно было хотя бы с честью погибнуть в бою! Быть взятым безоружным, во сне… Келегорм бы не сдался и в одиночку, но разорвать железные цепи, сковавшие его руки, не мог, и любая попытка раскидать окружавших его орков оканчивалась одним: его снова валили на землю, а под конец решили, что непокорного пленника проще тащить волоком или везти на варге. Тогда его заковали в цепи, обвязав ими все тело, и взвалили на спину матерому волколаку. То же сделали и с Береном — его волокли следом, но чуть поодаль, и Келегорм лишь догадывался, что тот где-то рядом, и ненавидел себя за бессилие и врага — за вероломство. Что ему стоило предвидеть опасность встретить волколаков в узком месте и выдумать путь обхода?
Словом, ему было за что корить себя, но бешеный темп бега не давал особенно углубиться в эти мысли и пасть духом — и Келегорм поневоле начал осматриваться. Их вывели на дорогу среди болот, окружавших мелкую и зловонную речку, отравленную когда-то трупами тех эдайн и эльдар, что Саурон уничтожил, заняв эти земли. Дорога была отсыпана мелким гравием и, надо сказать, по ней они добрались до берега, отделявшегося протоком от острова Тол Сирион, куда быстрее. Потом переплавили туда на грубо сколоченном широком плоту. Остатки бывшей крепости Ородрета выглядели жалко и мрачно, а ведь когда-то он помнил их цветущими, с яркими знаменами белого и желтого цвета. Своды башни из белых превратились в черные и были покрыты хлопьями сажи от сигнальных костров; но пленников провели через ней, показав лишь мельком, после чего обоих сбросили вниз, в темницы. Насколько Келегорм помнил, когда-то давно Ородрет хотел устроить здесь погреб, чтобы хранить припасы и вин, но потом оказалось, что весной его подтапливает, и подвал обыкновенно стоял пуст. Стены сочились влагой и теперь. Из маленьких узких окошек под самым верхом падал свет — слишком тусклый, чтобы хоть что-то разобрать, как показалось Келегорму вначале.
Цепи с него сняли, хотя руки оставили скованными; он упал наземь и некоторое время лежал неподвижно — так затекли за время дороги все части тела. Скоро неприятная ломота прошла, и ему удалось приподняться. Едва глаза стали видеть в темноте острее, он разглядел упавшего навзничь в нескольких шагах Берена, а вдалеке — чужие смутные тени. Он поднялся, подходя к адану. Тот перенес путь тяжелее: судя по рассеченному лицу и рукам, он тоже пытался биться. Келегорм, как мог, привел его в чувство и помог привстать.
— Ну вот и всё, мой добрый друг.
Тьелко нахмурился.
— Бороться никогда не поздно.
Что ж, это тоже было верно — и он кивнул. Потом обернулся: к ним несмело подобралась одна из тех серых теней, что прятались вдали. Он всмотрелся в осунувшееся бледное лицо и не сдержал горького возгласа, узнав в подобравшемся эльда одного из дворцовых слуг — но как он изменился! От одежды остались одни лохмотья, а на лице будто навечно застыло страдальческое выражение. Тем не менее, они обнялись, хотя радостного во встрече было мало. Эльф обернулся:
— Это не орки, друзья!
— А что, бросают сюда и орков? — спросил Турко.
— Бывает, если те провинятся. Хотя чаще убивают: я слышу это по крикам, что доносятся сверху.
Келегорм подвел Берена к дальнему углу, где тоже лежало несколько закованных, как и они; все казались истощены и измучены, но причиной тому были не голод и пытки, а растянутое во времени долгое ожидание смерти и близость тьмы, что питалась ими и разрушала их фэар. Келегорм содрогнулся, едва представив, что та же медленная смерть ждёт и его, и теперь был уверен, что нет конца ужасней подобного медленного угасания. Ему поднесли немного холодной собранной со стока дождевой воды, после чего он немного расспросил их о прошлом и о днях конца крепости; ему поведали, и краткий рассказ ничем его не утешил, а только возбудил ещё больше злости. Нескольких самых слабых из числа бывших верных Ородрета держали не связанными, полагая, что те и без того не смогут сбежать, а сбегут — так всё равно не выберутся из топей незамеченными. Он всматривался в их лица — и тем сильнее ему хотелось отпрянуть в страхе, а ещё сильнее — сбежать прочь. Но его обезоружили, и он, рассуждая здраво, понимал, что не проберется в одиночку мимо сотен волколаков, что обитали в крепости. Пока что он был намерен дождаться ночи или предрассветного часа (должны же когда-то эти творения тьмы спать?) и бежать или через продух под сводом потолка, или выбив дверь; меньше всего ему хотелось лечь и медленно умирать. Потому он вскочил и, направившись к низкому проходу, откуда его привели, и ударил массивную дверь плечом из желания немедля опробовать её прочность; как оказалось, снаружи сторожили, и в приотворившейся щели почти сразу показались мерзкие морды двух волколаков и орка-стражника.
