***
Путники вышли из нижних залов Нарготронда еще затемно, но все же в долине было светлее, чем в подземельях, и Келегорм с наслаждением вдыхал свежий воздух. Пёс, бежавший следом, тоже радовался простору, посматривая на хозяина умными глазами. Келегорм смеялся, глядя на то, как он гоняется за степными сусликами и мелкими мышами.
Потом он нашел, что воздух, пожалуй, даже чересчур свеж. Когда они спустились с отрогов гор, ветер чуть успокоился, но не исчез совсем, и путникам приходилось кутаться в длинные невзрачного оттенка плащи — но, по крайней мере, они делали их незаметными для взора врагов издалека; хотя здесь, на просторах Талат Дирнен, их усилиями орков и волколаков почти не водилось.
Келегорм все же недовольно прокричал, обернувшись к Берену:
— Холод! И это здесь, в сердце Сирых Земель! Каково будет там, на севере?
— Вдоль лесов тихо, а в горах и впрямь успеешь промерзнуть до костей. Придется жечь костер на свой риск — или зябнуть. Правда, бывают тихие ущелья и там, но…
Берен пустился в долгий рассказ о том, как скрывался там от целых полчищ орков, убивая врагов в коротких вылазках; рассказ был занятный, и Келегорм слушал его вполне благосклонно, тем более, что злобы он к адану не питал: просто хотел добыть своё, и всё. Потому они и идут рядом, а дальше — как повезет. Надо думать, Берен тоже это осознавал, но напрямую отказать принцу нолдор не решался, тем более, что прекрасно помнил, с какой неприязнью встретил вначале его просьбу лорд Куруфин.
В первые дни — да и потом — Келегорм успел совершенно увериться в правильности своих симпатий: Берен был спутником надёжным и молчаливым, действовал вдумчиво, иногда неловко или медленно, но своего добивался, и Келегорм ощущал полное спокойствие. Дорога была скучна, и то, что дни складывались в недели, он замечал лишь по тому, как убывала поклажа с провиантом на третьем коне, которого они с собой взяли. Изредка встречался пугливый тонконогий степной зверь, похожий на оленя или косулю, но поменьше; гораздо чаще попадались зайцы или мелкие зверьки, пугавшиеся топота копыт. Келегорм иногда гонялся за ними или пытался подстрелить на ходу — скорее ради развлечения. Но куда чаще путь скрашивали вечерние беседы, пока можно было разводить огонь, не боясь всякой нечисти, как в Таур-ну-Фуин. Они переговаривались негромко, обмениваясь историями про события прошлых лет, и всё шло славно.
При всём лояльном отношении, Келегорм иногда не мог отделаться от смутной брезгливости при виде густой темной щетины на улыбчивом лице адана, хотя к отличиям между эльдар и эдайн успел привыкнуть; поразмыслив немного, он понял, что испытывает не то легкую зависть, не то недоумение при мысли о том, что прекрасная синдэ избрала спутником жизни именно его, Берена, и вдобавок так полюбила, что убедила отца принять его и не казнить. Подумав о замысле Синголло, Келегорм не мог сдержать усмешки; само собой, требовать сильмариль, их сокровище, с его стороны было самонадеянно, но он, очевидно, и не рассчитывал, что пожелавший руки его дочери адан вообще вернется назад. Хорошенько же он удивится, когда узнает, что тот добыл камень! «Но сокровище сразу уплывет из его рук», — сказал Тьелкормо себе — и почти сразу уснул до утра; что ни говори, а постоянная тряска утомляла, и степь казалась бесконечной, хотя раньше, в погоне за слугами врага, он с дружиной верных, бывало, преодолевал её куда быстрее.
Под утро его обычно будил Берен, и Келегорм караулил кострище один, давая адану выспаться; иногда они менялись, и сын Феанаро сторожил с вечера, а Берен просыпался в предутренний час. Временами оба сходились на том, что тревожиться нечего, что Хуану можно довериться, и дружно засыпали, но Келегорм, как и положено эльда, спал чутко и просыпался чаще, если вообще не проводил всю ночь в воспоминаниях о Тирионе и своих странствиях по Валинору.
Чем ближе становился к ним лес, тем чаще попадались в степи ручьи, попадались островки из кустов и одиноких деревьев, мелких и иссушенных степными ветрами; путники радовались им, потому что вода вечно была на исходе, а ручей давал возможность не только утолить жажду, но и смыть с себя пыль и грязь. Они вместе, точно по команде, сбрасывали одежду и ступали в холодную воду; здесь Тьелкормо и подавно не мог отделаться от невольного сравнения между ним и собой, хоть он и посматривал на Берена лишь украдкой, чаще любуясь своим отражением и придирчиво осматривая себя. В конце концов, что было нужно гордому Эльвэ Синголло? Он знатного происхождения, храбр, смел, ладно сложен, не хуже Майтимо, но нет же — нужно было отринуть всякие добрые отношения с нолдор Первого дома, чтобы твою дочь увел с собой немытый адан, у которого за душой-то ничего нет, ни владений, ни верных! На этом месте своих размышлений он чувствовал, что начинает злиться, зло поджимал губы и отворачивался от Берена, лишь бы не видеть — но скоро отходил и успокаивался вновь. В конце концов, он всё ещё был выше на полголовы, шире в плечах и уже в талии. Волосы были убраны в походную косу, но временами он доставал гребень и долго вычесывал из них мелкий сор, и тогда они сияли под тусклым солнцем Эндорэ.
Наступил день, когда на горизонте в сером тумане стала вырисовываться синяя полоса — далёкий лес Бретиль. Вид его взволновал обоих, хотя ни один не показал этого. К радости от перемены мест у Келегорма примешалась и легкая грусть — наверное, ему положено было испытать злость, когда он вспоминал кузину Аредэль, но он когда-то обещал себе оставить случившееся в прошлом, а то всё никак не стиралось из памяти.
Он нагнулся к коню, подгоняя его, следом то же сделал и Берен. Пышные вершины крон, образовывающие рваную полосу на границе с небом, становились всё отчетливее — Келегорм очень ждал того момента, когда они ступят под его сень или хотя бы пройдут краем, вдоль реки, потому что всегда радовался лесам или близости лесов, веря, что там ему сопутствует удача. Вблизи путь преградила речка Тейглин: после мелких ручьев она показалась настоящим морем. Здесь была широкая переправа. Их с Береном встретили воины из числа синдар, что изредка селились здесь. Келегорм опасался, что слуги Синголло прикажут остановить их или вообще, чего доброго, бросят в темницу, но те вполне удовлетворились, узнав, что перед ними враги Моргота и Саурона.
Едва сойдя на берег и дождавшись, пока на широком плоту не перевезут их троих коней, Келегорм вскочил на своего и уже под покрывалом ночи оказался близ леса, под раскидистыми ветвями первых растущих отдельно деревьев. Тут было опаснее — Хуан то и дело принюхивался не то настороженно, не то с любопытством — а все же лес стал новой вехой. Идти вглубь они не собирались, и даже напротив — намеченный маршрут шёл левее, вдоль его кромки. Но Келегорм был рад лесу, как старому знакомому. Дорога вела их к Тол Сириону, и Келегорм вспоминал о мести, но понимал, что преодолеть путь вдоль земель врага нужно тихо и незаметно. Лесная дорога, вначале казавшаяся пустой, находилась близ владений Тингола, и несколько раз они встречали по пути дозорных из числа дориатрим: те вряд ли были им рады, но не препятствовали. Дичи здесь было много, и она становилась приятным дополнением к столу, учитывая, что все прежние запасы подошли к концу.
Эти земли были ещё мирными, но дальше, по выходе из леса, всюду стало чувствоваться влияние врага. Оно началось, стоило оставить Бретиль позади и двинуться влево, держась реки. Келегорм охотно отступил бы от известного и потому опасного пути, если бы остальная местность не была или болотом, или холмистой и непригодной для того, чтобы пустить по ней вскачь лошадей. Путники стали держаться тревожней, и зачастую оглядывались. Первого выскочившего им навстречу в вечерней мгле волколака удалось подстрелить, после чего Хуан опрокинул его наземь, перегрызая горло, но сколько ещё их предстояло встретить? Помимо оборотней, земли наверняка кишели и орками; и те, и другие были умными тварями, и стоило опасаться, что однажды на них троих устроят облаву. Поэтому Келегорм часто посылал Хуана вперед, разведать путь. Берен, если и раздражался из-за вынужденной задержки, то не подавал вида. Временами Тьелкормо казалось, что адан привык вести себя осторожнее него: это тоже было приятно — сам он мог зачастую забыться, погнавшись за кроликом или косулей. Однажды путь им вновь перегородила речка. Тут же им встретилось и первое после Бретиля селение, правда, мелкое и такое бедное, что Келегорм так и не понял, кочевники эти эдайн или нет — очень уж ненадёжными казались ему их шатры. У них же одолжили лодку. Келегорм в переговорах не участвовал, стоял поодаль, не понимая их наречия, которое равно отличалось от синдарина и нолдорина. Зато Берен нашёл общий язык и уговорил перевезти обоих на тот берег в обмен на нож и точильный камень: им неохотно помогли, и в этот раз спутник показался ему куда симпатичнее прочих эдайн — эти казались совсем дикарями.
