Келегорм ещё раз дотронулся края одежд, а потом и руки. Поцелуй был мягким и долгим, и Мелькор не отстранил его. Если этот нолдо желает принадлежать ему и душой, и телом, то он изменит его судьбу. Эльф кивнул в ответ, точно слышал его мысли.

— Я сделаю тебя ещё более прекрасным и совершенным, Тьелкормо.

Что ж, если эльф готов ему довериться…

Мелькор поднялся. Келегорму показалось, что его охватил жар, за которым последовала секундная слабость — очнулся он в его объятиях, и всесильный вала вновь любовался его волосами, склонив чело. Он обнял его.

Келегорм поднялся, садясь к нему на колени. Ему нравилось физическое воплощение Мелькора, хотя многим оно показалось бы хранившим печать прежней угрожающей разрушительной силы, и взор его оставался пронзительным и тяжёлым. Раньше эльф начинал бояться, что в новом воплощённой виде вала остался неспособен ощущать плотское желание, которое осталось терзать его самого, но теперь осознал, что это не так. Мелькор обнимал его, усаживая на себя, и его ладони лежали на плечах эльфа, управляя его движениями, и позволяли разве что негромко вскрикнуть, но не высвободиться из его объятий. Но постепенно помимо привычного восторженного чувства — он принадлежит всем телом и отдается темному вала! — примешалось иное. Оно проистекало не из страха, а из глубокого владеющего им желания и из удовольствия, что эльф сейчас ощутил. Оно словно стало… Более чистым? Сам характер близости стал иным. Ладони Мелькора тискали его ягодицы, сжимали их, но между ними ничего не проникало. И тени прежней разрывающей боли не осталось, а вместе с тем Келегорм несомненно ощущал его в себе, и каждое резкое движение, с каким темный вала заставлял его опуститься на себя, срывало с его губ новый вскрик. Келегорм обернулся, сперва рассмотрев себя сзади, а затем спереди, опустив голову низко, но никаких отличий не обнаружил. Его удивленный вид позабавил Мелькора, и он, чтобы скрыть улыбку, аккуратно прикусил зубами его плечо, усмехаясь про себя. Громкое “что ты со мной сделал?” Прервалось невольным шумным вскриком страсти, и эльф прекратил рваться. Он широко распахнул глаза, и стало видно, как он потрясен.

Келегорму казалось, что он вдруг забыл обо всем вокруг и не имеет ни тела, ни чувств, вновь стал бесплотным духом, как было, когда он проводил время в чертогах Намо. Руки его бессильно силились сжаться, но слабые движения не давали ухватиться хоть за что-то. Мелькор поймал его потрясенный взгляд и улыбнулся снова. Потом склонился ниже.

— Я даровал тебе нечто совершенно особенное, Тьелкормо. Ты будешь наделён равно чертами нис, сохраняя прежний облик. Ты станешь более велик и славен потомками, чем твой отец. Валар признают наш союз.

Келегорм ощутил страх, который не хотел обнаруживать. Постепенно он стал догадываться, как это произойдет.

— Нет, — хотел протестовать он.

Мелькор прижал его руки за запястья к их ложу.

— Это ли не наивысший миг единения, Тьелкормо? — вопрошал он. — Наши судьбы будут связаны, и твое потомство судьбой станет равным богам.

Нолдо нервно облизывал тонкие чуть припухшие губы и прислушивался к ощущениям. Темный вала склонился над ним, касаясь его тела в череде горячих сухих поцелуев, за которыми последовали прикосновения, слишком точные, от которых снова хотелось вскрикивать. Медленно пальцы провели по месту между мошонкой и задним проходом, а затем остановились и замерли там, поглаживая место ещё более чувствительное, которое немедля хотелось закрыть, если бы Моргот не перехватил руку эльфа.

— Хочешь посмотреть на себя? Боюсь, это будет сложно увидеть.

Сердце эльфа в этот момент так тревожно билось, что всесильный вала поспешил его успокоить, сказав. что не мыслит ничего дурного.

— Обманывал я хоть раз твои ожидания, Тьелкормо?

Эльфу осталось признать, что вся жизнь подле него проходит как долгий сон, сон счастливый, хоть и навеянный темными чарами.

***

Мелькор проводил дни в неустанном созидании нового, хотя в этот раз его интересы лежали не внутри благого края, а вовне, куда он хотел направить жажду познания. Чередой шумных взрывов оканчивались его попытки создать жидкость, которая смогла бы неустанно долго гореть, и из самой тонкой и самой прочной стали сделана была вещь, которой он её начинял — остроконечная, размером не больше детской игрушки. С шипением и шумом вырывался из небольшой дыры огненный хвост, то подбрасывая металл, то потухая и заставляя его упасть. И наблюдателем этого зрелища был не он один. Спутника Мелькора можно было принять за подмастерье; своими иссиня-черными кудрями и пронзительным взором незабудковых ясных глаз он сильней всего походил на эльфа-нолдо. В лице его, однако, за искренним восторгом читались сдержанность и ум. По временам он бросал на темного вала пытливый взгляд, и Мелькор несколькими фразами ободрял его, пока тот набрасывал смелыми штрихами новую конструкцию, предлагая её облегчить и отделить резервуар для топлива.

Впрочем, ни один не потерял бдительности, и оба повернулись, услышав за спиной тяжелый шаг. Черноволосый и широкоплечий эльда в одеждах, украшенных шитьем в виде восьмиконечной звезды, стоял перед ними. Один взглянул на вошедшего изумленно, другой — с улыбкой, как давнего друга, чем немало удивил своего гостя.

— Знаю, сейчас я услышу мало лестного в свой адрес…

— Феанаро, мэльдо! Отчего столь мрачные мысли?

Искусник — а это был именно он — вошел смелее, остановившись не столько напротив Мелькора, сколько возле юного подмастерья. В соболином разбеге бровей его верно угадывалась родная кровь. Кажется, он никак не мог подобрать слов и совладать с сомнением, и грудь его вздымалась, точно ему не хватало воздуха.

— Аман столь велик, что новости доходят до наши краев не сразу, однако я не мог оставить вниманием нового родича.

Юный нолдо склонил голову перед ним, учтиво заметив, что наслышан о талантах, чем, похоже, совершенно растопил сердце Пламенного, и тот, будто позабыв о годах вражды, был готов увидеть его и в своих мастерских, и в своих чертогах; нескоро он словно встрепенулся, вспомнив иную причину визита.

— Тьелкормо, — проронил он.

— Недавно он подарил мне ещё одного сына, и я позволил ему не подниматься сегодня.

— Его здоровье пошатнулось?

— Нет, однако я сомневаюсь, что он захочет увидеть тебя.

И в опровержение этих слов со стороны противоположной двери, что вела из покоев, послышалось: “Атто!”

========== Часть 25 ==========

Крупный белый варг обернулся и посмотрел на небо: оно стало гнетуще низким и темным, как перед грозой, но нависшую черноту не перечеркнула ни единая молния. Мрак объял всё вокруг, спустившись с небес, но не погасил дневное светило — сделал его бледной невзрачной точкой на небосводе. Хотелось взвыть от ужаса и бессилия перед гневом стихии, и варг забился между двумя небольшими скалами, жалобно скуля и жмурясь. Когда он решился снова открыть глаза, мрак никуда не исчез, напротив, стал ещё весомее и плотнее, хотя вблизи его разгонял пронзительный белый свет. Кто-то огромный и невыразимо ужасный склонялся над ним, прожигая насквозь и не давая белому волку от себя убежать.

Ещё через миг Моргот стоял над обессилевшим и исхудавшим телом среброволосого нолдо.

В себя Келегорм пришел уже в цитадели тьмы — он обнаружил себя лежащим у подножья трона. Моринготто восседал над ним и смотрел вниз; снисхождения в его взгляде не было.

— Майа Майрон доносил мне, что ты вёл себя непочтительно и непокорно. Ему стоило больших трудов совладать с тобой, но в конце концов ты самовольно сбежал вместе с одним из плененных мной эльфов.

Келегорм отвернулся — так сильно жег глаза свет трех камней в его короне, и уткнул лицо меж ладоней, как привык прятать морду между лап. Ни горло, ни язык не слушались его, и первые изданные им звуки мало походили на мелодичный язык квенья. Моргота его вид, казалось, лишь развлекал.