Ее профессионализм и четкость в выполнении любой задачи подкупали страшно. Через некоторое время я с удивлением отметил, что уже не понимаю, как обходился без ассистента. К тому же оказалось, что она долго занималась фехтованием, и мы в итоге решили, что она и меня будет обучать. Пару раз в неделю мы встречались в зале и упражнялись с рапирами.

Окончательно же мой лед растопила наша беседа об одной из гносеологических теорий Коллуэя. Тайна настолько здорово владела предметом разговора, что у меня возникло просто-таки восхищение ее познаниями. О чем я ей не сказал, конечно. Но, думаю, она все поняла. И сейчас, косясь на нее, вдыхая ее запах (что-то тонко-цитрусовое с легкой цветочной ноткой), слушая ее мелодичный мягкий голос, я вдруг понял, что уже в сетях. Невидимых, неосознаваемых, неощутимых.

«Опять, наверное, моя паранойя», – сказал сам себе. Иначе зачем мне думать о том, что она просто очень тонко играет? Так, что не сразу и поймешь ее воздействия. Ее влияния. Ее невидимой силы. Подкупила незаменимостью, профессионализмом, заставила забыть о контроле, расслабиться – и вот уже тепленького-то бери – не хочу…

– Ну, романтика, она для твоего возраста хороша, – заявил я настороженно. – А в моем ни о каком романтизме уже не думается. Сплошной прагматизм и неприкрытый реализм.

– Это вы, босс, наговариваете на себя, – несколько кокетливо заявила Тайна. – Я-то знаю, что в глубине души вы романтик каких поискать.

«Вот все про меня что-нибудь да знают», – вздохнул я про себя.

– А ты, вижу, с Парижем знакома основательно?

– А то! Босс, гарантирую, что вы перемените свой мрачный взгляд на этот замечательный город, – с невинной улыбкой промурлыкала Тайна.

В первые дни я выяснил, что ей двадцать девять лет. Замужем не была. Друга в данный момент нет. В приоритете карьера и еще раз карьера. Судя по ее должности (а далеко не каждый смог бы удовлетворять запросам Института Коллуэя), работа на приоритет приносила свои плоды.

Ильяс Раилевич представил ее как сотрудницу парижского филиала, отправленную для осуществления координации с нашим университетом. А также в качестве моего персонального ассистента по совместительству. Особая забота Пьера Коллуэя. Ну и как, скажите, мне не думать о еще одном шпионаже за моей скромной персоной?

В первые недели Тайна просила меня показать ей город. Я не мог отказаться. Мы много гуляли. Пару раз сходили вместе поужинать. Все было абсолютно дружески. Девушка умела себя поставить. Никакого кокетства, никаких капризов, никакой агрессии. Моей целью было между тем узнать как можно больше о «Проекте-2050». Но здесь меня ждало огромное разочарование. Тайна пока ничего не смогла (или не захотела) мне сообщить. В Париже она проработала достаточно, на мой взгляд, чтобы владеть информацией, но делиться ею не спешила.

Пришлось смириться, хотя где-то подспудно не давала покоя мысль о том, что она просто не хочет по каким-то причинам выдавать нужные сведения. Впрочем, я не настаивал. Потихонечку у меня стала вырабатываться привычка к мягкому и тонкому обхождению со всем, что я встречал: с людьми, информацией, фактами, идеями, организациями. Чем деликатнее и незаметнее – тем лучше.

– Чего же хотят от нас услышать уважаемые господа? – поинтересовался я, глядя в пол.

– Основной интерес – изменение восприятия трех целевых индикаторов, которые мы мониторили с самого начала работы, отслеживая изменение нормы.

– Обсуждаем наши выводы?

– Нет, что вы, босс. Будут все научные группы страны, которые завязаны на этой теме. Мы, конечно, важные, но не думаю, что настолько, чтобы посвящать встречу нам одним, – серьезно ответила Тайна, перестав потягиваться.

– Ректор о поездке знает?

– Еще нет. Но можно устроить так, что ему придет официальное письмо из Парижа.

– Так, пожалуй, будет лучше. Молодец, – искренне похвалил я Тайну. Сам-то бы не додумался. Пошел бы к ректору и выслушал бы с три короба о том, как несправедлив мир.

– Спасибо. Не переживайте, босс, я рядом – а значит, все под контролем.

Эту фразу она произнесла уверенно. В интонацию было добавлено в меру твердости, убедительности, а еще чуть-чуть хитринки. Хм, раньше Тайна так голосом не играла. Может, послышалось?

– Тебе, наверное, не терпится поехать? – сочувственно так поинтересовался я. – Все-таки Париж – не наша деревня.

Я тоже добавил кое-что в голос. Немного сарказма, совсем чуть, на грани. Сожаления по поводу ее доли – торчать здесь со мной – и даже сколько-то иронии с горчинкой. Посмотрим, услышит ли.

– Обижаете, босс. А зачем? – с искренним недоумением спросила Тайна.

Мне сразу же стало стыдно. Вот всегда так. С женщинами мне общаться – засада. Никогда не знаешь, где в лужу сядешь. Особенно с умными женщинами.

– Прости, пожалуйста. Это действительно было глупо, – по-прежнему не глядя на нее, сказал я, понимая, почему она обиделась.

Вопрос, который я задал, годился для какой-нибудь гламурной блондинки с прозрачными запросами на жизнь. Тайна была настолько далека от этой категории девушек, насколько это вообще возможно. Общаясь таким образом с ней, я реально, даже не желая ничего подобного, опускал ее на этот уровень. И вправду зачем? Черт меня дернул играть с ней голосом.

– Не разочаровывайте меня, босс, – мягко попросила Тайна.

В голосе была только искренняя грусть. «Невозможно так сыграть», – подумал я.

– Ох, язык мой – враг мой, что тут еще скажешь, – смущенно попытался я исправить ситуацию. Но не тут-то было:

– Не вы ли, босс, говорили, что Тюмень – лучший город на свете? И не ваши ли слова «хорошо там, где мы есть»?

– Я. Мои, – виновато вздохнул я и покрутил головой.

Тайна обиженно фыркнула. Немного нарочито, чтобы дать мне почувствовать всю глубину моего падения.

– Пойду, пожалуй, Олега Петровича навещу, – вслух произнес я, как бы рассуждая сам с собой. – Хотел видеть меня, но я после общения с тобой забыл про все. Вот что женская красота делает. Просто чудеса творит.

– Слабовато, босс, – с тонкой ехидцей заметила Тайна. – Не у Олега Петровича учились комплименты делать? – И, не дожидаясь ответа, переключилась на деловой тон: – Хочу доложить, что у нас завтра встреча с весьма интересными гостями. Думаю, вам понравится.

– Кто еще на мою голову? – таким же деловым тоном спросил я. Надо было срочно воспользоваться шансом замять неловкость.

– Два господина из Ирана. Особая просьба Ильяса Раилевича. Желают вас, босс, для небольшой дружеской беседы. Просили так и передать.

– Занятно. Почему я и о чем разговор?

– Этого не знаю. Но надеюсь завтра узнать. Предлагаю встретиться с ними вместе. Вы ведь не владеете фарси?

– Чего нет, того нет. Только не говори, что ты знаешь фарси!

– Ну вот опять вы за свое! Два оскорбления за утро – это многовато, не находите? Впрочем, не буду хвалиться, арабский я знаю лучше. Но для простой дружеской беседы моих познаний должно хватить.

Хотел было спросить, неужели господа не владеют, например, английским, да передумал, искоса глядя на Тайну. Ее лицо выражало искреннее разочарование (видимо, мной) и не предполагало вероятности каких-либо вариантов, кроме предложенного.

Ну а внезапный шок оттого, что она знает арабский и фарси, не дал мне и малой возможности сопротивляться.

– Хорошо, – смиренно согласился я. – Да будет так.

Про себя я думал о том, что все это похоже на скрытую манипуляцию на чувстве вины, но вслух, конечно, ничего не сказал. Слишком убедительные эмоции были на лице Тайны. Эх, говорил уже, что слаб и легковерен. Все так и есть. Я помолчал, подумал и пошел к ректору. События закручивались дальше, и мне ничего не оставалось, как только находиться в центре циклона и молиться, чтобы этим циклоном меня не унесло слишком далеко.

Окна, выходящие в сад, были открыты настежь. Весенний ветерок тихо шелестел, играя шторами. Я сидел за столом в кабинете Створкина за чашкой чая и спрашивал себя, почему же продолжаю называть этот дом и все вещи в нем именем их предыдущего владельца?