– Нет, насколько я знаю. Я служил у них. Могу сказать, что его дед и брат деда любят насилие, иногда с радостью предаются ему. Знаешь, насилие ради самого насилия, особенно дед. Оба те ещё говнюки, хотя глупыми их не назвать. Скорее наоборот, они умные и рассудительные люди, от которых лучше держаться подальше.

Ган Жун ничего не сказал в ответ. Только через минуту он промолвил, вновь как бы рассуждая:

– Такое тоже бывает, что страдают дети или внуки в благородных семьях. Поколение идёт за поколением, с виду всё хорошо. Небольшие отклонения, склонности и зависимости, но ничего слишком необычного. А в какой-то момент вся та дрянь, которая копилась в отцах и дедах, матерях и бабках, воплощается в их отпрысках.

Лекарь умолк. Нага тоже. Больше они не перемолвились ни одним словом в этот вечер, предаваясь каждый своим думам.

На другой день Нандун, и без того кипевший, пришёл в ещё большее движение. По улицам потянулись вереницы вооружённых людей, всадников и пехотинцев. Все они шли под чёрными знамёнами с белой звездой посередине – эмблеме, которую избрал Дондо. «Путеводная звезда, ведущая в новый мир»,– так называли повстанцы свой знак.

Все эти войска устремлялись на восток, начиная поход против власти императоров в Красном городе. Война разгоралась, перекидываясь из западных областей на всю страну.

– До чего же упёртая баба! Моя Алтун по сравнению с ней – просто покорная овечка! – ругался Мэргэн. Он шёл пешком, как и все в отряде Лян Се, и это раздражало его неимоверно. Степняк не скрывал своего негодования, однако наиболее жёстких выражений к военачальнице он избегал.

После того, как чересчур бдительная женщина-офицер взяла Хару и его друзей под стражу, все они направились дальше вдоль стены Дракона до следующей башни. Никакие протесты или попытки убедить Лян Се в том, что она не права, не приводили к успеху: женщина оставалась глуха и непоколебима. Быть может, в глубине души она уже успела понять, что четверо мужчин и десяток подростков из степи не стоят и малейшего внимания с её стороны, однако врождённое упрямство и подспудная боязнь потерять лицо перед подчинёнными не давали Лян Се признать свою неправоту.

К тому же обстоятельства сложились так, что она просто не могла поступить теперь иначе. За время экспедиции её отряд лишился почти всех лошадей. Изначально задумывалось, что всё потребное снабжение они будут получать от местных чиновников, однако вместо поддержки Лян Се получала лишь пустые обещания или же прямое требование взятки. Так что со временем уставшие и больные лошади просто не находили себе замены, и постепенно одна за другой пали. Уже давно речи не шло о том, чтобы передвигаться верхом, все оставшиеся животные были загружены поклажей и съестным припасом. Захватив пленников, удалось захватить и полтора десятка лошадей, что оказалось прекрасным подспорьем. Если же признать сейчас, что кочевники захвачены зря и отпустить их, то придётся вернуть им и их имущество. А без этих лишних лошадей всей экспедиции придётся очень несладко, ведь тюки нужно будет тащить буквально на себе. Лучше уж добраться до Нандуна, где находится губернатор всех западных областей, и уже там разобраться с задержанными и с лошадьми.

Всё же какие-то угрызения совести иногда посещали Лян Се, поэтому она не настаивала на том, чтобы пленники были связаны или их руки скованы. У них отобрали оружие, они всегда находились под бдительной охраной, но в остальном оставались относительно свободны. На привале любой из степняков мог свободно перемещаться по лагерю, однако не мог покидать его.

Хару находился под более пристальным надзором, только его руки были связаны, хотя и таким образом, что у него сохранялась возможность шевелить ими и ухаживать за собой. Всё же именно принц вызвал главные подозрения и именно из-за него всех их задержали. Пара стражников неотступно следовала за ним и постоянно указывала на то, куда он может пойти, а куда – нет.

Множество раз принц раздражённо обращался к Лян Се, уговаривал её и убеждал. Каждый раз она попросту отворачивалась от него. Мэргэн пытался поддерживать друга, но и он не удостаивался ответа. Офицер не обращала ни малейшего внимания и на обидные слова, которые в её адрес посылал степняк. Таким манером он надеялся расшевелить её, растопить лёд, воздвигнутый ею вокруг себя. Тяжело иметь дело с кем-то, кому безразлично, что о нём говорят, с тем, кто упрямо не желает признавать свою неправоту.

Путь к Нандуну Лян Се также избрала не самый короткий. Она решила, что сокращать его и следовать к городу напрямую, оставив стену позади, нарушит весь замысел экспедиции, а эти степняки не настолько важные птицы, чтобы торопиться из-за них. Поэтому она последовала к следующей башне, и ещё к одной. В обоих случаях она останавливала отряд на несколько дней, с тем чтобы описать местность, обновить карты и пополнить запасы воды. По счастью, колодцы, которые имелись при каждой из башен, оставались полными.

Одно лишь наблюдение смущало Лян Се всё больше и больше. Уже много дней им не встречался ни один человек. Не только башни были пусты, но и никого из местных жителей не было видно. Пустые деревни и селения. Хозяйства брошены, скот угнан, и ни души. Люди в её отряде беспокоились всё сильнее. Даже пленники, не видевшие ничего кроме своей дикой степи, чувствовали, что что-то неладно.

Когда они разместились во второй по счёту башне, чтобы перепроверить имеющиеся карты, напряжение среди людей можно было ощутить почти физически. Никто не хотел надолго покидать башню, хотя это и требовалось для работы. На ночь все собирались под её сводами, и каждый из этажей был битком набит людьми, лежащими вплотную друг к другу, однако никому не хотелось поставить палатку снаружи и спать привольно. Тянущее чувство страха и неизвестности витало над всеми, казалось, сама стена излучает его. Но в отдалении от неё – ещё хуже.

Всё это изматывало людей, и воинов, и их пленников. Одна Лян Се, казалось, сохраняла железное спокойствие и безразличие. Она брала палатку и ставила её на площадке на вершине башни, где в одиночестве коротала ночь за ночью, корпя над бумагами и чертежами. Офицер будто и не обращала внимания на то, что её люди подавлены и напуганы.

Хару ворочался на своём одеяле, расстеленном прямо на деревянном полу. На ночь ему развязывали руки, и он чувствовал себя почти свободным. Но сегодня в душном помещении сон не шёл к нему, и свобода не приносила ни малейшей радости. Рядом с ним лежал Шима, который хотя и спал, но беспокойно и не крепко. Отец долго смотрел на сына. Он вспоминал всё то, через что им пришлось пройти, пытался представить, что ждёт их дальше. Десяток лет жизни в спокойствии и безопасности под надёжной защитой магических холмов расслабил Хару. Принц попросту успел позабыть все скитания по чужим странам и городам, когда он с маленьким сыном на руках порой не знал, куда направиться дальше, а придя куда-либо, не знал, как долго сможет там оставаться.

Сегодняшняя ночь всколыхнула воспоминания, сделала их живыми и яркими, словно всё произошло пару дней назад. Как и тогда, сегодня он вновь не представляет себе, куда ведёт его судьба. Когда это всё началось? В ту ночь, когда он повстречал Киккаву и отсёк ему хвост? Или когда Кицунэ впервые посетила его и пела песни, а он влюбился в неё без памяти? Или когда она была ранена, а он позволил ей уйти к матери и стать частью реки? Когда началось его бегство и будет ли ему конец, а не временная передышка?

Он слышал от одного из своих учителей изречение какого-то мудреца. Тогда, в детстве, он не понял тех слов, сегодня они обретали смысл: «Твой дом там, где кончается твоё бегство».

Что-то побудило его оставить долину за холмами после стольких лет привольной жизни. Значит, она не стала его домом. Теперь он в земле Дракона, быть может, здесь найдётся место, в котором бег его остановится?

Ах, Кицунэ, мой дом был бы там, где ты…

Хару повернулся на другой бок. Его переполняла досада и злость на самого себя. Столько лет прошло, а он ещё любит свою жену, не может успокоиться. Но он почти не помнит её лица, только тёплый и родной образ в сердце и мыслях. Чем дольше, тем больше усилий ему нужно, чтобы оживить его, услышать её голос. Что происходит с ним? Он начал забывать Кицунэ, свою единственную любовь? Только не это…