Особое впечатление на него произвёл свиток с рисунками мужчин и женщин, предающихся любовным радостям. Юноша внимательно просмотрел его и не просто забрал с собой, но припрятал среди своих немногочисленных личных вещей. Он твёрдо решил для себя воплотить все предлагаемые способы утех с Ангой.
Нага никогда не оставлял Мунку в одиночестве, всегда находясь неподалёку от него. Мужчину Нандун очень разочаровал. После многих лет скитаний по степи, он полагал, что будет счастлив вновь оказаться в многолюдье городских улиц, будет просто наслаждаться возможностью ходить по лавкам и приличным питейным заведениям. Однако Нага успел от всего этого отвыкнуть и незаметно для самого себя начал ценить просторы и безлюдье степи. Суматоха, какофония звуков, грязь под ногами, вонь из подворотен раздражали. Так что скиталец-островитянин не без удовольствия следовал за Мунку в кварталы вокруг дворца и тоже понемногу рылся в разбросанных бумагах. Он откапывал какой-нибудь свиток и читал его.
Пребывание Наги и Мунку в Нандуне могло бы показаться довольно странным и вызвать недоумение. После того, как они повстречались с Сен Гаром, тот под охраной отправил их в столицу новоявленного Западного ханства. Был ли это арест, или их взяли в плен, наши странники так и не уяснили. У них не забрали оружие, видимо, считая не представляющими опасности, но ограничили свободу передвижения. Всё время пути до города они находились под неусыпным надзором охраны.
По прибытии в Нандун Нагу и Мунку передали местным стражникам, которые не проявляли особого усердия. Двое-трое из них лениво следовали за пленниками, изредка покрикивая на них. Если бы юноша и его похититель вздумали бежать, им бы это наверняка удалось. Однако удобного случая пока не представлялось, да и город был полон вооружённого люда, из которого восставшие пытались сколотить армию.
Несколько раз они видели на улицах хана Дондо в окружении военачальников и стражи. Разглядеть его как следует им не удавалось.
Так изо дня в день Нага и Мунку бесцельно бродили по улицам, подбирали листы бумаги, глазели на сумятицу, устроенную недовольным народом. Их поселили в комнате одного из некогда богатых домов внутри древней крепости. Глава повстанцев, выказывая близость к простым людям, часто лично занимался решением споров и выслушивал тяжбы. Так что и судьбу двух странных путников, пришедших пешком из степи, определять должен был Дондо. Оставалось только ждать возможности улизнуть либо того времени, когда их наконец примет правитель. Оба варианта были рискованны. Далеко ли им удастся уйти, не имея лошадей, в чужой стране? С другой стороны, они ведь не совершили ничего предосудительного, значит, им нет оснований опасаться встречи с главой восставших.
Примерно через неделю вынужденного безделья один из охранников, зайдя вечером в их комнату, сказал:
– Завтра утром Дондо примет вас.
– Это будет суд? – спросил Нага.
– Если вы виновны, то – суд. Если нет, вас отпустят.
– Ничего плохого мы не сделали, – вставил своё слово Мунку.
– Ну тогда сможете убраться на все четыре стороны, – пожал плечами воин. Его явно тяготили обязанности по охране двух никчёмных чужеземцев.
На следующий день ранним утром Мунку и Нагу провели во дворец. Хотя Дондо изо всех сил старался не отдаляться от обычных горожан, из среды которых вышел когда-то, он не мог остаться равнодушным к просторным залам, торжественной обстановке и позолоте, покрывавшей искусную резьбу на стенах и столбах. Разбушевавшийся народ изрядно потрепал внутреннее убранство дворца, тем не менее почти вся отделка сохранилась в относительной целости. Тяжёлая, громоздкая деревянная обстановка в западном стиле также осталась в пределах дворца. Она была слишком добротна и крепка, и почти без потерь пережила людское нашествие.
В главной зале дворца, где некогда проходили торжественные приёмы первых лиц провинции, где ступали божественные ноги императоров и их наместников, теперь отправлял правосудие таким образом, как он его понимал, народный хан Дондо. Во всём зале остался лишь один предмет обстановки – грузное кресло, воздвигнутое на возвышении, где раньше устанавливали трон императора, когда он соизволял посетить Нандун. В обычные дни при прежней власти это возвышение оставалось пустующим, но напоминало губернатору, что хотя он и обладает всей полнотой власти, всё же над ним незримо господствует высший властитель.
На десяток ступеней ниже этого возвышения имелась широкая площадка, на которой раньше располагалось место правителя западных провинций, а теперь на неё восходили те, чьё дело в настоящий момент слушалось.
Перед Нагой и Мунку уже стояла целая вереница просителей и тяжущихся. Дондо выслушивал их одного за другим, недолго взвешивал в уме и оглашал своё решение. Зал был полон разными людьми, воинами и простыми зеваками, пришедшими поглазеть на правосудие справедливого хана. Нужно сказать, что из тех обрывков речей, которые звучали перед Дондо, и его ответов, Нага составил себе представление о новоявленном правителе как о разумном, хотя и не слишком образованном человеке.
По мере того как вереница перед импровизированным троном сокращалась, Нага и Мунку приближались к возвышению и могли, наконец, лучше рассмотреть Дондо.
Это был крепкий круглолицый мужчина за сорок лет, лысеющий, с намечающимся брюшком. В чертах его лица не было ничего примечательного, ничего благородного и даже особенно запоминающегося. Однако такая непримечательная внешность зажиточного горожанина не вводила в заблуждение. В Дондо ощущалась внутренняя сила, его взгляд пылал, а мощные руки говорили и о большой силе физической. Его чистый голос звучал громко и чётко, доносясь почти до самых дальних частей зала. Народ внимал ему, и даже те, кто не получал желаемого после спора, без ропота принимал решение своего хана.
– Ага, вот и наши не то лазутчики, не то потерявшиеся путники, – сказал Дондо, когда на помост перед ним взошли Нага и Мунку. – Рассказывайте, кто вы такие и куда следуете?
Оба пленника уже успели обсудить между собой то, как им следует отвечать, какую историю рассказывать. Было очевидно, что в Красный город попасть возможности нет. Ответ держал Нага:
– Мы обычные путники, которые держали путь в Сатыш. Я был охранником при караване, а это – сын одного из купцов. Наш караван попал в песчаную бурю, и мы потерялись. Много дней мы скитались по пустыне, наши лошади пали, а мы только каким-то чудом добрались до стены Дракона. Там мы надеялись встретить людей и получить помощь. Теперь же мы хотим лишь одного – скорее отправиться в путь и догнать караван хотя бы в Сатыше. Нам нужны лошади и еда, но мы можем за всё заплатить.
Дондо покивал головой, постучал пальцами по подлокотнику кресла.
– Что ж, звучит всё складно. Может, это и правда, а может, и нет.
– Это правда! – выпалил Мунку, – ничего мы так не желаем, как только поскорее покинуть этот город.
– Чем же он вам так не нравится? – удивился Дондо.
– Здесь слишком много людей, грязно и тесно. В степи намного лучше! – горячо отвечал юноша.
– Так ты степняк, мальчик? – спросил Дондо.
Нага метнул на Мунку предупреждающий взгляд, но молодой человек проигнорировал его.
– Да, я степняк, а что в этом такого?
– Ничего. За исключением того, что я никогда не слыхал о том, чтобы среди степняков водились бы купцы, и они ходили бы караванами в империю и обратно. Кочевники всегда собираются на торговлю в Сатыше, и именно туда стекаются торговцы изо всех других стран. Так что не сходится что-то в вашем рассказе.
Дондо говорил спокойно, как бы рассуждая сам с собой. Нага зло глядел на молодого недотёпу, который своей глупой горячностью легко разрушил всю их подготовку.
Правитель продолжал рассуждать:
– Если же ты, мальчик, не сын купца, то, может быть, и ты не охранник? Хотя ты похож на человека, который умеет драться и не боится обнажить меч. Кто же вы такие? Вероятно, лазутчики? Нет, тоже не похожи. Настоящие лазутчики продумали бы свои ответы, а не раскрылись бы вот так запросто и глупо, как это сделали вы. Если вы и лазутчики империи, то просто недоумки без капли соображения. Я знаю, что империя при смерти, но не думаю, что дела идут настолько плохо, чтобы посылать соглядатаями таких олухов, как вы.
