Жалобы женщине он считал лишним — о да, разумеется, пока не пришлось этим воспользоваться!

Надеялся меня обмануть, разжалобить, избавиться от докучливых претензий? Теперь, видно, злится, что без толку пошёл на эту низость!

Но как же я-то устояла? Или это была уже не я сама, а просто тело с очерненной им же душой... ”

Она посмотрела на полки, на которых обилие театральных либретто, оставшиеся когда-то от легкомысленной меценатки Анны Гавриловны, теперь были вытеснены на задние ряды, уступив место более более скучной литературе, вроде Монтескьё. «О духе законов», какой-то нудной околесицы про политику...

А вот переплет из нескольких тонких книг, и выглядит старым, она прочитала название: “Месячные исторические, генеалогические и географические примечания Ведомостей”.

“Что о привидениях и колдунах рассуждать надлежит», «Известие о Северном морском ходе Россиян из устий рек, впадающих в Ледяное море», “О ветрах», «О магните», «О женитьбах и свадебных употреблениях древних», «Краткое описание Комментариев Академии наук»...

“О да, конечно, это ж был научный журнал... И, конечно, читанный, ведь на виду. Еще бы, в гвардейской карьере был он зело необходим, особо про колдунов да о свадебных употреблениях...” — только успокоившаяся женщина снова почувствовала, как нарастает злость.

“Но это уже совсем несправедливо... Причём тут его любознательность, тем паче ранее я этим гордилась? Как и многим другим...” — попыталась одернуть она себя, и в кое веки, вышло успешно.

И при взгляде на обложки, вдруг вспомнилось иное... Тогда, перед свадьбой, ей зачитывал будущий муж эти короткие публикации, чудом заприметив их под грудой газет. Молодая невеста была так счастлива, но так переживала, глядя на жениха после тяжёлых травм, полученных при её спасении. Последнее и было причиной, по которой они развлекались таким стариковским занятием.

Но, видимо, он таки забыл, что клялся тогда любить ее вечно...

“Записки Миллера о Камчатской экспедиции Витуса Беринга”... Позвольте... Ведь туда, кажется, направляется экспедиция, или же нет?”

Почитав мельком по отдельным страницам, она вспомнила, как произносил Александр эти леденящие строки о том, как замерзали и болели отважные путешественники, сколько невзгод им выпало на пути. Сидя перед теплым камином, она еще теснее прижималась к нему, представив что чувствовали и как страдали эти люди.

— Все-таки, хорошо что ты стал гвардейцем, а не моряком... И никогда не уедешь в такую ужасную холодную даль. — протянула тогда легкомысленно девушка, уткнувшись лицом в его крепкое плечо.

“А каждый вечер в пути для ночи выгребали себе станы из снегу, а сверху покрывали, понеже великие живут метелицы, которые по тамошнему называются пурги». — перечитала Анастасия и ей стало зябко, а затем сковал уже знакомый холодный ужас и страх, который снова некому было открыть...

“Отчего я решила, будто найденное послание спасло его? От бесчестья несомненно, но ведь эта служебная ссылка может обернуться той же болезнью и гибелью... И я до сих пор не в силах снять с себя ответственность, как и прежде, когда он был предан и любил меня!”

Она вскочила, отшвырнув журнал и распахнула окно. Тёплая погода заканчивалась, но вместо желтеющих под синим небом листьев ей виделась долгая дорога к суровым диким берегам на краю земли...

— Господи, в чем же именно я ошиблась, что ты снова меня испытываешь? Почему моё сердце совсем меня не слушает? — её взор обратился в угол, к небольшому образу Спасителя, и в его спокойном лике она как-будто прочитала ответ: “Если чем-то можешь помочь — помоги, не губи свою душу” .

Анастасия направилась в пустой кабинет, где повсюду были разбросаны брошенные вещи. “Ведь сам-то нынче даже не беспокоится о себе, наверняка! Увлечен сейчас какой-нибудь неразборчивой дрянью, готовой ублажать даже пьяного...“ — с досадой подумав это, она огляделась и... остолбенела от увиденного.

На небольшом дубовом диване крепко спал её супруг, хмурясь во сне. Прилегши на бок, как был, одетым, успев лишь разуться...

Ее гордыня будто справилась с мимолетным, наивным облегчением... Но она невольно застыла, уставившись на спящего, такого родного и близкого, невольно погрузившись в привычную за много лет обстановку...

Этот самый мужчина, нынче столь постыдно уморенный, иногда возвращался средь ночи... Неухоженный и пыльный с дороги, он заходил тихо в их спальню. Не тревожа её сон, поправлял одеяло, иногда оставляя рядом в подарок какую-нибудь приятную вещицу, или цветок, а после удалялся сюда отдохнуть до утра. И она, наконец, с облегчением выспавшись и распорядившись про баню и завтрак, шикнув на детей, не спеша будила, присев рядом. Осторожно приподняв свесившуюся низко руку, или убрав упавшую на глаза прядь...

Ее рука прикоснулась к нахмуренному челу, едва не скользнув по щеке.

“А как было прекрасно провести рукой по плечу, дабы снова ощутить себя под защитой...

А потом он просыпался и смотрел долгим, внимательным взглядом...

Как же усмирить свою гордость и сделать это сейчас?”

Неуловимое сомнение промелькнуло в голове, а не стоило ли тогда обмануть саму себя, и просто поверить в его лживую легенду? Ведь ей так не хватает этой трогательной повседневности, известной лишь двоим!

А ему – то разве это ещё важно?

Тут же оживив в памяти и объятия в трактире, и последующее безразличие, смятенная женщина отогнала от себя случайный порыв и быстро удалилась, прихватив с собою кое-что из вещей.

На следующий день наказание дочери было отменено, но утренняя трапеза прошла тягостно, как все последующие. Молчание родителей нарушали детский щебет и короткие вопросы снующей горничной.

Выйдя поутру, как ни в чем не бывало, лишь немного заспанным, Белов вежливо и холодно произнес извинения за вчерашнее вечернее беспокойство, а сразу же после завтрака закрылся в кабинете, послав перед этим слугу в лавку за бумагой и чернилами.

Когда пришла пора окончательно складывать баулы, он стал совсем озабоченный и раздраженный, ибо ему впервые доводилось собираться так надолго. Да и найти в августе зимние вещи, да еще после долгого отсутствия дома, оказалось делом непростым. Иван хлопал глазами, кивая на горничных, те кивали друг на друга.

Александр бегал по комнатам, пытаясь вспомнить, где оставил свои с трудом найденные камердинером зимние прошлогодние перчатки. Кажется, еще в марте они сильно протерлись, но времени новые искать нет — чай не столица, и такие сгодятся. Забежав в библиотеку, он увидел жену, уютно устроившуюся в кресле с каким-то рукоделием.

— Ты что-то хотел? — она подняла на него холодный взгляд.

— Прошу прощения, я уж... совсем запутался...

— Я полагаю, уже давно. Недавнее излишество лишь усугубило.

— Нет... ошибаетесь, дорогая, только сейчас. Просто вещей сыскать не мог, всего-то навсего. А вы... чем-то заняты?

— Разве не видно, я вышиваю? — она сухо кивнула на пяльца.

— Ах.. да, конечно... очень красиво. Не смею отвлекать от столь нужного дела.

Когда он побежал дальше, хлопнув дверью, она, усмехнувшись, достала из-под пяльцев протертую перчатку и продолжила шитье....

“Вот она, вся ирония этой многолетней мнимой заботы... Я столько раз перед недельным отъездом отвечал на дурацкие вопросы о багаже! В него следовало уложить едва ли не весь гардероб, да ещё содержимое окрестных лавок, включая непременно аптеки.

Зато нынче, в многолетней высылке на Север, из-за какой-то кучки интриганов полностью предоставлен сам себе в своих дальних сборах.” — мрачно ухмыльнулся Белов, подобрав валявшийся, как попало среди сорочек кафтан, который с трудом был втиснут, неожиданно оказавшись слишком плотным...

====== Бесполезные слова ======

В последнюю ночь после суеты длиной в неделю, пытаясь вздремнуть перед дальней дорогой на узком диванчике в кабинете, Александр, как часто бывает перед отъездом неведомо куда, пытался ощутить себя частью дома, с которым было связано столько радости.