====== Пролог ======
Июль 1755 г.
Железная дверь лязгнула, в тусклом свете тюремного коридора Александр увидел Лядащева.
— Василий Федорович? Вы?
Собственно, его не слишком удивило, что опекун времен наивной юности не оставил и сейчас. Пусть и встречались они изредка...
— Ну и учудил ты, Сашка...
Лядащев тяжело опустился рядом, преодолевая желание оттаскать этого отчаянного за волосы, как бывало давно. Теперь перед ним сидел не мальчишка курсант, а командир придворной роты — хоть уже, похоже, и бывший... Но вовсе не чин удержал Василия, а тоска в глазах.
Он с досадой произнёс:
— Ну что, подследственный? Ты ж не австрияка зарубил — ты карьеру свою зарубил... капитан лейб-гвардии, чтоб тебя! О детях подумал?!!
“Довольно того, что их мать...” — выругался Василий про себя, а вслух продолжил:
— Сколько ты с зазнобой своей страдать будешь, а?
Белов поднял голову, посмотрев куда-то мимо.
— А я мог бы поступить как-то иначе? Или мне нужно было тихо благословить негодяя, посягнувшего на мою жену? Простите, вырвалось...
— Ах, ну да... Шпага – заступница дворянина, дворянская честь... А теперь с этой честью будешь на каторге гробиться, об этом ты мечтал??
Видя перед собою угрюмый взгляд и напрягшиеся желваки Александра, Василий вздохнул.
— Старый я уже, Сашка, тебя из луж вытаскивать...
— А я прошу об этом? — последовал мрачный ответ.
— Нужны мне твои просьбы... Значит так! К канцлеру-то пойду, по старой памяти. Бестужев на тебя весьма зол, говорят. Делегация-то была зело важная, скандал случился!
Белов повел плечами, равнодушно рассматривая сырые разводы на стенах арестантской избы.
— Да, ещё твой друг Оленев к императрице рвется... — будничным тоном продолжил Лядащев, будто речь шла о некой бестолковой блажи.
— Но, авось, с двух сторон, что-то выгорит. Лишь бы сам себя не губил, рыцарь...
Он похлопал пленника по спине и добавил с укоризной:
— И нечего плечами пожимать... Все равно ему, видите ли! Князь просил передать тебе, от детворы. Художества наваяли — скучают они очень, ждут. На-ко, держи...
И достав из-за пазухи свернутый лист, Лядащев тиснул его и сразу удалился.
Саша развернул рисунок: семья, похожая на них, плывет на кораблике. Родители держатся за руки... “А ведь ещё три месяца тому и думать не думали о совместных художествах... Прозевал ты, брат, все на свете... Нет, но главное – когда мы успели разбить вот это все?“
====== Такое хрупкое счастье ======
Май 1755
Рассветный луч упал на еще блаженные после ночной страсти лица супругов.
— Ну вот, снова твой отпуск заканчивается... — грустно протянула Анастасия, и погладила мужа по груди, пальчиком обведя давние, сглаженные шрамы.
— Что ты, милая, я бы надоел тебе, если бы не моя служба.
Саша улыбнулся, перехватил руку жены и прижал ее к губам.
— Ну представь, сидел бы целыми днями дома...
— Я была бы совершенно счастлива и не волновалась...
Он вздохнул: — Право, ты вечно волнуешься за меня, и обычно понапрасну.
— Ты же знаешь, Сашенька... С твоей отчаянностью я не могу иначе. И ведь ты никогда не говоришь, ни-че-го! Если ты далеко, я все время думаю, вдруг ты нездоров, ранен, или что-то ещё случилось.
— Я уж 12 лет как нездоров, тобой...
Саша поцеловал ее запястье, перешел к груди, опуская пеньюар все ниже. И вдруг поднял лицо и насмешливо протянул:
— А вот что же мне грозит на службе, дай угадаю... На дворец нападут дикие племена варваров... Похитят и заколдуют! Или прямо на плацу меня сразит приступ...
— Что?!! Ну, хватит этих шуток, может?! — изящный пальчик прикоснулся к его улыбающимся губам.
— Приступ тоски... — Александр опустил снова голову и продолжил ласки. — по возлюбленной, прекрасной жёнушке...
— Знаешь, мне так страшно потерять тебя! Ничего не могу поделать — все боюсь и боюсь!
Анастасия на миг опечалилась. Но тут же отозвалась на прекрасное чувство близости, что не растратилось за долгие годы их беспокойного, но счастливого бытия...
Так, не в силах оторваться друг от друга, они дотянули до последней минуты, когда разнеженный поцелуями супруг, наконец, с трудом заставил себя встать и ушел одеваться. А после вернулся, уже в облике блестящего офицера.
Стоя возле зеркала, перед лежащей в постели женой, Александр пригладил уложенную шевелюру, а затем придирчиво окинул взглядом свою фигуру, затянутую в новый капитанский мундир.
— Теснит, ей богу теснит... — пробормотал он недовольно, поправляя на талии пояс с портупеей. — И так разленился в отпуску, не хватало ещё поправиться! Может я старею?
— О-ох, бог ты мой! Экие заботы у моего неотразимого Аполлона! — Молодая женщина ласково засмеялась, со стороны любуясь статным гвардейцем и с укоризной пояснила:
— Взял дешёвое сукно — вот и село за месяц! Наградили-то щедро! А на себя все жалеешь!
“Однако ж ночью ты совсем не жалуешься на старость, да и на аппетит по утрам... Только все одно ведь исхудаешь мигом!” — спрятав смешок, подумала Анастасия и потянулась, чтобы поцеловать на прощание.
— Привычка... — Саша пожал плечами и задумчиво добавил:
— Нет, ну послушай, милая! Нам стоит заменить кухонную челядь — ей богу, они слишком сытно готовят...
— Голубчик мой, но они так стараются по моей просьбе! Или меня ты тоже поменяешь? — лукаво спросила она, теребя волнистую прядь, упавшую на его лоб.
Очень хотелось распотрошить сейчас заглаженные в косицу кудри, но женщина удержалась от шалости. Ведь тогда придётся для пристойности напяливать этот дурацкий парик, дабы не прогневить высокое начальство лохматым видом... Все таки пример для всей роты...
— Настя... Прошу, не говори глупостей! — Белов посмотрел все ещё серьёзным взглядом, но вдруг рассмеялся и схватив ее в охапку.
— Не буду, не буду! — засмеялась та в ответ. — Но прошу, будь осторожен. И не забывай хоть иногда обедать на своей службе... Вернёшься тощим и бледным — снова закормлю! Обещаешь? — она поцеловала кончики его губ.
— Слушаюсь и повинуюсь, моя повелительница! — Александр склонил шутливо голову и снова поцеловал.
Когда за мужем закрылась дверь спальни, она сладко потянулась и вдруг ей в голову начали приходить все фразы, сказанные прямо перед уходом. “Как он сказал — старею? Это в 30-то лет? Но позвольте... он мой ровесник! У меня, выходит, тогда тоже наступает старость? И, выходит, недостатки фигуры имеют значение?”
Грациозная женщина проворно вскочила с постели и подбежала к зеркалу.
“Так и есть, грудь немного раздалась и, кажется, чуть опустилась. А может, мне кажется? Нет, нет, именно так... Не случайно Саша тогда остановился именно здесь, и поднял лицо! И стал так насмешлив... Но почему именно сегодня?”
И тут же природное самолюбие пресекло эти догадки, столь неожиданные для признанной по сию пору красавицы. Что и говорить, а несмотря на редкие выезды в свет, Анастасии нравилось восхищение окружающих. Но больше всего она обожала, когда ею восхищался её супруг, привлекательный ей под стать. Недаром их даже за глаза называли прелестной парой, встречая на прогулках и балах.
Последние с карьерным ростом мужа могли бы посещаться гораздо чаще, если б не мешали этому детские хлопоты, а на самом деле — обычная лень. Зато их взаимная шутливая ревность после таких развлечений была неким приятным поводом для взаимной гордости и страстных порывов...
“А может, я все же надумываю? Просто Саша был озабочен окончанием отпуска, вот и надумал себе лишнего...”
Она тряхнула головой, чтобы окончательно развеять свои подозрения: “Нужно отвлечься и все пройдёт! В конце-концов, просто закончился очередной счастливый эпизод супружеского житья. Которого могло и вовсе не случиться...”
Эта последняя мысль кольнула гораздо больнее предыдущих. Ведь длительный отпуск был положен Александру за очередное непростое поручение, из которого он вернулся почти невредимым, и доложил канцлеру об успешном выполнении.
