В дверь настойчиво постучали:
— Господин офицер пробудить просили!
— Кажется, мне пора. Любимая... — глухо протянул он, открыв глаза, прерывая сразу и приятный сон, и явь. Но освободиться от ласкового плена все не решался, поглаживая её спину и талию, и чувствуя её касания каждым нервом.
— Я все понимаю, Сашенька. Но мне так тяжело отпустить тебя! И знаешь... Я поеду с тобой куда угодно — на Камчатку, на острова! Да, я буду сопровождать, как... в Пруссии.
Александр поправил падавшие на лицо жены пряди золотистых, встрепанных локонов и снисходительно покачал головой.
— Однако теперь я еду не в Пруссию, а в далекий, холодный край. Там почти нет лета, зима длится до мая, суровые ветра... Ты же не представляешь себе этого...
— Я все знаю, не говори ничего! Прочитала... про Беринга! Помнишь в библиотеке, в 44м? — она приложила пальчик к его губам.
— Ты, наверное, считаешь меня никудышней, безответственной матерью, и, конечно, прав, но... Скажи, кто поддержит тебя? Кто разделит с тобой опасности?
— Я не считаю тебя никудышней, Настя. Но ты, прочитав, не заметила главного: женщинам в этих экспедициях не место. Негоже рисковать, оставляя детей. Обещай мне, что не совершишь это безумие! — Сашин голос изменился, стал отрывистым, сам он испытующе посмотрел ей в глаза.
Понимая, что её муж непреклонен, Анастасия продолжила бессвязно, заливая его слезами.
— Я так истосковалась по тебе, и вот, когда мы снова вместе, я должна тебя отпустить? На край земли, я даже не буду знать, жив ли, здоров ли?
А вдруг простудишься, в какую драку с кем попадешь? И это все — возмездие, тяжкий крест за мою глупость, равнодушие?! Мне-то как жить с этим!?
И она вконец разрыдалась. В ее решимости разделить дальний путь не было места рассудку... Лишь исступленное желание чувствовать его рядом, и доказать, что любовь её жива...
— Ну что ты такое придумала, право! Глупости-то были общие, уж пояснили все... О моем здоровье ты и так замечательно позаботилась. Да и опасностей в столице тоже хватает сполна — ещё неизвестно, кому из нас тревог будет больше. А уж этот крест я сам пронесу как-нибудь...
Саша тесно прижимал ее к себе, гладил ее по волосам, успокаивая, как ребёнка.
— Но почему за все отвечаешь один ты, да так сурово? — воскликнула она на громком всхлипе.
— Так уж Богом задумано, милая. Я же не возмущаюсь, почему наших детей ты рожала одна, верно? — пошутив, он улыбнулся и оживился ещё больше.
— И потом... Ты и так будешь в моем сердце, вместе с ними. И не только там, взгляни!
Белов подхватил камзол, и достал из внутреннего кармана свой медальон.
— Ну, считай что ты за мной присматриваешь, а я за тобой! Вот так достану, посмотрю на твоё лицо, и вспомню, что... Например, надобно теплее одеться или в очередную драку не лезть!
Его весёлое лицо невольно ободрило Анастасию и она улыбнулась сквозь слезы.
— Храни его при себе, хорошо? Вдруг я и вправду буду сильнее тебя чувствовать...
— И когда-нибудь, когда я вернусь, мы снова заживем, как прежде, — он поцеловав ее губы, усилием воли, наконец, приподнялся, потянувшись за одеждой.
— Вот увидишь, еще в старости будем вспоминать, какими мы были...
— Глупыми, скажешь? — всхлипнула она, с трудом разомкнув свои руки, все еще касаясь его.
— Ну, было немного, — Саша улыбнулся, и, скрепя сердце, окончательно оставил их ложе.
Рука ее соскользнула вниз, и внезапно, вместо тепла дорогого тела почувствовала все тот же знакомый, омерзительный холод простыней, освещенных неумолимыми лучами.
Ночь воссоединения, вчера казавшаяся подарком судьбы, осталась позади, как и минувшие годы их любви и семейного счастья.
Эпилог
Экипаж, увозивший Белова в далекую экспедицию, который они догнали на следующем постоялом дворе, тронулся с места, через время превратился в точку и растворился за полосой леса.
Анастасия долго стояла, как вкопанная, всматриваясь с болью вдаль.
— Я все равно доберусь к тебе, а иначе как мне жить? — твердила она.
Но вскоре стало ясно, что ей не суждено воплотить это упрямое решение. Через 9 месяцев после Сашиного отъезда у нее родилась девочка, ровесница их разлуки.
Томившись в неведении после последней весточки, присланной с Камчатки, так и не зная, жив ли ее отец, она назвала дочь в его честь, Александрой.
