Его губы скользят по моей шее, от чего по телу горячей волной растекаются миллионы мурашек.

— Лиза, — хрипло шепчет Дима. — Сладкая такая, вкусная… Лиза.

Его слова вдруг отрезвляют меня, пытаюсь отстраниться, выставив руку между нас. Но Бодлер уже вошёл в раж и даже уложил меня на диван, подминая под себя.

— Дима, нет, — неочень убедительно прошу я. Не зная сама, хочу ли я, чтобы он прекращал или нет.

— Лизка, я буду заботиться о тебе. Я сделаю всё-всё, что захочешь, только не уезжай, — со страстью просит он, до конца не понимая, о чём говорит.

Это очень соблазнительно. Согласиться. Поддаться его уговорам. Просто довериться ему. Снова почувствовать себя нужной и желанной, после стольких лет холода и морального насилия над собой.

— Нет! — повторяю более громко.

Он меня не слышит, горячая Димина ладонь уже поднимается по-моему бедру.

— Нет! Прекрати! — и тут я уже не просто кричу, а отталкиваю Бодлера и скатываюсь с дивана. Потом ещё для надёжности отползаю от него. Я не его, я своих желаний боюсь.

Он сидит на диване и не шевелится, только дышит тяжело. А я ёрзаю по полу, пытаясь привести себя в порядок.

— Лиза, выходи за меня!

Ну вот опять!

Тут мои нервы не выдерживают, и меня пробирает смех.

— Вы все издеваетесь, что ли надо мной! Нет, Дима, нет!

Бодлер бьёт кулаком по дивану и зло рычит:

— Я тебе настолько не приятен?!

— Ты-то тут причём?! Что вы меня все замуж пихаете! Я всё твержу, что жить не знаю как. А в ответ лишь одно — мужика найди себе.

— Я сделаю…

— Всё. Знаю, всё ты для меня сделаешь. Только ты меня спросил надо оно мне? — я тоже злюсь. Вскакиваю на ноги и начина метаться по комнате, проклиная всё на свете.

Успокоиться получается с трудом.

— Ты не представляешь, как сейчас соблазнительно сказать тебе да.

— Так скажи, — с хищным оскалом предлагает он. Дима тоже уже взял себя в руки.

— И что я буду делать? Ходить с тобой на светские раунды и улыбаться всем без разбору?

— Можешь продолжить работать…

— В том-то и дело, что не могу. С тобой или без тебя. Знаешь, чем это всё окончится? Однажды тебе просто надоест играть со мной в семью. Надоест, надоест, даже не сомневайся, — отсекаю я любые его возражения. — Мне же надоело делать вид, что меня всё устраивает.

Вдох-выдох.

Подхожу к нему близко-близко, опускаясь перед ним на колени, кладу свои руки на его бёдра. Глаза в глаза.

— Димка, милый мой. Ты хороший, ты замечательный. Вот только я не могу. Совсем не могу. Сломано во мне что-то. Да и не нужна я тебе. Поверь. Прости меня, если сможешь, — лёгким поцелуем касаюсь его губ и прошу на последок. — Не бросай, пожалуйста, парней. Они тоже тебе нужны.

И быстро, не дожидаясь его реакции, покидаю квартиру.

На улице у самого входа меня встречает Сгорский. Его я тоже сегодня не боюсь.

Подхожу почти вплотную к нему и шепчу на ухо:

— Евгений Львович, позаботьтесь о нём.

— Можешь, не сомневаться.

Твои глаза такие чистые, как небо!

Назад нельзя, такая сила притяжения.

Твои глаза… Останови это движение!

Я для тебя остановлю эту Планету.

(с) Светлана Лобада

Потом были выходные. Первые мои полноценные выходные за много-много лет. Я выключила телефон и спала. А когда проснулась, перекатилась на другой бок и опять спала. И даже после этого, я заставила себя ещё немножечко поспать. Отсюда, нет ничего удивительного в том, что окончательно встав с кровати, я была малость не в себе. Заспанная и коматозная. Но я не жалела.

Поплелась в ванную. Здесь было чисто и, казалось, ничего уже не напоминало о произошедшем неделю назад. Если, конечно, не считать разбитого зеркала, которое служило свидетелем того, к чему может привести отчаянье.

По привычке внимательно рассматривала своё отражение. Теперь, благодаря паутинки мелких трещен и осколков, в зеркале имелось целое множество вариаций меня. И попробуй пойми, кто из них я, а кто Чужестранка. Самым смешным было то, что помимо своих зелёных глаз, мне мерещились две голубые льдинки, с укором поглядывающие на меня.

Это уже не просто расстройство духа, а самый настоящий диагноз. Может быть у меня психоз?

Началось всё пару месяцев назад. Уже тогда отчётливо осознавала, что мне плохо, и что это не банальная усталость. Днём работала как заведённая, всё куда-то бежала, решала чьи-то проблемы, уставала так, что сил вообще ни на что не было. Правда, выть хотелось именно из-за бессмысленности происходящего, а не по причине большого количества дел. Приходила домой и падала спать, чтобы потом подскочить посреди ночи, потому что на меня смотрят. Нет, я была ещё не окончательно чокнутая, чтобы совсем уж не различать сон и реальность. Но. Понимание того, что всё происходит только в моей голове, облегчения не приносило.

Он снился мне каждую грёбанную ночь, беспощадно изводя меня своим проникновенным взглядом.

Пара ярко-голубых глаз. Человек к ним тоже прилагался, вот только сам он был словно в дымке. Хотя я прекрасно знала, кто прячется там в тумане.

Сначала я старалась его игнорировать. Списывала всё на ПМС, нервное истощение, первые признаки шизофрении. Потом я начала злиться. Вот прям реально бесилась. Причём, одновременно и на него, и на себя. На него, за что спустя десять лет после последней встречи, вызывал во мне так много эмоций. На себя — за всё остальное. За то, что не могла успокоиться, за свои переживания, за очередной приступ вины.

На смену злости пришёл страх. А вдруг с ним что-то случилось? Ну, бывает же такое, что покойники снятся. Или в коме человек и блуждает по миру в поисках спасения. Я была готова поверить в любую мистику. Побежала в церковь. Металась между двумя канунами, ставя свечки сразу и за упокой, и за здравие. К счастье вовремя вспомнила, что всё-таки когда-то была адекватным человеком. Пошла искать его в социальных сетях. Нашелся на фейсбуке. Живой, повзрослевший и возмужавший. Я бы его, наверное, и не узнала, если б не глаза эти голубые. Даже через фотографию казалось, что хочет душу из меня вывернуть.

Все дошло до того, что в одно прекрасное утро я с ним заговорила. Вычитала в интернете, что чтобы отпустить человека из прошлого, нужно написать ему письмо. Вот я и села сочинять, но не смогла придумать ничего умнее, чем: "Хер ли тебе от меня надо?!". Но на удивление этого оказалось достаточно. Он не снился мне три ночи. Сначала я ликовала. Потом сдержанно радовалась. На третьи сутки я сначала загрустила, а потом разозлилась, словно это он меня бросил, а не наоборот.

В итоге он вернулся, и я смирилась. Со взглядом его смирилась, с помешательством своим смирилась, вот только щемящее чувство одиночества принять не смогла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И неважно, что произошло.

Где был раньше штиль — теперь там шторм.

С белого листа мы вновь начнём.

Начнём.

(с) Дана Соколова

Утро понедельника началось с Марины в моём кабинете.

— Живи, — милостливо разрешили мне. — "Инвест-строй" вернулся. Все старые договорённости в силе и один новый заказ на сопровождение крупных переговоров с немцами.

— Круто, — без особых эмоций киваю я.

Меня больше в этот момент волнует, что с собой забрать из кабинета. У меня в нём было всё. Можно, конечно, Егору оставить, но что-то мне подсказывало, что ему вряд ли пригодятся мои пять пар туфель на все случаи жизни. Одежду и обувь, наверное, лучше всё же унести отсюда. И фотографии, и вот этот планер мне нравится… А в шкафу стоит бутылка крутого ликёра. И виски ирландский, коллекционный. Да и дерево с лимонами надо бы захватит, слишком много всего мы в этой жизни с Германом пережили на пару, чтобы я его здесь оставляла.