Затем наступает тишина, но мне все ещё волнительно. Сижу и не дышу. Наконец-то, до меня долетает весёлый щебет Миланки, чередующийся с её лёгкими смешками.

— Милый, я сейчас, — кричит она куда-то в пространство, открывая дверь ванной комнаты. — Иди, у тебя час. Буду в соседний комнате, так что не увлекайтесь там особо!

Последний комментарий я пропускаю мимо ушей.

— Спасибо.

— Я бы на твоём месте не радовалась, у него настроение — дрянь.

— Учту.

И уже полностью игнорируя наличие ещё кого-то в квартире, иду к Димке. Он стоит в гостиной, рассматривая что-то за окном. Мне не видно его лица, но Милана была права, настроение у него дрянь: спина напряжена, плечи слегка опущены, в правой руке стакан с чем-то тёмным. Искренне надеюсь, что это его первая порция выпивки, иначе наш разговор рискует превратиться просто в пьяные разборки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Стою в дверях и рассматриваю его. Высокий. (Но не выше Артура. Интересно, я всех буду с Кирсановым сравнивать или только через раз?). Крепкий. Широкая линия плеч и узкие бёдра.

Вообще Бодлер умеет производить очень мощное впечатление на людей и не только из-за своей внешности, хотя большой нос, тяжёлый подбородок, густые брови и пухлые губы очень тому способствуют. У Димы был характер: упрямый и пробивной. Если идти, то идти на пролом. Он с юношеских лет плевал на общественное мнение, что порой играло с ним злую шутку. Желание и умение брать своё через раз превращало его в капризного ребёнка, а характер и упорство зачастую граничили со стоянием вседозволенности.

Деньги, женщины, положение в обществе привили ему ложное чувство, что всё в этом мире подвластно ему. Что иногда превращало Бодлера в самодура и безумца, но на такие случаи у него был Сгорский и его команда, которые умели держать своего хозяина в границах разумного.

Но, несмотря на всё это, было в нём что-то такое… тонкое, ранимое и человеческое. Вполне вероятно, я просто романтизировала его, но Дима мне правда нравился. Мне было с ним легко и комфортно, и почему-то именно мне он позволял быть с ним на равных.

— Даже так, — выбивает меня голос Бодлера из собственных размышлений. Надо же, задумалась и не заметила, как он отвернулся от окна и теперь недовольно рассматривал меня, своим въедливым взглядом.

— Даже так, — соглашаюсь я с ним.

— Мила, ты — овца! — кричит он громко на всю квартиру, чтобы Артемьева услышала.

— Всё только для тебя, любимый! — возвращается ему ответ.

Видимо у меня в этот момент на лице отражается чувство отвращения, потому что Димка зло одёргивает меня:

— Что, неприятно?

Заставляю себя промолчать: «Лиза, ты пришла с ним сюда мириться, а не ругаться».

Дима одним глотком допивает содержимое своего бокала и убирает его, потом уверенным шагом подходит к дивану, садится на него, закинув ногу на ногу, а руки раскинув на спинке дивана. Всё было бы ничего, если б не взгляд — жадный и грязный. Дима рассматривал меня, словно я была какой-то уличной девкой, и не было все эти года никакой дружбы между нами. Захотелось даже платье натянуть пониже. Надо было в брюках ехать.

— Ну, давай, приступай, — властным тоном приказывает он мне.

— Что именно?

— Ну, зачем ты здесь? Убеждать меня не бросать вашу шаражкину конторку. Так что, приступай, я весь во внимание. Даже интересно, что ты готова мне предложить.

После последней фразы он опять проходится по мне похабным взглядом.

— Прекрати. Я пришла с тобой поговорить.

— Интересно о чём? — он улыбается мне, но от этой улыбки веет исключительно холодом.

— Дима! Прекращай себя вести со мной подобным образом!

— Каким?! — наигранно удивляется он.

— Будто я какая-то какая-то сторонняя баба.

Он противно хмыкает.

— А кто ты?

Я была готова к чему-то подобному, но вопрос всё равно болезненно царапает душу.

— Я твой друг.

— Друг. Забавно, — мне кажется, или в его голосе слышится что-то болезненное?

Всё ещё стою в дверях и нервно переступаю с ноги на ногу.

Бодлеру, наконец-то, надоедает строить из себя хозяина мира, он ставит обе ноги на пол, а руки убирает со спинки дивана.

— Если ты мне друг, скажи тогда, почему ты всё время молчала?! Почему не предупредила? А потом сбежала, не отвечая на звонки. Я же как зелёный пацан приехал к тебе! Стоял, долбился в дверь. А ты…

— А я не знала, что тебе сказать.

— Поэтому объявилась только спустя неделю, после того как для Артурчика и Максимки проблемы замаячили?

— Не говори так… — подавленным голосом прошу я Димку.

Слишком уж правдиво звучат его слова. Мне не нравится, что он видит меня такой лицемерной. Но уверенности в том, что я другая у меня тоже нет.

— А как, Лиза! Как? Мы же с тобой оба прекрасно понимаем, что я работал с вами только из-за тебя. Зачем теперь мне эти двое? У меня достаточно людей, чтобы решали мои проблемы, без всякого прочего геморроя.

— Тебе нужны друзья.

— У меня есть друзья!

— Кто? Партнёры по бизнесу, их жёны и их любовницы? Ах да, есть же Милана и ей подобные. А, может быть, ты Сгорского своим другом считаешь? — получается жёстче, чем хотелось. Но я, наконец-то, говорю то, что очень давно сидело у меня в голове.

В моей жизни было много лжи, много притворства, специфика работы такая. Улыбайся людям даже тогда, когда они тебя бесят. Но у меня всегда были Макс и Артур, Кристина с Андрюшкой, а в последнее время ещё и Егор. Да, даже с той же Давыденко у меня больше было человеческого, чем у Димы со всем его элитным окружением.

Да, это было большой ошибкой с нашей стороны мешать бизнес и личное, но так уж получилось. Когда-то давно, нам нравилось быть втроём против всего мира.

А потом ещё и Димка появился. И, чёрт возьми, конечно же, мне льстило, что он так ко мне относился, как будто я особенная.



Зато теперь всё вылилось в обиды.

— Димка, — уже заметно мягче добавляю я. — Они же тоже в какой-то момент тебе близки стали. Я же видела. Не только в границах работы. Гуляли дни рождения, свадьбы, ругались, мирились. И не говори, что всё из-за меня. Ты же Давыденко, и той проникся.

— Почему у меня такое чувство, что ты мне сейчас их завещаешь? — Бодлер вроде как возмущается, но я чувствую, что лёд тронулся.

— Не завещаю, прошу. Прошу позаботиться о моей семье, — и прежде, чем он меня перебьёт, поспешно объясняю. — Я уезжаю. Не знаю, навсегда или нет. Но это не важно, я просто уезжаю.

Димино лицо вновь становится каменным, но я уже не боюсь его. Подхожу к дивану и сажусь рядом с Бодлером.

— Не переводи всё на себя. Я не только тебе не сказала, я никому не сказала, потому что не знала как объяснить. Боялась, что вы меня отговорите, что сдамся. Но мне надо уехать. Я не могу больше здесь. Я каждый день смотрю в зеркало и вижу там чужую женщину. Я не чувствую, что принадлежу себе. И никто этого понимать не хочет. Только твердят, что б в отпуск съездила, да замуж вышла.

Мой голос дрожит и Дима накрывает мою руку своей. Я кажусь себе до ужаса заледеневшей, зато он очень горячий.

— Ты прости меня, пожалуйста. За всё прости. Что сбегаю, что оставляю тебя. Что спряталась, что… — что была твоим Артуром в последнее время. Но об это я уже не говорю в слух. Мне, правда, стыдно, что всё вышло именно так.

Зависаю в своих мыслях, уставившись куда-то в пол. И опять не сразу замечаю движения Димы. В это время он наклоняется ко мне и очень серьёзно смотрит на меня. Я бы даже сказала, что въедливо.

— Дим…

— Помолчи, — просит он и накрывает мои губы своими.

Сначала это просто поцелуй, мягкий, нежный и приятный. Я в этот момент ни о чём не думаю. Но потом его действия становятся более требовательным, тяжёлая рука ложиться мне на шею и притягивает к себе. Я отвечаю, ещё не понимая, что это для меня значит. Но мне нравится, просто нравится.