Вскоре Марина проснулась, и в течение дня их тела не раз еще сливались в одно и вновь распадались надвое. В перерывах они, не вставая с постели, отпаивались пивом, и лишь вечером вышли к телефону-автомату, чтобы Марина позвонила домой, после чего вновь улеглись в постель.

Ночью их разбудила сирена, и они единодушно решили никуда не идти. Макс плотно закрыл окна, кинул под дверь пару предназначенных в стирку футболок и включил радио. Натянув противогазы, они вновь залезли под одеяло. Было забавно стукаться друг о друга, «целуясь» противогазными банками.

Вдруг что-то бабахнуло, очень близко. У Марины за стеклами расширились глаза.

– Американская противоракета «Патриот», – пробубнил Макс навязшее в ушах словосочетание. – Стартовала.

Через час радиовещание внезапно прервалось, и на фоне эфирного треска раздались слова: шара́в кавэ́д. В тот же миг за окном зазвучала сирена: отбой тревоги. Гудя на одной ноте, сирена успокаивала, желала спокойного сна.

Марина и Макс стянули противогазы, явив красные лица.

– Что значит «шарав кавэд»? – спросил Макс.

– «Тяжелый зной». Должно быть, сигнал для отбоя тревоги. У военных свои хохмы.

– А «нахаш цефа»? Позавчера перед началом тревоги сказали.

– «Змея-гадюка».

Утром их разбудил стук в дверь (ключ торчал в замке изнутри). Это мог быть только Ифтах.

– Минутку, пожалуйста! – крикнул Макс.

– Вернусь через пять минут, – ответил из-за двери сосед.

Макс засуетился, одновременно пытаясь одеваться и наводить в комнате порядок.

– У нас времени больше, чем летит ракета из Ирака, – сказала Марина, неспешно застегивая блузку. – Да и сосед – это не смертельно.

– Не смертельно, – согласился Макс, застыв на секунду с мусорным пакетом в руке. – Хотя мы так и не разобрались, что именно чревато духовной смертью.

Поверхность! Что за чёрт?!

Отплеваться и отдышаться.

Ожидал подвоха, знал ведь, что тело будет сопротивляться! А ведь люди захлебываются и тонут – сплошь и рядом! Вода попадает в легкие, человек теряет сознание и – на дно. Даже опытные пловцы, среди дня, рядом с берегом: попал в течение – небольшая паника и – готово. Захлебываются и тонут! Чего проще!

Вот именно – паника. Они не хотят идти ко дну, а я – наоборот.

Ладно, теперь делаю иначе: выдыхаю весь воздух и лишь тогда погружаюсь. Телу ничего больше не останется – только вдохнуть воду.

Итак!

Полный выдох. Толчок ногами и погружение.

Вдыхать воду!!!

Нос как пленкой залепило!

Тогда ртом! Не пить!!! Удерживаться под водой!..

Макс лежал на койке и невольно прислушивался, пытаясь отфильтровать привычные шумы общежития и и́здали уловить приближающийся к его двери решительный и ритмичный перестук каблучков. Сосед отбыл домой, и Макс, закончив нагоняющее сон задание по макроэкономике, завалился на кровать в предвкушении вечера с Мариной и последующих выходных.

Они встречались уже третий год. За это время Макс изменился и мир изменился тоже: распался Советский Союз, Ленинград перекрестился в Санкт-Петербург, а в израильских магазинах стала продаваться пепси-кола – события, с перспективы Макса, равновеликие. А вот события значимые: в комнаты общежития провели телефон, и с некоторых пор кто-то повадился звонить и молчать в трубку.

Не вмешайся однажды в его судьбу Саддам Хусейн и Израилевич с их ржавыми ракетами и нержавеющими вилками, жизнь, наверняка, пошла бы иным курсом. А так…

Вдохновившись примером Марины, Макс поступил на факультет экономики. Выраженных технических или гуманитарных способностей у него так и не обнаружилось, а потому экономика, находящаяся где-то между этими крайностями, представлялась оптимальным выбором. Привлекала также востребованность профессии и потенциально высокая зарплата (Марина со степенью магистра устроилась в один из крупных израильских банков).

Учеба шла с некоторым скрипом, но была надежда, что по мере овладения ивритом учиться станет легче. Порою Макс просто закапывался в учебники и словари, выныривая лишь к выходным. Всё же он выкраивал время и дважды в неделю ходил на бокс – звезд он там с неба не хватал, но удар держал.

Секс как таковой не разочаровал – на этот счет у Макса и прежде не водилось иллюзий: с давних пор он подозревал, что не найдет в сексе новизны. Оказалось сродни еде: утоляешь голод, получая в процессе удовольствие. А кулинарные изыски хороши для гурманов. Макс же гурманом не был – просто обладал здоровым аппетитом.

Но отношения не исчерпывались сексом: невидимая нить соединяла двоих, давала ощущение принадлежности. Макс неизменно чувствовал, что теперь не один, и это было здо́рово!

Однако кое-что в отношениях с подругой мешало. Марина переехала в Израиль в том возрасте, когда у нее начал просыпаться интерес к противоположному полу. Резкая смена северных реалий на южные (правильнее сказать «восточные») наложила курьезный отпечаток на психику: Марина обрела нездоровое (по мнению Макса) пристрастие к мужчинам светлой масти. С ее стороны это было вопросом не расовых, а, скорее, эстетических предпочтений: Марина обожала блондинов. В ее устах слово «блондин» заменяло понятие «красивый», и в эту категорию непостижимым образом попадал и Макс: блондинами являлись все, у кого волосы были светлее типичных для ближнего востока угольно-черных.

– Ты мой блондин, – ворковала Марина в минуты нежности. – Давай заведем ребеночка, маленького – вот такого. – Марина показывала, какого именно, демонстрируя миллиметровый зазор между большим и указательным пальцами. – Беленького, блондинчика – как ты.

Шатен Макс, в противовес Марине с трудом переносивший не только блондинов, но даже и блондинок (блондины казались ему женоподобными, а приверженность мужчин блондинкам виделась вульгарной), внутренне бесился. Вдобавок «удочки» по поводу ребенка, словно бы шутя закидываемые Мариной, тоже нервировали.

Еще она заводила разговоры о совместном съеме квартиры. Макс понимал, что Марине в ее возрасте положено радеть о будущем: такова уж заложенная в женщин программа. Но в свои двадцать два он менее всего собирался обзаводиться семьей и лишать свою молодую жизнь красок. Может быть… когда-нибудь потом…

В коридоре простучали каблучки, дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Марина – белая блузка, черная мини-юбка – стремительная и деловая, как всегда.

– Слушай! – Марина присела рядом с Максом на койку. – Случайно увидела объявление: квартира, однокомнатная, недорого. Близко к университету. Может, посмотрим?

– Посмотрим? – рассеянно повторил Макс, кладя одну руку Марине на грудь, а другой внедряясь под юбку. – Посмотрим, посмотрим…

– Прекрати, я ведь серьезно! – В шутливом негодовании Марина шлепнула его по руке.

Квартира была как квартира, впечатляла лишь большая белая ванна. Всё произошло слишком быстро: Макс не успел толком сообразить, а Марина уже подписала с хозяином договор «по-черному» и выписала чеки.

После общаги это был, несомненно, скачок уровня жизни – некоторые завидовали Максу черной завистью. Если раньше приходилось считаться с соседом по комнате, подгадывая встречи под его отъезды-приезды, то теперь к их услугам – целая квартира с широченной кроватью и отдельной кухней. Марина хорошо зарабатывала – холодильник всегда ломился.

Когда Макс оканчивал университет, родился первый ребенок – мальчик. По меркам Марины – самый что ни на есть блондин.

Макс устроился работать в Центробанк.

Жена ездила на белом «Форде», Максу на работе тоже выдали «Форд», черный.

Родилась дочка – и вовсе белобрысая, маме на радость.

Приобрели квартиру, расписав на тридцать лет ипотеку.

Жену теперь приходилось «разводить» на секс: то у нее не было времени, то – настроения. Постепенно обоим это надоело, и теперь они спали, раскатившись по противоположным краям непомерной кровати. Максу такой расклад не нравился, но в его отделе, по счастью, имелись симпатичные сотрудницы без комплексов. Марине же, судя по всему, вполне доставало карьеры и детей.