Работа была неинтересной: сидеть в четырех стенах, пялиться в экран, стучать по клавиатуре. Но уровень жизни необходимо поддерживать, семейный бюджет расписан до шекеля. Еще откладывать на черный день! Ничего, – убеждал он себя, – все так живут, и мы не хуже. Выплатим ипотеку, и начнется белая полоса. А там и пенсия не за горами.
На праздник Пурим Центробанк устраивал корпоративный бал-маскарад. Макс нарядился ангелом: взял у дочки белые кукольные крылышки, прицепил на спину. Пил «Черный русский», быстро опьянел.
В туалет вслед за ним зашел негр в шинели (костюм «белогвардеец»), и, распахнувшись, встал у соседнего писсуара. Макс не помнил, чтобы у них работали негры, и подумал, что, вероятно, «негр» – часть маскарадного костюма. Краем глаза он увидел, что под шинелью у белогвардейца ничего нет – из-под черного живота извергал мощную струю исполинских размеров член. Пенис Макса не шел с этим гигантом ни в какое сравнение. Негр мочился, покачивая своей черной дубинкой, затем посмотрел на Макса и, белозубо осклабившись, потянулся к его члену…
Ощутив жар в паху, Макс кинулся к выходу, но на положенном месте двери не оказалось. Он метался по туалету, задыхаясь, налетая на унитазы и писсуары… Выход?! Где выход?!!
– Ты что? – раздался над ухом испуганный голос.
Марина – в красной футболке и синих джинсах – сидела возле Макса на койке, удивленно взирая на него сверху.
– Я зашла – ты спишь. Я тебя разбудить хотела, нежно – вот так… – Марина показала, как она его нежно будила. – А ты – ка-ак дернешься.
– Я сон такой видел… черно-белый, – пробормотал Макс.
Марина кивнула на учебник на столе:
– Макроэкономику делал? На меня она тоже сон нагоняла. Ну что, едем в «Таверну»? Наш Нержик зеленый тебя заждался.
Вскоре после их знакомства Марина обзавелась «Фольксвагеном-жуком» – ровесником Макса, битым, но неубиваемым, ласково именуемым за свою ржавость «Нержик», – и вечерами они любили, погрузившись в машину, совершать набеги на иерусалимские пабы.
Не считаясь с количеством выпитого, Макс садился за руль, а хорошо знакомая с географией заведений Марина была за штурмана. Иногда они прихватывали из общежития парочку друзей, и машинам оставалось лишь шарахаться от выписывающего зигзаги «жука» с помятыми крыльями, из которого неслось нестройное, но удалое пение.
Благодаря Марине музыкальный кругозор Макса кардинально расширился. Она таскала из дома кассеты, и если прежде из «западных» он знал лишь «Битлов» («Абба», «Бони М» и итальянцы не в счет), то теперь спектр его приверженностей простирался от «Пинк Флойда» и «Генезиса» до Дона Маклина и Саймона с Гарфункелем, и от Шаде и Таниты Тикарам до израильской рок-группы «Наташины друзья». В долгу Макс не оставался (теперь у него была гитара), и подруга фанатела от русского рока. Когда же ей доводилось услышать какую-либо из песен в оригинале, она неизменно утверждала, что Максово исполнение вне конкуренции.
Также он снимал сливки с библиотеки Марининого отца: классика и авангард мировой литературы вперемешку с детективными и приключенческими романами текли к нему бесконечным потоком. Несомненно, Марина явилась для него мощнейшим источником познания мира.
Для зарабатывания денег предназначались каникулы, субботы и ночи. Макс успел потрудиться в бригаде кровельщиков, на кухне ресторана и на бензоколонке. Теперь он охранял университетский кампус.
В охране работали студенты: с фонарем и рацией парами патрулировали общежитие в вечернюю и ночную смены. Часто удавалось неплохо провести время, заныкавшись в комнате у друзей, или же найти укромный уголок между корпусами, устроиться на травке и даже вполглаза поспать (главное, не терять бдительность и, заслышав по рации позывные патрулирующего на джипе дежурного офицера, быстро и как ни в чём не бывало выйти ему навстречу).
Очень многое зависело от напарника. Штат был большой, попеременно работало несколько десятков человек, ребята и девушки. Пары непосредственно перед сменой формировал разводящий офицер. Присутствовал элемент неожиданности, своего рода лотерея: повезет с напарником – считай, взял джекпот. Не повезет – беда.
Худшее, что могло произойти – оказаться в паре с «неправильной» девушкой. Когда в напарники доставался «неправильный» парень – слишком ли сознательный и рвущийся соблюдать букву инструкций (ходить до утра по общаге кругами), или же болтун и зануда – это можно было перетерпеть. Но среди напарниц были такие, кого по-настоящему боялись: за шестичасовую смену она могла вымотать душу. Зато подобающая девушка превращала работу в праздник.
В тот вечер Макс патрулировал общежитие с Ципи – они любили работать вместе. Возможно, само имя наложило на внешность девушки отпечаток: «Ципи» – уменьшительное от «Ципора» – значит «птица». Она и вправду напоминала довольно милого цыпленка: полтора метра ростом, круглые очки, волосы в хвостик.
Ближе к ночи по рации сообщили, что некие студентки нашли возле двери «подозрительный предмет». Тот оказался непрозрачным пластиковым мешком ростом почти с Ципи, наполненным чем-то угловатым.
– Это не наше, – встревоженно поведали девушки. – Понятия не имеем, откуда оно взялось.
Макс с сомнением оглядел мешок и рефлекторно пнул.
– Ой! – сказала Ципи.
Макс взвесил мешок в руке.
– Мусор, – безапелляционно заявил он. – Не ваше, значит, соседи подкинули: лень выносить было.
В этом Макс ошибался: мусор подкинули им самим. В ближайшем выпуске университетского ежемесячника «Валаамова ослица» появился фельетон, из которого явствовало, что журналистская попытка проверить эффективность охраны кампуса вскрыла вопиющую некомпетентность и безответственность. В частности, «двое клоунов» вместо того, чтобы вызвать специалистов, принялись пинать «вероятное взрывное устройство» ногами. Имена, к счастью, не назывались, и начальство спустило историю на тормозах: наказать виновных означало бы поднять вокруг инцидента дополнительный шум.
Иврита для общения Максу уже хватало: с Ципи они болтали на любые темы, дурачились, сплетничали, а ближе к утру разговор обычно закручивался вокруг еды – для возвышенных тем сил не оставалось. Расположившись на ступеньках внутри одного из корпусов, они вспоминали различные яства.
Договорились до того, что решили как-нибудь сходить в ресторан. Ципи родилась и выросла в Иерусалиме, так что у нее имелись любимые места. Это превратилось в традицию: время от времени они выбирались поужинать, всякий раз в другой ресторан – итальянский, французский, аргентинский… Отношения их носили сугубо платонический характер.
Еще в патруле работала Карина. Она приехала из Вильнюса и училась на подготовительном отделении. Карина не подвергала сомнению авторитет Макса и без споров следовала за ним, будь то комната друзей или иное подходящее, чтобы скоротать рабочее время, место. Если соседки-израильтянки не было дома, они могли пойти к Карине, и тогда она угощала его каким-нибудь из своих фирменных блюд.
Карина была веселой и в его вкусе: длинные черные волосы, чуть заметная полнота. Одной теплой ночью они лежали на траве, хоронясь от начальства в закутке между корпусами. Светили звезды, и, пресытившись разговорами, Макс с Кариной поддались поэзии момента… Эх, Вася, Вася!
Впоследствии ни он, ни она больше не делали шагов друг другу навстречу. У Карины (казалось Максу) имелись свои резоны. Для себя же он рассудил, что случайная связь – одно, а постоянная – много больше, чем одно. (Судьба же как раз вознамерилась убедительно продемонстрировать, что случайностей не бывает, а случайных связей – подавно.)
Максу не терпелось поскорее закончить учебу и выплыть на широкие воды жизни, где больше не придется учиться, работать ночами, жить в комнате с соседом, питаться чем попало, испытывать недосып и нехватку денег.
Он сдавал сессии, переходил с курса на курс, продолжал встречаться с Мариной. Но ее время не ждало: уговоры жениться стали перемежаться упреками в том, что она потратила с ним свои лучшие годы…