Ничего не сказал почерневший от горя Финн, а только со стоном схватился за грудь и ушёл в свои покои.

Целых семь лет Финн неутомимо прочёсывал горы, долины и леса Ирландии, пытаясь найти любимую Сабу. И никогда не брал с собой других собак, кроме Брана и Скеолана. Но всё было тщетно. Холодное отчаяние всё сильнее и сильнее сжимало его сердце, всё призрачней становилась надежда отыскать ту, что была для него дороже самой жизни. И он в конце концов смирился с потерей и вернулся к своим обычным занятиям.

Вскоре в жизни Финна произошло ещё одно удивительное событие.

Однажды фении охотились в Бен-Булбане и услышали, как привычный лай гончих сменился злобным рычанием и пронзительным визгом. Все кинулись на эти звуки и увидели необычную картину: под сводами раскидистого дуба стоял обнажённый мальчик с длинными золотистыми волосами, а возле него, заняв круговую оборону, метались Бран и Скеолан – они яростно отбивали атаки остальных собак. Поразило охотников и другое: несмотря на кровавую грызню собак у его ног, странный мальчик был совершенно спокоен и с интересом следил за происходящим. Услыхав команду, гончие присмирели, а Бран и Скеолан, радостно повизгивая, принялись вылизывать найдёныша, который на все вопросы только удивлённо мычал.

Прошло немного времени, мальчик подрос, научился человеческой речи и уже ничем не отличался от остальных детей, разве что острым умом и необыкновенной красотой. Его верными друзьями стали Бран и Скеолан, с которыми он готов был резвиться дни и ночи напролёт. Финн, у которого жил мальчик, привязался к нему всей душой и всякий раз испытывал радостно-тревожное волнение, когда находил в его облике черты, напоминавшие исчезнувшую Сабу. Освоившись и научившись говорить, найдёныш рассказал печальную историю своей совсем ещё короткой жизни.

Жил он с нежной и заботливой оленихой в лесистой долине, окружённой неприступными горными кручами. Летом питался ягодами, орехами и съедобными кореньями, а зимой еду находил в пещере. Иногда к ним приходил злой темнолицый человек в чёрной одежде и что-то говорил оленихе. И голос его был то вкрадчивым и умильным, то злобным и крикливым. Но олениха, что бы он ни говорил, всегда убегала от него, и он с проклятьями уходил прочь. В тот последний день, когда мальчик видел олениху, тёмный человек особенно долго разговаривал с нею, то ласково, то гневно. Но она по-прежнему относилась к нему со страхом и отвращением. Тогда он вытащил из-под плаща ореховую ветвь и ударил ею непокорную олениху. И она, обливаясь слезами и постоянно оглядываясь на мальчика, пошла за колдуном, и ещё долго были слышны её отчаянные и жалобные стоны. Мальчик закричал и заплакал и хотел побежать за оленихой, однако не смог даже пошевелиться и, упав на землю, лишился чувств. Очнулся он в совершенно незнакомом месте и несколько дней бродил в поисках родной долины, пока не наткнулся на собак. (И до сих пор никто не знает, чем закончилась трагическая история девы-оленихи и Чёрного друида.)

Выслушав горький рассказ мальчика, Финн молча обнял его и крепко прижал к груди. Лицо вождя фениев оставалось бесстрастным, однако в душе его бушевала буря противоречивых чувств: жалости и любви, радости и печали, отчаяния и надежды. И нарёк он своего сына Ойсином («оленёнком»).

Пройдут годы, и Ойсин стяжает бессмертную славу великого сына Ирландии – её доблестного воина и непревзойдённого барда.

А жизнь шла своим чередом: фении воевали, охотились, пировали…

Однажды во время застолья, устроенного королём сидов Энгусом Огом в честь Финна и его фениев, вышел спор. Энгус утверждал, что лучше веселиться на пиру, чем скакать по горам и лесам в поисках дичи. На что Финн ему ответил:

– Нет для доблестного мужа ничего отраднее, чем слышать лай гончих, ржание лошадей и звуки охотничьего рога!

– Я слышал, – ухмыльнулся Энгус, – фении считают доброй охотой, если их гончие за весь день загонят хотя бы одну свинью.

– Не найдётся такой свиньи у сидов, которую бы не загнали Бран и Скеолан!

– вспыхнул Финн.

– О Финн! У нас найдутся такие свиньи, и они сами загонят твоих гончих! – с вызовом ответил король сидов.

И, чтобы решить спор, договорились устроить охоту осенью, на третий день после праздника Самайн.

Прошло время, и в условленный день воины Финна выехали на необычную охоту. Недалеко от крепости сидов им повстречалось огромное стадо свирепых свиней, каждая из которых была не меньше оленя! А впереди бежал клыкастый кабан с красными глазами. Он был чёрным, как безлунная осенняя ночь, а щетина на его загривке была подобна зарослям терновника. Фении спустили своих собак: Финн – Брана и Скеолана, Ойсин – Аблаха, Каойлте – Адхнуалла, Диармайд – Эахтаха, Осгар, сын Ойсина, – Мак-ан-Труима, Конан – Рит Фада Длинный Прыжок… Бран бесстрашно накинулся на чёрного кабана и повалил его наземь. Свиньи кинулись врассыпную, гончие и охотники стали их преследовать. Завязался настоящий бой! Взлетали комья сырой земли, трещали кусты и деревья! Жухлая трава покраснела от пролитой крови. Окрестности огласились неистовым визгом свиней, ржанием лошадей, лаем осатаневших собак и криками людей. К вечеру в живых не осталось ни одной свиньи. Всего их было убито сто и ещё одиннадцать. Были потери и среди фениев – немало погибло воинов, слуг и собак.

Когда битва закончилась, Ойсин в боевом запале призвал фениев отомстить сидам за убитых охотников и собак. «Неразумный совет, – возразил Финн. – Вначале следует сжечь поверженных свиней, иначе они оживут и вновь нападут на нас». Однако все попытки исполнить задуманное терпели неудачу – не желали гореть заколдованные свиньи! Тогда Бран, которому не было равных в знаниях и сообразительности, куда-то убежал и вскоре притащил три необычных дерева. Они вспыхнули, словно свечи, и на их жарком пламени спалили все свиные туши, а пепел выбросили в море.

Ойсин вновь призвал отомстить сидам за убитых, и Финн повёл фениев в поход.

Энгус, увидав со стен крепости грозное войско, просил Финна не губить сидов. Но вождь фениев был неумолим:

– Ты должен ответить за кровь погибших наших воинов и собак, и твой народ понесёт заслуженную кару!

На это король сидов ему ответил:

– О Финн, ты печалишься о гибели своих людей и собак, а я потерял славного сына. Чёрный кабан был не просто кабан – это был мой сын. И с ним было ещё сто десять пригожих королевских сыновей. А тебе, кровожадный Бран, не иметь больше удачи на охоте, не загнать отныне ни единого оленя, ибо ты погубил моего сына – утешение и опору на старости лет.

Разгневался Финн на такие слова Энгус а.

– Коли так, Энгус, предам я огню все селения сидов, на востоке и на западе!

– Коли так, Финн, не видать тебе побед в сражениях – будут вырастать перед тобой деревья и громоздиться камни!..

Долго длилась ожесточённая перебранка. Наконец, мудрый Ойсин сказал:

– Негоже доблестным мужам уподобляться сварливым жёнам. Пусть гнев и обида покинут ваши сердца, и тогда вновь ваша дружба станет залогом мира и согласия между фениями и сидами. Лучше на хмельном пиру проливать вино, чем в бою – людскую кровь!

Всем запали в душу рассудительные слова Ойсина, даже самым отчаянным драчунам, и между фениями и сидами вновь воцарился мир.

В те далёкие времена мир земной, обычный соприкасался с миром иным, потусторонним. Был тот мир для людей таинственным, волшебным и часто враждебным.

Далеко от берегов Ирландии, на западе, а может, на севере, в зелёных водах безбрежного океана лежали чудесные острова. Там царила вечная весна, природа там была прекрасна и щедра, там не было печали, болезней и смерти, а островитяне жили в радости и довольстве, предаваясь сладким утехам и пирам. Те далёкие края называли по-разному: Эмайн, Аваллон, Страна Юности (см.: Кон Аннон). Однако в той же стороне можно было встретить острова, на которых обитали кровожадные фоморы – безобразные великаны, заклятые враги ирландцев. Или остатки некогда могущественного племени Фир Болг, в незапамятные времена населявшего Ирландию. А в холмах Эрин, как называли ирландцы свою родину, жили волшебные сиды, потомки племён богини Дану, тоже когда-то владевших этой страной.