– Если ты правда не возражаешь, я бы уехал, – Захар поднялся и, подойдя к окну, глянул на две одиноко стоящие у центрального входа машины. – Совсем девчонок моих не вижу.

– Конечно, езжай. И пиццу забери, – предложил я, зная, что дома у коллеги пять дочерей.

– А как же царский завтрак? – усмехнулся он.

– Да мне, как ты видишь, кашка из столовки будет полезнее, – отшутился я, похлопывая себя по животу.

– Ну спасибо, – Малаков не заставил себя уговаривать и, подхватив коробку, бодро вышел из ординаторской. – Спокойного дежурства! Увидимся в понедельник! – крикнул он с порога и зашагал прочь.

Я выглянул в окно и, наблюдая за отъезжающим автомобилем, представил, как обрадуются девчонки неожиданному возвращению отца, да ещё и с пиццей. Я же был ему благодарен за то, что он ни разу не упомянул сегодняшний инцидент перед клиникой и не поинтересовался причиной моего незапланированного ночного дежурства.

Именно в такие дни Нинуля говорит:

– What а beautiful day![4]

И мы, не разумеющие английского, по тону её голоса понимаем: всё будет хорошо. Вот и я сегодня, не имея ни малейшего представления о правильном произношении, попытался воспроизвести немудрёную фразу. Судя по улыбкам Антонова и Лето, единственным в клинике, кто свободно владел иностранными языками, вышло не очень. Но зато от души. Мне вообще всегда хотелось выучить какой-нибудь язык. Я бы предпочёл испанский, потому как мечтал съездить в Испанию. Но дальше «hola»[5] и «gracias»[6] не продвинулся, оправдывая свою лень отсутствием практики.

По понедельникам врачебные линейки должны сопровождаться как минимум часовым перерывом, чтобы собравшиеся в ординаторской после планёрки доктора имели время обсудить, переварить, вдоволь раскритиковать услышанное и запить переживания кофе. Кофеварка работает буквально на износ, но страсти от этого не утихают.

Последние пару месяцев администрация настойчиво напоминает, что бюджет, а следовательно, и наша заработная плата складываются из услуг, предоставляемых клиникой. И чем больше мы назначаем обследований и процедур, тем положительнее это сказывается на финансовом благополучии предприятия.

Многие так и делают: выдают стандартный список анализов, исследований, консультаций и прочего, что можно пройти в нашей клинике, без учёта того, всё ли в этом списке необходимо данному пациенту.

Я, с точки зрения начальства, не самый хороший врач. С одной стороны, больные меня любят и уважают, приёмы ко мне расписаны на две недели вперёд. Но вот в плане назначений… Я выписываю исключительно то, что нужно в конкретном случае, назначаю то, что показано. Я давно и окончательно поставил администрацию перед выбором: если им нужен доктор Тёткин, то придётся с этим мириться. Если мои принципы кого-то не устраивают – увольняйте. По-видимому, присутствие доктора Тёткина приносит клинике больше дохода, чем его отсутствие, поэтому дёргать меня за мою принципиальность перестали.

– Коллеги, но ведь существует категория пациентов, которые хотят обследоваться, и чем больше, тем лучше! Почему, скажите, я не могу назначить максимум исследований, если это именно то, что они от меня ждут, а деньги для них вообще не вопрос? – размахивая руками, что было для него совершенно не типично, кричал доктор Сирин. – У меня сейчас наблюдается интересная дама, у неё план: в день пройти по крайней мере одно исследование и посетить одного специалиста. Она не вылезает из нашей клиники уже неделю, и за эту неделю, заметьте, я обеспечил вам всем премиальные в конце месяца!

– Молодец, Андрюша, возьми с полки пирожок, – сказала Лето. – А я, к сожалению, в ваших дебатах остаюсь лишь сторонним наблюдателем: назначений не делаю, на УЗИ смотрю только тех, кого вы присылаете. Но если вот от души – я на стороне Тёткина. Врачи должны оставаться врачами, а не превращаться в торгашей. – Нина налила себе очередную чашку кофе и, сделав глоток, снова обратилась к Сирину: – А ты, Андрей, только без обид, торгуешь медициной. В половине случаев ты просто делаешь на пациентах деньги, и в основном на том, что им совершенно не нужно.

– Да ладно, Нинуля, – вступился Антонов, – паллиативную медицину никто не отменял! На одном твоём летнем позитиве далеко не уедешь, – добавил он, усмехаясь. – Я вполне понимаю Андрея, у меня самого полно стариков, для которых сходить к доктору и на пару-тройку обследований – необходимый для жизнедеятельности ритуал. Если я скажу, что в этом нет необходимости, они решат, что их дела совсем плохи и даже нет смысла заниматься здоровьем, или пойдут к другому доктору, который назначит им всё, что они хотят, и направит, куда душа требует.

– В государственной медицине нас ругают за каждый дополнительный анализ, потому что в бюджете нет денег, а здесь – за недостаточные назначения, – вступил в разговор Малаков, нечасто участвующий в наших обсуждениях. – Это всё издержки системы здравоохранения, и однозначного ответа на ваши вопросы нет. Необходимо менять систему, но на данном этапе развития нашего социума это практически невозможно.

– Как тут не вспомнить наше счастливое детство при социалистическом режиме с обязательными диспансеризациями, бесплатными санаториями и профилакториями, – начал любимую тему Серёга Сиротин, ярый защитник прежнего порядка, существовавшего при Союзе.

– Бесплатное обучение в медицинском институте, между прочим! – поддержал Антонов.

– И зарплата врачей, на которую можно купить хлеба и колбасы на весь месяц, если достанете колбасы по блату, – Сирин был противником советской системы и мог спорить с Сиротиным часами, если никто не вмешивался и не разводил их в разные стороны.

– Господа, вопрос, конечно, интересный, – поднялся из кресла Рудик, – но пора начинать приём, – и уже на выходе из ординаторской, как и положено заведующему отделением, добавил: – И помните: бюджет клиники зависит от ваших назначений!

Как только за Рудиком закрылась дверь, Юра Антонов хлопнул в ладоши, призывая всех к вниманию.

– За денежными разговорами мы упустили главное, – начал он. – Тёткин так и не отчитался о сцене, произошедшей в пятницу на глазах удивлённой публики между его женой и Барби.

Я не любитель оказываться в центре всеобщего внимания, тем более когда речь идёт о личной жизни. Но, зная своих товарищей, понимал, что разговора не избежать.

– Кстати сказать, Тёткин отдежурил по стационару оба выходных, – подлил масла в огонь Сирин.

Все вопросительно посмотрели на меня.

– Марик, тебя что, Кира выгнала? – спросила Нинуля.

– Тёткинсон, если тебе негде бросить кости, можешь бросить у меня, – предложил Юра.

– Спасибо, конечно, – я замялся. – У нас, в самом деле, временная размолвка с Кирой.

– А что у тебя с Барби? – нетерпеливо перебил Сиротин. – Начинай с главного!

Я так и знал, что все считали это самым главным.

– Главное в том, – начал я, – что у меня нет ничего с Барби. Нет и быть не может.

Коллеги разочарованно загудели.

– Вот я сейчас скажу вам правду, и вы, конечно, не поверите, потому что правда не интересна, в ней нет интриги. А вам ведь интрига нужна.

– Марик, не переживай, в жизни столько всякого случается. Мы всегда на твоей стороне! – успокаивающим тоном заверила меня Нина.

– Я согласен с нашим Летом красным! Мы всегда на твоей стороне, Тёткинсон! – подхватил Антонов, с удовольствием обыгрывавший наши с Ниной фамилии.

– Вот я и говорю, что вы уже заранее придумали интригу. Если я не поддержу её своим рассказом, вы разочаруетесь и не поверите.

– Так что произошло на самом деле? – как всегда конкретно, без обиняков и намёков спросил Малаков.

– Я захлопнул ключи и телефон в машине, опаздывал на работу, ловил попутку и поймал Барби. Она меня довезла. Конец истории.