Я на мгновение представил, что завтра мне не нужно идти в клинику… Чем бы я занялся? А чем я занимаюсь в выходные? Убираю квартиру, помогаю Кире с большими покупками, чиню то, что требует починки в доме, или отвожу машины в сервис, гуляю с Фроськой. Хотя. Выходные случаются редко, потому что суббота – мой обычный дежурный день. Я даже несколько смутился, осознав, что нет у меня ни хобби, ни друзей, помимо коллег по работе, ни детей. Мы никогда не хотели завести ребёнка. Точнее, Кира никогда не планировала. Для меня, если жена не поднимала этот вопрос, проблемы не существовало.

Я переключил мысли на Киру. А чем она занимается весь день? До замужества года два проработав в школе библиотекарем, уже больше двадцати лет Кира была домохозяйкой. Я не возражал против её выбора и сейчас впервые задумался: а чего она домохозяйничала, если генеральные уборки и походы в магазины проводились в мой единственный выходной? В будни по утрам я уходил до того, как она проснётся, самостоятельно сварганив себе бутерброд, а вечером, как правило, возвращался к приготовленному из полуфабрикатов ужину, исключая визиты тёщи, устраивавшей нам праздники живота.

Стало быть, всё время моей жены занимала маленькая сучка Фроська, превратившаяся в семейного диктатора. Именно по её вине Кира так уставала за день, что не успевала ни прибрать, ни приготовить еду к моему возвращению с работы. Я же, постоянно загруженный в клинике, преподающий на кафедре в институте, участвующий в конференциях, учёбах, повышениях квалификации, был слеп и даже не представлял, какая тяжёлая у Киры жизнь!

К моменту, когда двери моего автомобиля были наконец открыты, я своими неожиданными размышлениями довёл себя до осознания того, что возвращаться домой не хочу, даже если меня туда позовут. Но меня никто и не звал. Я оглянулся на зашторенные окна своей квартиры, вздохнул и, словно стряхнув с себя ненужный груз, сел в машину и поехал на дежурство.

Дежурство моё начиналось на следующее утро, но идти больше было некуда. Вся моя жизнь, враз дав усадку, как после стирки в горячей воде, поместилась в стенах клиники. На стоянке был припаркован автомобиль Малакова: видимо, этой ночью дежурил он. Поднявшись в ординаторскую, я застал Захара спящим на кушетке, хотя времени было совсем мало. Я взял список больных, оставленных для наблюдения на ночь, и отправился на обход. Постовая сестра, увидев меня, покосилась на расписание, приколотое над её столом.

– Добрый вечер, Марк Давыдович, а я думала, сегодня Малаков в ночь.

– Мы оба сегодня в ночь, – ответил я, – чтобы веселее.

Больных в списке оказалось всего трое, так что обход завершился за полчаса. Вернувшись в ординаторскую, я некоторое время слушал музыкальный храп Малакова, но вскоре почувствовал, что желудок просит что-нибудь в него кинуть. «Да, голод не тётка, доктор Тёткин», – поделился я сам с собой каламбуром и отправился на пост.

Медсестра продолжала перекладывать то ли бумажки, то ли коробки с лекарствами, то ли и то и другое одновременно.

– Лида, а как вы заказываете пиццу?

Девушка рассеяно указала на скоросшиватель, лежащий на журнальном столике.

– Там много телефонов, зависит от того, что вы хотите.

– А что я хочу? – переспросил я её, листая разноцветные буклеты ресторанов с круглосуточной доставкой.

После секундной паузы Лида предположила:

– Я думаю, вы хотите большую пиццу с курицей и двойным сыром.

– Точно! – согласился я.

Лида тут же по памяти продиктовала мне номер, и, набрав его, я сделал заказ.

– Это всё? – уточнила оператор.

– Минуточку, – попросил я и, прикрыв трубку ладонью, обратился к Лиде: – Как ты думаешь, а что Малаков хочет?

– Малаков – двойную «Барбекю» с беконом, – не задумываясь отрапортовала сестра.

– А ты?

Она улыбнулась:

– А я у вас обоих по кусочку отщипну.

Я кивнул и закончил диалог с оператором.

Оставив Лиде наличные, я вернулся в ординаторскую. На диване сидел Захар с закрытыми глазами.

– Ты чего сегодня здесь делаешь? – не поднимая век, обратился он ко мне.

– Решил составить тебе компанию, – ответил я. – Не возражаешь?

– Нет, я как раз пиццу заказал, – сообщил Малаков. – «Барбекю» для себя и «Маргариту» для Лиды. Хватит на троих.

– На шестерых. Я только что заказал «Барбекю» для тебя и куриную для себя, – усмехнулся я.

– О как! – оживился Захар. – Пируем сегодня!

Он соскочил с дивана и бодро направился к кофеварке.

– Я три ночи в госпитале отдежурил на этой неделе. Не возражаешь, если посплю?

– Сколько твой организм затребует, – заверил я коллегу, – всех пациентов я уже обошёл.

Кофейный запах разливался по ординаторской, вселяя уверенность в том, что жизнь, несмотря ни на что, прекрасна.

Обсудив глобальное потепление климата и недавно прошедшие в Штатах выборы очередного президента, мы наконец дождались звонка от Лиды.

– Доктора! Пицца доставлена, подтягивайтесь, а то мне всё не унести!

За какие-то полчаса нам удалось уговорить куриную, «Барбекю» и «Маргариту», причём Лида, как и собиралась, лишь скромно отщипнула по кусочку от каждой. Мы с Малаковым совершенно счастливыми глазами смотрели друг на друга и на оставшуюся коробку.

– На завтрак, – кивнул в сторону Захар.

– Угу, – промычал я, – представляю себе такой царский завтрак! Не знаю, почему я никогда раньше не заказывал пиццу? – удивился я сам себе.

– А чего ты ешь на дежурствах? – поинтересовался Малаков.

– Обычно кашу из столовой, – припомнил я.

– Ну, Тёткин! Пицца – это же обязательный атрибут ночного дежурства! – воскликнул коллега – хронический ночной дежурант. – Вот ты, столько лет дежурил – и всё неправильно!

– Лучше поздно, чем никогда, – отвечая больше своим мыслям, нежели Малакову, произнёс я.

– Кстати, это замечательно, что ты сегодня здесь. Я, знаешь ли, посмотрел твоего Еппа, – прихлёбывая кофе, продолжил разговор Захар. – И большое у меня подозрение, что биопсия покажет онкологию.

– Что, опухоль мочевого пузыря?

Захар кивнул.

– Тут знаешь, ещё какая заморочка? На консультацию он приходил с дочерью, так вот она осталась поговорить со мной после того, как я закончил осмотр.

– Без отца?

– Без, отправила его оплачивать приём.

– Какая-то специфика?

– По её словам, Епп реально страдает канцерофобией. Всю жизнь говорил, что, если у него обнаружат рак, он покончит с собой.

– Даже так! А у него опухоль больших размеров?

– Да практически не видно ничего! Я отщипнул от подозрительного участка, если и есть – самое начало.

– Что думаешь делать? Может, его психологу показать? – спросил я.

– Думаю, не повредит, но диагноз я ему сообщать не буду, – ответил Малаков.

– Как планируешь лечить? Догадается по лечению, – предположил я.

– Посмотрим, скорее всего, консервативно справимся, без операции, – Захар достал свою вечно пустую трубку и постучал ею по столу, словно убеждаясь в отсутствии табака. – Как Сиротин по биопсии отчитается, так мы с тобой распишем терапию.

– Знаешь, – продолжил я тему, – сколько за все годы прошло у меня онкологических, а я так для себя и не решил, нужно ли им знать диагноз. Большинству – нет, не нужно, но это тоже палка о двух концах. Ведь, чтобы бороться, человек должен понимать опасность и осознавать, насколько она серьёзна. Иначе запустить проще простого.

– Вот если у меня будет рак, – сказал Захар, – мне обязательно нужно знать. Я предпочитаю держать всё под контролем. Бояться надо именно неизвестности. А тут уже действовать надо, а не бояться. Но это лично моё мнение. Сам понимаешь, всегда всё решается индивидуально, как с твоим Еппом.

– А чего бы тебе не пойти домой? – вдруг спросил я. – Отоспишься по-человечески. Работы здесь и на одного мало.

– А ты останешься? – посмотрел на меня Малаков с некоторым сомнением.

– Завтра всё равно сюда возвращаться. Да и идти куда-то уже поздновато.